Блудница - Екатерина Маркова

Склонившаяся над ней сестра Моника тихо проговорила:

— Ничего страшного. Это обморок. Ксения, дайте, пожалуйста, мою сумку. Не беспокойтесь, она сейчас придет в себя.

Когда Кристиан и Алена въехали в рыбацкий поселок, наступили густые сумерки. Алена так крепко заснула, что даже остановка полицейским за превышение скорости прошла для нее незамеченной.

Кристиан был рад, что его подруга спит и он может привести в порядок весь наворот мыслей, ощущений, новостей, эмоций, которые за последние четыре часа свалились на его голову. Он, привыкший за свою жизнь к причудам и неожиданным выходкам тетушки Эдит, горько сетовал на то, что не удостоился их с Жаком доверия и никак не был посвящен в немыслимую аферу с «особым завещанием».

Он, который только на страницах газет и журналов, с экрана телевидения, по рассказам знакомых имел представление, что в жизни существуют криминальные ситуации, кровавые разборки за оставленное наследство, мафиозные структуры и группировки, вдруг оказался сам ввергнутым в подобный круговорот. Кристиан не мог осознать до конца, что он, Ксюша, Мария оказались персонажами зловещей неправдоподобной истории, которая развивалась неуклонно и стремительно, манипулируя ими, словно безвольными марионетками… И через все, чем он сейчас жил, на звенящей ультразвуковой частоте прорезывалось острое, болезненное желание очутиться как можно скорее в парижской квартире, войти в наполненную волнующей тишиной комнату Вероники, достать свой портрет и убедиться в невероятности того, что, возможно, разрушит и уничтожит то, что именовалось ранее Кристианом МакКинли…

— Это дом Жака? — тотчас встрепенулась Алена, как только Кристиан притормозил на узкой дорожке, усыпанной гравием.

— Да. И похоже, хозяев нет. У них не любят сумерничать в темноте. Как видишь, в остальных домах уже везде горит свет.

Небольшой двухэтажный дом, крытый зеленой черепицей, отличался от близлежащих домов огороженным низким заборчиком палисадника с кустарниками, клумбами и дорожками, посыпанными песком.

Кристиан взбежал на крыльцо и зажег свет. Лампочка под жестяным самодельным абажуром осветила чистые, без малейшего намека на следы деревянные ступеньки. Только несколько шагов Кристиана оставили комочки вязкой весенней земли, перемешанной с песком. Какие-то секунды они молча смотрели на эти следы, потом Кристиан открыл входную дверь, зажег свет в прихожей, и они в таком же напряженном безмолвии обошли весь дом. Выйдя на крыльцо, Кристиан огляделся и увидел человека, подъехавшего на велосипеде к дому напротив. Он окликнул его и уже через несколько минут передал Алене все, что узнал.

— Он сказал, что если бы старина Жак хоть на несколько минут появился в доме, то непременно дал бы ему знать. Не было его. А Пьер ушел в море и вернется через три дня.

Алена, собранная и деловитая, разбирала бумаги в комнате Жака.

— А ты не спросил его насчет людей, которые в последнее время посещали этот дом? Возможно, уже после отъезда Жака в санаторий.

— Нет…

— Иди спроси.

Кристиан повернулся, чтобы выйти, и вдруг его взгляд наткнулся на портрет тетушки Эдит в красивой рамке, висящий над постелью садовника. Он был написан Вероникой. Точь-в-точь такой же она сделала для Кристиана по фотографии тетушки. Кристиан попытался вспомнить, не передавала ли Вероника ему или Ксюше что-либо для Жака. Виделись они всего лишь два или три раза, когда жили летом в тетушкином доме и Кристиан привозил туда садовника. Возможно, тогда она и подарила ему этот портрет… При мысли о Веронике сердце затрепыхалось, как загнанный кролик, и Кристиан, прижав руку к груди, чтобы утихомирить его, направился выполнять поручение Алены. Но в дверях столкнулся со своим новым знакомым. Это был симпатичный пожилой мужчина с волевым, обветренным лицом и добродушной хитроватой улыбкой.

— Симон Гассье, — представился он Алене. — Мы с Жаком очень подружились… после того как он здесь поселился. Он такие розы развел возле моего дома, что жена даже молится за его здоровье. До него ничего на этой земле вырастить не могли, а он, видать, с ней в тайном сговоре — вот она и плодоносит. — Симон громко рассмеялся и снова сделался серьезным. — Я забыл вам сказать, мсье, что Жак звонил мне из санатория неделю назад. Жена даже уточнила — шесть дней прошло, как звонил, говорит. Никуда он отъезжать не собирался.

Алена отложила в сторону несколько конвертов и спросила:

— Мсье Жак не говорил вам или вашей жене о том, что его посещали либо здесь, дома, либо в санатории люди, которые были для него… ну как бы не совсем привычными посетителями? Я понимаю, что у них с братом, наверное, немало знакомых, возможно, дальних родственников, но все же припомните, может быть, в последние месяцы к братьям наведывался кто-нибудь, чье посещение было необычным… и вам, при случае, в разговоре стало это известно.

Симон Гассье глубоко задумался. Потом нерешительно проговорил:

— Может, спросить у жены? Они с Жаком тоже большие друзья. Она очень цветы любит, так на этой почве они и сошлись. Иногда часами беседуют. Хотя… Незадолго до санатория, стало быть, где-то месяц назад, подъезжала машина. Роскошный белый лимузин. Меня жена тогда от телевизора оторвала, она эту машину в окно узрела. Вышли две женщины. Одна очень красивая, одета роскошно — она и была за рулем. А другая… почему мы с женой ее и запомнили, хроменькая вроде и с горбом. Но я еще обратил внимание, что эти дефекты не делали ее уродливой. И походка легкая, хотя чуть припадающая на одну ногу. Одета она тоже была прекрасно. Пробыли они у Жака недолго. Я смотрел хоккей и сразу после первого периода вышел на крыльцо покурить, а они в машину уже садились, и их Жак провожал. Помахал им вслед и пошел к дому. Я еще тогда крикнул ему, поинтересовался, смотрит ли он хоккей. Он сказал, что первый период пропустил — гости наведывались. Улыбался как всегда. Вот вроде бы и все… Когда он болел тяжело, тогда наведывалась врач… Это она потребовала немедленно сообщить доктору МакКинли о его болезни, считала, что его в больницу надо перевозить.

— Что за врач? — насторожился Кристиан. — Я не в курсе. Мне о ней никогда не говорили ни Пьер, ни Жак. Она когда-нибудь посещала больных в вашем поселке?

— Я не знаю, — пожал плечами Симон.

— Но вы ее видели? — спросила Алена.

— Видел однажды… Она уходила, и я вышел спросить, что она думает о старине Жаке.

— И как она выглядела?

Симон опять неопределенно пожал плечами и, подняв руки к голове, покрутил их, не то изображая прическу женщины, не то этим жестом давая понять, что она была не совсем в себе.