Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи - Коллектив авторов

Чудо входило в жизнь Мэри постепенно и исподволь. И это очень хорошо. Обрушься разом на ее голову все подарки, что приготовила ей судьба после долгих лет мытарств, Мэри, пожалуй, испугалась бы и убежала. А так она сама не заметила, как снова оказалась в сладком плену чувств. Но на этот раз любовь связала ее с гораздо более достойным человеком.

Все еще печалясь после разрыва с Имлеем, Мэри тем не менее понимала, что с маленьким ребенком на руках нельзя предаваться меланхолии. Она быстро подготовила к изданию свои письма из Скандинавии, и книга вышла в январе 1796 года. Тираж хорошо продавался, принося автору доход, достаточный для того, чтобы продержаться первое время. Книгу перевели на немецкий, датский, шведский и португальский языки, опубликовали в Америке, и в гостиных и салонах двух континентов вновь заговорили о медноволосой стороннице эмансипации женщин.

Она окончательно рассталась с Имлеем в марте 1796 года, а в апреле на одном из приемов возобновила знакомство с Уильямом Годвином. К тому времени он уже был автором трактата «Рассуждение о политической справедливости», где развивал утопический проект построения общества независимых работников, продукты труда которых распределяются между всеми по потребностям. Он писал роман «Калеб Вильямс» – о юноше-слуге, который был несправедливо осужден по воле своего лендлорда, но совершил побег из тюрьмы и добился оправдания.

То, что происходило дальше, лучше всего описывает сам Уильям. «Склонность, которую мы возымели друг к другу, была ровно такого свойства, какое я полагал всегда за самый чистый и возвышенный вид любовного чувства, – вспоминает он в своих мемуарах. – Оно росло и крепло с равной силой в сердцах обоих и вовсе не нуждалось в преимуществе, которым наградил один из двух полов давно устоявшийся обычай. Когда естественное развитие событий подвело нас к объяснению, ни ей, ни мне не нужно было слов. Не было мук, которые всегда сопутствуют таким историям. То была дружба, плавно перетекшая в любовь».

Объяснение произошло поздним летом 1796 года, а в марте следующего, 1797 года Мэри и Уильям обвенчались в соборе Сент-Панкрас. Они поселились по соседству, в двух небольших домах, входивших в «Полигон» – новый квартал, выстроенный в форме кольца на Кларендон-сквер на севере Лондона. Портрет Мэри, написанный Джоном Опи в этот период, показывает нам женщину с медно-русыми кудрями, в белом платье, с высокой талией по моде ампира и в черном берете. На этот раз она не смотрит на зрителя, а погружена в свои мысли и тихо улыбается им. И хотя брови так же насмешливо подняты, взгляд стал мягче. Ее сильные округлые руки лежат на коленях. От картины веет если не безмятежностью, то покоем. На первом портрете она казалась старше своих лет, а на втором – определенно моложе и свежее. Беременность еще не заметна, но, возможно, именно ей Мэри обязана тем внутренним светом, который льется на зрителя с картины.

Вечера и ночи Мэри принадлежат Годвину, днем она занимается воспитанием дочери и работает над новой книгой: романом «Мария, или Заблуждения женщины». Эпиграфом к нему могли бы послужить слова, некогда написанные ею в «Защите прав женщин»: «Женщинам редко выпадает серьезное занятие… круг незначительных забот и исполнение тщеславных капризов распыляют ум и здоровье, женщины становятся лишь естественными объектами чувств… Если когда-нибудь для женщин станет реальной более благородная цель, тогда они, возможно, окажутся ближе к природе и разуму и, вызывая к себе все больше и больше уважения, станут более добродетельными и полезными для общества».

Роман рассказывает историю несчастливого брака юной и восторженной Марии, родители которой предпочитали ей ее брата Роберта и совсем не заботились о ее воспитании. Начитавшаяся романов Мария влюбилась в сына соседей Джорджа Венаблеса, не зная, что он увлечен не ею, а ее приданым. После женитьбы Мария вскоре поняла, какую ошибку совершила. Джордж оказался игроком и циником, ни во что не ставящим чувства женщины. Когда жена надоела ему, он просто продал ее своему приятелю. Беременная Мария сбежала от мужа и долго скиталась по стране. Джордж преследовал ее, поймал и после рождения ребенка отправил жену в сумасшедший дом. (Мэри посещала Бедлам в феврале 1797 года, чтобы набраться впечатлений.) Нервная и импульсивная, но отнюдь не сумасшедшая Мария вынуждена повзрослеть и использовать свой разум, чтобы спастись из «дома скорби». Она подружилась со своей служанкой Джемаймой и через нее познакомилась со своим соседом Генри Дарнфордом, тоже заключенным сюда из-за интриг родственников. Мария и Генри полюбили друг друга и собираются сбежать вместе…

Мэри еще не знает, что будет дальше. Конечно, ей хочется, чтобы у истории был счастливый конец, но здравый смысл подсказывает другое – Джордж воспользуется помощью закона, чтобы вернуть жену под свой кров, Генри, не обладающий сильным характером, бросит Марию, и той не останется иного пути к свободе, кроме самоубийства. Или, может быть, верная Джемайма спасет ее, поможет отыскать отнятую у нее дочь, и три женщины будут жить вместе, поддерживая друг друга? Нужно все хорошо обдумать и взвесить.

Но сегодня утром Мэри не напишет в романе ни строчки: она уже поняла, что ее ждет совсем другая работа. Пришло время появиться на свет еще одному существу, которое увидит вместе с нею и Годвином новый век, будет жить в нем, бороться за свое счастье и за счастье человечества. Мэри пододвигает к себе бумагу, берет перо и пишет записку возлюбленному: «Не сомневаюсь, что сегодня мы увидим зверюшку. Пришлите мне, пожалуйста, газету». Сейчас она позвонит в колокольчик и позовет служанку. Но прежде еще на мгновение замрет, пережидая новую схватку и без страха вглядываясь в будущее.

Одинокие души

Над суровыми Грампианскими горами и вересковыми равнинами, над обрывистыми морскими берегами, где гнездились тысячи птиц, над стремительными и смертельно опасными горными реками и прозрачными таинственными озерами, куда при свете луны заглядывали разгоряченные ночными плясками феи, над дубовыми лесами, где прятались олени и дикие коты, над узкими зелеными долинами, где скрывались маленькие бедные деревушки, гулял северный ветер. Этой ночью он безраздельно властвовал в Шотландии, гудел в кронах сосен, завывал в водостоках, бил огромными валами в стены маяков. Ветер гнал с севера, с Гебридских островов, темные тяжелые тучи, полные дождя, бросал пригоршни капель в ставни дома на берегу реки Тэй, в четырех милях от Данди, где жила семья Джорджа Бакстера. Юная Мэри Годвин, прожившая здесь лето, поскольку ей прописали морские купания для поправки здоровья, не спала. Сейчас купаться было уже нельзя, но днем она превесело проводила время, играя с подругами в крикет, скатываясь кубарем с зеленых склонов холмов, забираясь на утесы, как горная козочка, и, утомленная играми, мечтала, сидя в ветвях склонившейся над потоком старой ивы и воображая себя русалкой. Но по ночам, особенно при северном ветре, своими завываниями наводившем тоску, она вновь становилась пятнадцатилетней девочкой, одинокой и тоскующей по отцу, которого обожала. Она верила, что где-то там, в Лондоне, он, может быть, думает о ней, и, лежа в постели и прислушиваясь к шуму дождя за окном, мысленно посылала ему привет через все расстояние, которое их разделяло.