Острее шпаги (Клокочущая пустота, Гиганты - 1) - Александр Казанцев

Через год, списавшись с Пьером Ферма, он приехал с молодой женой в Тулузу, чтобы одолеть при его помощи и другие приемы быстрого счета.

Спустя десять лет, уже после кончины отца, он стал видным банкиром Цюриха, с достоинством неся бремя признанного "математического чуда века", а мысленно благодаря военную службу, занесшую его в солдатскую хижину вблизи пансиона "Горная курочка".

Между тем математическая война между Англией и Францией разгоралась до необычного накала, привлекая к себе внимание не только ученых, но и государственных деятелей обеих стран.

Профессор Оксфордского университета Джон Валлис собрал всю связанную с "вызовом" французского математика переписку, изобилующую и яркими находками, и острыми выпадами, и издал ее отдельной книгой*.

_______________

* Переписка ученых, собранная Джоном Валлисом, вошла приложением

к третьему тому сочинений Пьера Ферма на французском языке в 1679

году, выпущенных его сыном Самуэлем. (Примеч. авт.)

Глава четвертая

БИНОМ ФЕРМА

Делай великое, не обещая великого.

П и ф а г о р

Старинный запущенный сад де Лонгов благоухал.

Жадный запах полонивших все трав спорил с робким и печальным ароматом все-таки распустившихся в зеленой чаще, когда-то ухоженных, а теперь одичавших цветов.

Яркое солнце наполняло сад такой жизненной силой, что, поднимая стебли, множа листья, расцвечивая лепестки, она превращала остаток своей мощи в дурманящий аромат, способный воскресить давно забытое, ушедшее, минувшее тридцать лет назад, когда двое молодых людей, вчера еще незнакомых, разговаривали друг с другом, прикрываясь ничего не значащими словами, но передавая тревожно бьющимся сердцам нечто особенно важное, безмерно тайное и самое для них главное, что определит их грядущую судьбу.

И вот те же люди, став на три десятилетия старше, вновь брели по той же самой, теперь грустной аллее, снова передавая друг другу невысказанные мысли, но уже не с помощью загадочных способов, доступных лишь влюбленным, а благодаря тому, что изучили за четверть века друг друга настолько, что знали, кто о чем подумает и что скажет.

- Хотелось бы сорвать тебе розу, да ведь обдерешься весь о шипы, заметил Пьер Ферма, протягивая руку к старому разросшемуся кусту.

- Побереги камзол, - остановила его жена и добавила с горечью: - На случай, если граф Рауль де Лейе пригласит нас к себе в замок.

Когда проживешь вместе жизнь, поймешь горькую мысль, что по его, Пьера, милости они не настолько богаты, чтобы бросаться пистолями или гинеями, и он не может купить себе новый камзол. Но услышал Пьер только упоминание о Рауле.

- Боже мой! Сколько можно о нем говорить! - раздраженно сказал он. Граф давно забыл о моем существовании.

- Вы оба забыли друг друга, - с обидой за мужа сказала Луиза. - И совершенно напрасно забыли!

"И нельзя теперь обратиться к нему за помощью, чтобы не переезжать, подумал про себя Пьер, - в это запустение, доставшееся Луизе в наследство от де Лонгов, и не продавать городского дома!"

- Что делать! - вздохнул Пьер Ферма. - Надо привести все в порядок.

- Чьими руками? - только и спросила Луиза, но в словах ее слышались слезы.

Конечно, они не могут нанять садовника, слуг, плотников, могущих исправить перекосившиеся окна и косяки дверей. Это знал Пьер и, защищаясь от несносных забот, воскликнул:

- Боже мой! Но как-нибудь это можно сделать? Ты же все можешь!

- Ах эти "могущие все руки"! - с усмешкой произнесла Луиза, поднося руки к глазам. - Если бы сэр Бигби знал, что на них ложится!

- Все вспоминаешь английского лорда?

- Уж я-то с ним не переписываюсь!

- Наша переписка касается только моего "вызова" английским математикам!

Уж лучше бы Пьер не упоминал о математиках! Он знал, как действует слово "математика" на жену, которая вполне справедливо считала, что это занятие мужа, как и его поэзия, не принесло ему никакого дохода.

И еще знала, что такое растущие долги, знала и как хозяйка, и как мать подрастающих дочерей!

И она с горечью сказала:

- Математика! Мне кажется, что я хорошо усвоила теперь и что такое нуль, и как возникают так называемые отрицательные числа.

Пьер понял ее намек на пустой карман и на долги, которые, конечно же, измотали ее, бедную. Стараясь отвлечь жену от невеселых мыслей, он попробовал пошутить:

- Ты делаешь несомненные успехи в математике, хотя и недолюбливаешь ее, однако оперируешь такими понятиями, как нуль и отрицательные величины.

- Еще бы! Я устала и от того и от другого!

- Так не посидеть ли нам на скамеечке, - с улыбкой предложил Пьер.

Она посмотрела на него своими глубокими, когда-то синими, а теперь начинающими выцветать глазами и сказала:

- А ты не боишься, что нам придется сидеть в долговой яме?

- Ну почему же? Я ведь все-таки работаю.

- Ах, если бы работать и зарабатывать было бы одно и то же!

- Что ты имеешь в виду?

Пьер спросил, хотя хорошо знал, что у него нет больше таких ярких дел, как "спасение графа Рауля де Лейе", поставившее их когда-то на ноги. Казалось, вне всякой связи с предыдущим разговором Луиза сказала:

- Сюзанна вне себя из-за нашего переезда за город.

- Почему же? - удивился Пьер.

- Она говорит, что ей не с кем видеться здесь. И правда, даже до церкви нам добраться - целое событие.

- Что? Массандры приглашали? - догадался Пьер.

Она кивнула и поднесла платок к глазам, что означало невозможность бедной девушке воспользоваться этим приглашением, потому что нет ни кареты, ни выезда и она не может идти пешком по пыльной дороге в своем перешитом из материнского платье!

- Ну, у нее, по крайней мере, есть теперь хоть какое-то приданое, растерянно напомнил Пьер.

- Кто же об этом узнает, когда мы загнаны сюда?

- Ну нельзя же так! - поморщился Пьер. - Ты жила с отцом в этом доме, и тебе это не помешало выйти за меня замуж.

- Не тронь этого! Не тронь! - простонала Луиза и зарыдала, уткнувшись лицом в платок. - Меня находили здесь женихи, а я...

"Отказывала им, чтобы теперь страдать со мной", - добавил про себя Пьер.

- Это все из-за того, - сквозь слезы улыбнулась Луиза, - что моя тень никогда не достанет облака, а волочится по земле... за тобой, - добавила она совсем тихо и пошла, не оборачиваясь, по дорожке.

Пьеру было бесконечно жаль ее - он не сумел дать ей всего, что она заслужила. Весь поникнув, опустился он на скамейку, слушая шуршание удаляющегося платья.

Свесив на грудь голову, он задумался. Длинные седеющие волосы прикрыли ему лицо.

Из глубокого раздумья его вывел звук приближающихся шагов.

Он подумал, что это возвращается Луиза или послала за ним кого-нибудь из детей, но, подняв глаза, увидел, что по аллее идет статный и элегантный молодой человек с тросточкой, в светлой шляпе с высокой тульей (прообраз будущего цилиндра), в белых перчатках, в панталонах с изящными бантами, в чулках и модных ботинках.