Женщин обижать опасно - Диля Еникеева

- То, что надо, паршивец, - безмятежно улыбнулась Алла. - Так что я недаром говорила, что в этой жизни ты уже ничего не успеешь. Жить тебе осталось... - Она снова посмотрела на свои часики и оповестила его: - Всего десять-пятнадцать минут. Все это время я тут постою и с удовольствием посмотрю, как ты откинешься. Должна тебя предупредить - умрешь ты не сразу, а в страшных мучениях, чем доставишь мне неописуемое наслаждение. И знаешь, почему-то мне кажется, что никто не заплачет, когда ты подохнешь, гаденыш. Как раз наоборот, - все, кто имел несчастье тебя знать, очень обрадуются, что ты сдох. Должна признаться, и я в том числе.

- Зачем ты это сделала? - Его голос уже был еле слышен.

- Чтобы восстановить справедливость. Зло должно быть наказано - это мой принцип по жизни. Вот я и наказала тебя за все зло, которое ты причинил людям.

Она мило улыбнулась, с любопытством разглядывая его, как ребенок разглядывает нечто интересное, с чем встретился впервые. Насладившись его перекосившейся от страха физиономией, Алла весело сказала:

- Но в моих силах все переиграть. Видишь, на моем подносе лежат ещё два шприца? В одном из них противоядие. Если договоримся, я тебе его вколю. А если нет, - я позвоню с поста и вызову дежурного врача. Он придет как раз к тому моменту, когда твой пульс считать уже не понадобится. Никакого яда в твоем организме не найдут - этот препарат следов не оставляет. И поставят тебе патологоанатомический диагноз: Острая сердечно-сосудистая недостаточность. Учитывая, что ты ежедневно потребляешь по полкило коньяку, диагноз вполне правомочный. Ну, как, Яша? Решайся. - Алла снова взглянула на часы. - В твоем распоряжении всего семь минут. А дальше уже и противоядие не поможет.

- Коли, - прохрипел он.

- Значит, договорились? - уточнила она.

Яков уже не мог говорить и лишь кивнул.

Алла подошла к нему и даже не стала утруждаться тем, чтобы протереть ему бедро спиртом. Вколола со всей силой и бросила пустой шприц на поднос. Потом взяла его правую руку и стала с сосредоточенным видом считать его пульс, глядя на свои часики. Удовлетворенно кивнув, отпустила его руку, и она тяжело упала на кровать. Пощупав вялые мышцы его бицепса, Алла снова подняла здоровую руку пациента и снова отпустила, и проделала это несколько раз. Указательным и средним пальцем правой руки слегка оттянула вниз его нижние веки, внимательно глядя в его зрачки, потом медленно провела ладонью перед его лицом, вначале из стороны в сторону, потом то приближая, то удаляя ладонь и следя за реакцией зрачков. Опять удовлетворенно кивнула, засунула руки в карманы халата и стояла рядом с кроватью, чуть прищурившись, и внимательно разглядывала Якова, фиксируя мельчайшие изменения.

- Ну, как, Яша, посветлело в голове? - спросила она через некоторое время. - Но имей в виду, подонок, на моем подносе лежит ещё один наполненный шприц. - Приподняв салфетку, мстительница показала ему шприц. Если ты посмеешь нарушить условия нашего договора, то получишь ещё одну порцию яда, и тогда уже никакое противоядие тебе не поможет. Ну, как, будешь вести себя как пай-мальчик?

В голове у него ещё был туман, и её слова доходили до него как сквозь вату. Общий смысл он понимал, но в висках будто отбойные молотки стучали, сердце колотилось, а по затылку, по шее и спине стекали струйки пота. Во рту все ещё было сухо, язык шершавый, как терка.

- Итак, ты сейчас подпишешь документы, и после этого живи. Договорились?

Яша молча кивнул - язык все ещё не слушался.

- Вот и молодец, - похвалила его Алла. - Хоть и не сразу, но въехал. Но лучше поздно поумнеть, чем быть хладным трупом, не так ли?

"Может быть, намеченный план не удался? Или возникли непредвиденные осложнения?..", - подумала Серафима, закуривая новую сигарету и опять отдавшись своим воспоминаниям.

... Новые подруги из Клуба одиноких сердец помогли Серафиме устроиться в нотариальную контору, и у неё появился твердый и весьма неплохой заработок. Потом она устроилась в юридическую консультацию, чтобы обзавестись клиентурой.

Занявшись привычной работой, Сима сразу преобразилась. Даже подъем артериального давления её уже не смущал - она постоянно носила с собой портативный тонометр и лекарства и принимала гипотензивные средства, если давление повышалось. Ко всему привыкаешь, даже к болезни. Дочь не могла нарадоваться, что мать опять стала бодрой и энергичной.

- Ну, теперь моя душа за тебя спокойна. Ты при деле, ожила и похорошела, и я могу выйти замуж, - сказала она. В то время за ней как раз начал ухаживать Владимир Дьяконов, и она решила, что с помощью его денег наконец-то сможет отплатить отцу.

- Неужели ты из-за меня не выходила замуж? - ахнула Серафима.

- Да куда ж я от тебя денусь? - рассмеялась Регина. - Какие мои годы! Замужество от меня никуда не денется.

Сима только покачала головой. Ну надо же!

Она попросила в долг у членов Клуба, и ей без звука собрали двенадцать тысяч долларов. Дочь об этом не знала - Серафима решила сделать ей свадебный подарок. Купила однокомнатную квартиру в Братеево и выкроила немного денег на свадьбу. Сватья обставили квартиру и тоже внесли свою лепту в расходы. Отец новобрачной на свадьбе отсутствовал - Регина его не пригласила, да и вряд ли он пришел бы.

Сима стала тещей и уже предвкушала, что скоро станет бабушкой - вскоре дочь сказала, что беременна. Но бабушкой ей стать не довелось - на сроке 18 недель у Регины случился выкидыш. Видно, волнения в связи с болезнью матери не прошли для неё бесследно. Потом у неё было ещё две беременности и опять выкидыши.

Регина тяжело переживала каждый случай. Навещая её в больнице, Серафима видела, что глаза у неё заплаканы, она подавлена, взгляд потухший. При матери старается сдерживаться, а наедине с собой, конечно же, горюет о своих не родившихся детях.

"Дочка во многом повторяет мою судьбу, - с грустью думала Серафима, сидя в больничной палате возле кровати Регины и поглаживая её руку. - Я очень хотела детей, но не могла себе позволить, и моя любимая доченька тоже очень хочет стать мамой, да не получается..."

С мужем у неё тоже не все ладно. На все расспросы Регина отвечала, что они живут нормально, но ведь материнское сердце не обманешь... Ее когда-то веселая, жизнерадостная и активная дочка теперь была постоянно чем-то подавлена, стала молчаливой, веки частенько припухшие - опять плакала.

Ее муж Владимир и в самом деле оказался никчемным. Красивый молодой человек, высокий голубоглазый блондин, - вот и все его достоинства. Как и Регина, он закончил юридический факультет, пристроился было в адвокатуру, но не преуспел. Завалил несколько перспективных дел, за которые взял солидный аванс и уже успел его потратить, а потом перезанимал, чтобы вернуть. Очень любил блеснуть красноречием, но не желал вникать в суть дела, и потому получил прозвище "краснобай". К тому же, оказался морально нечистоплотен. В итоге на его адвокатской карьере поставили крест. Все клиенты предпочитали обращаться к солидным, уже зарекомендовавшим себя адвокатом с хорошей репутацией и богатым опытом, а не к смазливому Володе Дьяконову, который ничего не умел и не желал учиться мастерству. Последние полтора года он не вел никаких дел и практически ничего не зарабатывал. Тем не менее, именовал себя адвокатом, заказал шикарные визитные карточки и с важным видом раздавал их всем. Правда, клиентуры от этого не прибавлялось.

Серафима предлагала ему перейти в нотариальную контору, где трудилась сама, или в юридическую консультацию, но избалованный зять любил поспать до двенадцати дня и не желал "отсиживать" положенные часы на работе.

Во время последней встречи с дочерью Сима сказала, что в их нотариальной конторе скоро снова освободится место - шестидесятитрехлетняя Изольда Валентиновна оповестила коллег, что через два с половиной месяца станет бабушкой, и тогда уйдет с работы. Но Регина ответила:

- Я не могу ждать два с половиной месяца, мама. Надоела нищета. В фирме отца я буду для начала получать шестьсот долларов, а со временем, глядишь, стану его правой рукой, и тогда мой оклад существенно повысится.

Видимо, Регине и в самом деле надоело ждать милостей от кого-то. На мужа надежды нет, и она решила зарабатывать сама. В ней давно уже нет прежней непримиримости - стало быть, дочь изменила отношение к отцу и простила его. Не зря говорят, что время все лечит.

"Хоть и больно это сознавать, но в Регине есть не только мои черты, но и отцовские. Сейчас она невольно проявила эгоизм и моральную жестокость по отношению ко мне. Что ж, яблочко от яблони... И все равно это моя дочь, какой бы она ни была".

Недаром есть притча: сын ударил мать, а та его спрашивает: "Ты не ушиб руку, сыночек?"...

Теперь они с дочерью поменялись местами. Когда-то Регина презирала и ненавидела отца, а она, Серафима, оправдывала мужа и не желала принимать информацию, характеризующую его с негативной стороны. За два года общения с подругами из Клуба одиноких женщин она стала презирать весь мужской род, в том числе, и мужа. Мало того, возненавидела его, наконец осознав, что Гоша всегда был законченным эгоистом.