Черный призрак - Владимир Лосев

Ее даже не портили этот никому не нужный яростный ор и бурное размахивание руками. Мне захотелось крикнуть ей в ответ, чтобы она прыгала ко мне, нам вдвоем будет хорошо, но мой язык меня предал, даже не пошевелился.

Девушка поняла меня и без этих невысказанных слов, потому что сбросила платье и прыгнула вниз. Одета она была всего-то в две легкие полоски ткани, у нас такое называют бикини, которые замечательно подчеркивали стройную и вызывающую желание фигуру.

Немного портил впечатление ремешок на правом бедре, который поддерживал что-то похожее на оружие — возможно, нож.

Настя вынырнула и устремилась ко мне, поднимая белые буруны, плыла так ловко и уверенно, что я поневоле ею залюбовался. Как же она была красива! Мне захотелось к ней, но тело снова не подчинилось.

На высоком берегу показался профессор, несущий на плече что-то напоминающее телескоп. Подойдя к краю обрыва, он опустил сложную конструкцию на землю и стал устанавливать, направляя трубу с блестевшими линзами на нас с девушкой. Настя уже подплыла ко мне совсем близко и мрачно проговорила, тревожно и сердито глядя мне в лицо:

— Ты не слышал, что я тебе кричала?

Я что-то прошипел, больше из моего рта ничего не вылетало.

— Понятно, — вздохнула Настя. — Заглотила уже. И нырнула в глубину.

Я посмотрел на нее с легким недоумением и вдруг почувствовал резкую боль в ногах. От неожиданности даже закричал, голос наконец-то прорезался.

Меня толкнула рука Насти вперед и в сторону, я не понимал, что происходит, пока девушка не вылетела из воды по пояс и яростно не завопила:

— К берегу, идиот! Сожрет же! Я ее порезала, но для нее мой порез как булавочный укол.

Она залепила мне пощечину и неистово погребла к берегу, я недоуменно последовал за ней, боль понемногу уходила, и мною вновь овладело благодушное настроение.

Зачем спешить? Куда, если так славно здесь? Как она этого не понимает?

Когда мне снова стало хорошо, девушка подплыла ближе и опять ударила наотмашь маленькой ладошкой. От этого хлесткого удара щека занемела и загорелась огнем. Неприятно это, когда тебя бьют, и вдвойне обидно, если это делают женщины, которые тебе нравятся.

Впрочем, то, что она потом сказала, мне понравилось гораздо больше, и я ее простил, хоть чувство недоумения и обиды осталось где-то внутри.

— Плыви, милый, ну пожалуйста! Двигайся к берегу, погибнешь же! Возьми себя в руки, не будь тюфяком.

Противиться ее голосу я не мог, даже зашевелился, вяло поднимая руки.

Милый — хорошее слово…

Берег находился рядом, пары гребков бы хватило, чтобы я оказался на песке, но тут меня снова потянуло в глубину, правда, не очень сильно.

Увидев, что я остановился, Настя перевернулась на спину, схватила под мышки и потащила, бешено работая ногами. Помочь ей у меня не получалось, ноги снова бессильно повисли в прозрачной воде, окруженные поднявшейся со дна светлой мутью.

Девушка меня дотащила до берега, но встать не смогла, я для нее оказался слишком тяжел, так мы и лежали с ней на песке, глядя, как светлое облачко мути понемногу подплывает к нам.

И тут сверху послышался долгий низкий гул, а потом в реке что-то громко плеснуло, образовавшаяся огромная волна подняла, потащила нас и ушла, выбросив на берег.

— В этом месте нельзя купаться. — Мокрая волна волос покрыла ее плечи и грудь, так что рассмотреть лучше фигуру, точнее, отдельные детали, не удавалось. — Здесь живет смерть, причем очень коварная. В этой речке даже рыба исчезла, а та, что приходит снизу, долго не живет.

— Какая смерть? — Я с трудом перевернулся на спину, чтобы лучше ее рассмотреть, и успел увидеть, как сверху с непонятного прибора в руках Сергея Сергеевича сорвался сгусток искрящейся энергии и ударил в воду. Из глубины снова поднялась огромная волна, дошла до нас и обрызгала с ног до головы водой с мелким песком.

— Здесь в воде живет животное, похожее на ваших медуз, но сходство только внешнее; животное абсолютно прозрачно, в воде его практически не видно, прячется в глубоких местах, там и охотится. У него имеются стрекала, которыми она очень тонко действует. Сначала кожи касается одно из них, оно впускает в тело вещество, которое обезболивает и вызывает эйфорию, следующее достигает спинного мозга и парализует жертву. А дальше эта тварь пожирает добычу, начиная снизу, не спеша, наслаждаясь каждым кусочком. Правда, и тот, кого едят, испытывает подобные же чувства. Ему хорошо, спокойно, он счастлив, ничего не хочется, боли никакой не испытывает. Эта тварь из того мира, откуда приходит туман, там многие пользуются таким способом. Тебя бы оно ело несколько дней, и все это время ты бы чувствовал себя радостно и счастливо. Теперь понятно, от какой смерти только что избавился?

— Понятно, — ответил я, хоть ничего не понял. Мне по-прежнему было хорошо и не хотелось шевелиться. И спорить не хотелось. Пусть говорит все что хочет. Смотреть на нее одно удовольствие.

Настя встала и наклонилась надо мной, ее обнаженная грудь оказалась всего в нескольких сантиметрах от моих губ, но дотянуться не удавалось, как ни пытался, мое тело по-прежнему мне не подчинялось, даже шея не выпрямлялась.

Она заметила мои бесплодные попытки и звонко рассмеялась:

— Ну не дурачок ли? Уже умирает, а туда же, куда-то тянется. — Она чуть повела головой, и ее мокрые волосы упали мне на лицо, отчего вдруг стало больно, правда, всего мгновение, боль пришла от ног и спины. — Мне тебя сейчас тащить придется. Сам уже никуда не дойдешь. Папа, помоги! Кичи напитала его своим ядом. Смотри, как ему хорошо!

— Иду. — Сергей Сергеевич спустился и озабоченно наклонился надо мной, быстро проверил пульс, сжал в нескольких местах кожу, вглядываясь в мои глаза. — Ты права, дочка, на боль не реагирует. Придется тащить на себе.

— А ты попал?

— Оба раза, да что толку?! Эта тварь регенерирует почти мгновенно. Единственное, чего добился, так только того, что она снова ушла в омут. Хорошо, что от вас отцепилась, утянула свои щупальца, я все боялся тебя зацепить, тогда бы и яма не помогла. Берись за ноги, и понесли.

Они меня тащили, а я улыбался. Мне было приятно прикосновение ее рук, нравилось, что светло и тепло, и меня совсем не смущала нагота. Даже нравилось, как она смотрит на мое тело. Хоть взгляд ее был суров, но все равно что-то в нем пробивалось изнутри, сочувствие, а может, что-то еще…

Они дотащили меня до ямы с лечебной грязью и осторожно положили в нее. Настя осталась со мной, поддерживая голову, чтобы я не захлебнулся, а профессор ушел за одеждой и своим странным оружием.

От нежных рук девушки мне стало грустно и почему-то захотелось плакать.

ГЛАВА 2

Мое тело скоро стало невыносимо гореть, причем огонь шел изнутри. Все мое благодушное настроение тут же улетучилось, зато проснулась злость и раздражение.

Онемевшие губы мешали материться, даже прошептать ничего не мог. Приходилось рассказывать мысленно самому себе, что я такое из себя представляю.

Мог же спросить о речке? Мог! Вчера? Или сегодня? Дождаться, пока все проснутся, и узнать? Мог!! Нет, полез сам. И вот результат — снова в яме с лечебной грязью. Если так пойдет и дальше, то от моего бедного, несчастного тела ничего не останется, все заменится новой кожей, новыми мышцами. Жаль, не добавится нового ума.

Когда мои губы немного ожили, первое, что я пробормотал, было:

— Почему ты назвала меня идиотом? Неужели я совсем не нравлюсь тебе?

— Вообще-то я сказала правду. — Она улыбнулась. — Ты самый большой тупица из всех, кто мне встречался в жизни. Не могла скрывать от тебя эту информация. Да и не хотела. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

— Так нравлюсь или нет?

— Ожил? — Настя убрала руки с моих плеч, и мне стало еще тоскливее. Внутри по-прежнему горел пожар, который временами перекидывался на верхний слой кожи. — Раз начинаешь задавать глупые вопросы, значит, сможешь сам держаться на плаву, а я тоже залезу в яму с лечебной водой. Когда эту тварь резала под водой, часть ее слизи мне на кожу попала. Если ничего не делать, то кожа начнет сходить слоями, как при ожоге. И больно очень.

— Ты не ответила…

— Ответила, только ты ничего не понял. — Девушка залезла в лужу рядом, и теперь я уже не мог видеть ее, а только слышал. — Ваш мир вообще очень примитивен, как и люди, его населяющие. Так получилось. Вас отбросил назад в развитии ледниковый период, после которого выжила всего пара тысяч особей. Поэтому ты не исключительно глуп, а такой же, как все ваше население…

— Спасибо, — пробормотал я. Хотел, чтобы это прозвучало саркастично, а получилось жалко. — Выходит, совсем не нравлюсь?

— Почему ты так решил? — Она рассмеялась. — Мне, может, нравятся дураки больше умников. Сердцу же не прикажешь. Любовь зла, полюбишь и козла.