Дефиле озорных толстушек - Елена Логунова

Вздохнув, я пошла в кафе, неприязненно покосилась на салат-бар, заказала себе свежевыжатый апельсиновый сок и проследила за тем, как его делают. Убедилась, что ничего, кроме жидкой составляющей оранжевых плодов, в мой бокал не попало, и прошла за столик подальше от шумных игровых автоматов.

Медленно потягивая через трубочку вкусный сок, я укладывала фрагменты мозаики, полученные от Зямы, в общую картину. Тонизирующий напиток в стакане закончился гораздо раньше, чем белые пятна в моей истории, но кое-какие выводы я сделала. Теперь их неплохо было бы подтвердить. С чего бы начать?

– Итак, выбирайте! – словно в ответ на мой мысленный вопрос, бодрым голосом произнес из подвешенного под потолком телевизора популярный телеведущий, милый юноша в очках умника и с брюзгливо оттопыренной нижней губой дромадера: – У вас триста рублей и второй вопрос: «Когда в США празднуют День независимости?» Варианты ответа:

А) Первого апреля.

Б) Восьмого марта.

В) Четвертого июля.

Г) Седьмого ноября.

– Четвертого июля! – в один голос ответили я и гость программы.

Участник игры принялся с занудством, достойным Максима Смеловского, аргументировать свой ответ, а я повторила:

– День независимости США – четвертое июля, точно, я такое кино смотрела! Значит, адрес семейства Коврижкиных – улица Независимости, дом четыре, квартира семь!

Телевизионный ведущий благосклонно выслушал и меня, и своего гостя, ласково, как парочку даунов, похвалил нас, и я встала из-за столика. Время на размышление кончилось, пора было продолжить свою собственную опасную игру.

Что я перепутала адрес Коврижкиных, стало ясно, как только я отыскала на улице Независимости дом под номером четыре. Это была небольшая частная гостиница с русской баней, финской сауной и лицами неопределенной национальности на деревянном крылечке с резными балясинами. Очевидно, крылечко представляло собой разновидность балкона и примыкало непосредственно к какому-то банному помещению, потому что мужики топтались на досках босиком, а бедра их были обернуты саронгами из полотенец. При моем появлении красавцы втянули пивные животы, развернули плечи и игриво затрясли полотенцами, но я оставила эту демонстрацию мужской силы без внимания. Я была озабочена тем, чтобы дозвониться до Трошкиной, которая как раз висела на телефоне.

Я топала по улице, прижав к уху трубку мобильника и приговаривая:

– Ну, давай же, Алка! Отзовись!

Наконец, Трошкина отозвалась, но весьма неожиданно:

– Тетя Варя? – недоверчиво спросила она.

– Нет, это я, Инна, просто с ее мобильника звоню! – скороговоркой объяснила я. – Трошкина, ты…

– Инка, я его сцапала! – ликующе вскричала Алка.

– Кого ты сцапала? – переспросила я, недовольная тем, что подружка перебила меня на полуслове.

– Свина! Или Хряка? В общем, твоего поросенка с пятачком!

Единственным поросенком с пятачком, который припомнился мне в этот момент, была Зямина детская фарфоровая свинка-копилка. Но тот поросенок был не моим, пятаков в нем было больше, чем один, да и сцапать его Алка могла только при наличии машины времени. Лет двадцать назад мы с братцем сами безжалостно расколотили набитого мелочью фарфорового хрюнделя молотком, чтобы купить маме на день рождения экзотическую рогатую жабу. Я все думаю, не тогда ли мамулино подсознание начало безостановочно генерировать ужасы?

– Он упал на меня со столба и расшибся! – фонтанировала эмоциями Трошкина.

– Вдребезги? – уточнила я, вспомнив, на какие мелкие кусочки разлетелся Зямин накопительный свин.

– А связала его своим ремнем! – похвасталась Алка.

Похоже, она меня не слушала, торопилась рассказывать:

– А потом я вызвала Коржикова и передала его в руки правосудия!

– Отлично, – сказала я, решив, что старший лейтенант Коржиков точно разберется в загадочной истории с разбитым и связанным поросенком лучше, чем я по телефону. – Пожалуйста, забудь про свинство! Быстро напомни мне адрес Коврижкиных!

– Улица Независимости, дом семнадцать, квартира семьдесят шесть! А зачем тебе? – Трошкина медленно приходила в чувство. – Эй, Инка, ты разве не у Дениса под арестом сидишь?

– Нет, я уже свое отсидела! – хихикнула я. – Теперь в бегах!

– Я могу побегать с тобой, за компанию! – вызвалась подружка.

– Пока не надо, я тебе еще позвоню, – ответила я и выключила телефон, чтобы записать адрес Коврижкиных, пока он вновь не улетучился из моей девичьей памяти.

В сумке родительницы-писательницы нашлись и блокнот, и ручка, так что я зафиксировала на бумаге трудный адрес и на том успокоилась. Не торопясь и не волнуясь, перешла через дорогу, проследовала по тенистой улице имени чьей-то от кого-то Независимости до десятиэтажного дома под номером семнадцать, обогнула его и оказалась в уютном дворике.

Для пущей уверенности я сравнила единственный подъезд башни с фотографией, которую Алка переправила мне воздушной почтой. На снимке металлическая дверь подъезда, послужившая фоном для благородного профиля Коврижкина, была украшена надписью – призывом закрывать двери, не хлопая ими. В данный момент дверь была распахнута, поэтому я поднялась по ступенькам и заглянула за нее. Надпись была на месте, только число восклицательных знаков увеличилось с одного до трех. Вероятно, в промежуток между фотосъемкой и моим появлением несознательные жильцы дома не раз испытывали терпение любителя тишины и рукописных лозунгов, хлопая дверью многократно и громко. Я не стала уподобляться этим безответственным гражданам и прикрыла ее совершенно бесшумно, после чего ретировалась на лавочку вблизи детской площадки.

В шестом часу вечера жара начала спадать, а малышня ясельного возраста проснулась и была выведена родителями на вечернюю прогулку. В песочнице самозабвенно копошились голопятые карапузы с лопатками; вокруг горки, радостно визжа и вопя, сновали детишки постарше. Я внимательно оглядела пацанов подходящего формата, надеясь узнать сынишку Прусской Венеры Коврижкиной, но безрезультатно. Честно говоря, после короткой встречи в аэропорту я совершенно не запомнила пацаненка! В памяти остались только полосатый костюм и говорящий мишка. Вот медвежонка я, пожалуй, узнала бы! Особенно если бы он снова сказал: «Миша любит Сашу!»

Стоп, а почему – Сашу? Ведь сынишку Коврижкиных зовут Петей!

– Так-так! – пробормотала я. – Либо все такие говорящие мишки изначально запрограммированы производителем исключительно на любовь к Сашам, либо у Пети была чужая игрушка.

Чужая игрушка хорошо увязывалась с чужим костюмчиком. Я бы решила, что Петя Коврижкин летел в Австрию в костюме с плеча Саши Рыжикова и с его медвежонком, да время не совпадало: Петю в аэропорту я встретила раньше, чем Сашу возле магазина «Мир замков»!

– Что-то тут не так, – сказала я себе.

– Конечно, не так! – неожиданно отозвалась на мои слова молодая женщина, сидящая на другом краю лавочки. – Какие-то мерзавцы вывернули из карусельки подшипник, и теперь она крутится только на ручной тяге! Сонечка, детка, хватит толкать карусельку, ты уже вспотела!

– Хо! Хо! – топнув толстой ножкой, сердито ответила заботливой мамочке кудрявая девочка, толкавшая неисправную карусельку с паровозным сопением.

– Нет, не хочешь! – возразила ей мамаша.

Детка уже скривила ротик, приготовившись возрыдать, но тут чей-то добрый папа по собственной инициативе впрягся в карусельку на манер шахтового ослика, и Сонечка поспешила занять место пассажира.

– Так-то лучше! – с удовольствием констатировала женщина.

– Прелестная у вас девочка! – восторженно сказала я. – Настоящая красавица и такая разумная! Сколько ей, два уже есть?

– Только год и десять, – зарделась польщенная мать.

– А у меня в этом доме знакомые живут, Коврижкины их фамилия, так у них мальчишке два с небольшим, – соврала я. – Его Петей зовут, может, знаете?

– Петрушу-то? Конечно, знаем! – обрадовалась молодая мать. – Мы частенько вместе гуляем: я с Сонечкой, Петя с бабушкой. Да вот только утром в парке у фонтана встретились.

– Сегодня утром? – я притворно удивилась. – А разве Лена с Петей уже вернулись из поездки? Вроде, только во вторник улетали?

– Куда это они улетали? – в отличие от меня, мама Сонечки удивилась вполне искренне. – Насчет Лены я ничего не знаю, редко ее вижу, а вот Петя с бабушкой до вчерашнего дня на даче были.

– Как на даче? А мне Лена хвасталась, будто они за границу отдыхать едут! – заявила я.

– Верьте больше! – хмыкнула моя собеседница. – Хвастовство одно! Мне Людмила Петровна, Петина бабушка, сама нынче утром сказала: в Знаменке они были, там дача у них.

– Вот люди! – посетовала я. – И зачем только врут, цену себе набивают? Да ребенку в нашей деревне куда лучше, чем на заграничном курорте! Правда?