Заговор королевы - Вильям Энсворт

— Девица Эклермонда отдалась под мою защиту, — сказала она, подходя к королю.

— Под вашу защиту, Луиза? — вскричал изумленный король. — Неужели вы дадите убежище гугенотке? Клянусь четырьмя евангелистами! Мы уверены, что вы как ревностная католичка не допустите осквернить себя присутствием еретички.

— Я уверена, что, сочувствуя несчастью людей, исповедующих не одну со мной веру, я не грешу против Того, который сам — весь милосердие, — отвечала с кротостью Луиза. — А в настоящем случае, когда чистая, невинная девушка искала у меня убежища, я была бы лишена всякого человеколюбия, этой высочайшей добродетели христиан, если бы отказала ей в помощи. Я дала слово Эклермонде, что она будет в безопасности под моей защитой.

— Признаюсь, вы поступили благоразумно, очень благоразумно, — вскричал с иронией Генрих, — и, вероятно, ваш духовник будет одного с вами мнения. Мы это увидим. Теперь же я не намерен об этом рассуждать. Однако есть один человек, с которым мне надо свести счеты. Где верный рыцарь девицы Эклермонды? Где Кричтон? Надеюсь, что он не искал убежища под вашим крылышком и вы не давали ему вашего слова?

— Кавалер Кричтон оставил Лувр, Генрих, — отвечала Луиза.

— Невозможно! — вскричал король. — По моему собственному приказанию все двери заперты.

— И однако же он ушел, — сказала Ториньи.

— Ушел! — повторил Генрих. — С вашей помощью, сударыня, — прибавил он, гневно смотря на королеву.

— Нет, Генрих! — кротко отвечала Луиза. — И он не принимал никакого участия в освобождении Эклермонды. Эта девушка явилась одна просить у меня убежища.

— Как же удалось ему уйти? — спросил король, обращаясь к Ториньи.

Ториньи взглянула на потайную дверь, делая выразительный знак. Генрих понял его.

— Довольно, — сказал он. — я все теперь понимаю, но где ваш соучастник, где привидение?

— Вот он, государь, вот он, — вскричал Сибло, вытаскивая Шико, нога которого высовывалась из-под стола. — Вот он!..

— Доктор Фернелиус, — отвечал шут с комичным выражением замешательства. — Простите, простите, государь.

— Ты — Фернелиус? — вскричал Генрих, который, несмотря на свое неудовольствие, едва мог удержаться от смеха, смотря на гримасы Шико. — Как удалось тебе производить эти ужасные звуки, коварный негодяй?

— При помощи этой трубки, — отвечал Шико, подавая сарбакан виконта Жуаеза. — Вы должны сознаться, что я неплохо сыграл мою роль.

— Сарбакан! — вскричал Генрих. — Отныне мы изгоняем из Лувра эти проклятые трубки, только из милосердия не изгоняем и тебя вместе с ними, вероломный слуга.

— Конечно, ваше величество не захочет осудить самого себя на изгнание, — отвечал шут. — Государь, вы обещали достопочтенному Фернелиусу любить меня, как самого себя.

— Плут! — вскричал Генрих. — Нам очень хочется отправить тебя к Фернелиусу, но мы тебя милуем. Жуаез, — прибавил он — ступай со своими солдатами в отель Суассон, и, если ты найдешь там этого негодного Кричтона или нашу маску, арестуй их обоих и задержи до завтрашнего утра. Не теряй ни минуты!.. Сударыня, мы к вашим услугам.

ОТЕЛЬ СУАССОН

Оставим Лувр с его празднеством и его разгневанного и озадаченного повелителя и, спустившись в дворцовые сады, пойдем по следам мужчины в маске, который, закутавшись в черное домино, быстро шел под зеленым сводом деревьев, окаймлявших аллеи сада.

Все пространство, занимаемое теперь дворами и службами Лувра, было во время, которое мы описываем, покрыто великолепными аллеями, обсаженными редкими кустарниками и высокими деревьями, лужайками и террасами, орошаемыми высокими фонтанами и украшенными лестницами и балюстрадами из белого мрамора; вдали зазеленели лабиринты и рощицы с белевшими между деревьями фавнами и дианами или какой-нибудь купающейся нимфой. Везде видны были великолепие и пышность короля Франциска I, который и устроил эти роскошные сады.

Когда неизвестный в маске быстро проходил через это прелестное место, холодная и ясная луна сияла на небосклоне. Он остановился и с минуту смотрел на находившееся напротив него крыло луврского дворца. Все окна горели яркими огнями, вдали раздавалась веселая музыка, но глаза незнакомца были обращены не на эти огни, слух его не внимал веселым симфониям. взор его был устремлен на лампу, блестевшую подобно звезде на вершине самой высокой из построенных по бокам дворца башен, и слух его старался уловить легкий звук, произведенный закрываемым окном. Затем он вошел под темный свод ивовой аллеи.

Сад прилегал с одной стороны к Сене, вдоль которой были протянуты цепи, тогда как с противоположной стороны он был окружен стеной с башнями по бокам и каналом. Вдруг из садового лабиринта вышел незнакомец и остановился под толстым вязом, протягивающим свои сучья над противоположной стеной.

Солдат, вооруженный пищалью, прохаживался по стене, его каска и стальная кольчуга блестели, освещаемые бледным светом луны. В одну минуту незнакомец сбросил домино, под которым оказался богатый атласный костюм, обернул плащ вокруг левой руки, а правой выхватил из ножен кинжал и глубоко вонзил его в кору дерева, на которое затем быстро вскарабкался, пробрался по сучьям и, соскочив на землю в нескольких шагах от изумленного часового, с быстротой молнии приставил к его горлу кинжал.

Нападение было так неожиданно, что солдат почти не защищался, впрочем, противник так сильно теснил его, что он даже не мог вскрикнуть. Незнакомец, вырвав у часового ружье, бросил его в ров и, обезоружив таким образом солдата, вспрыгнул на стенной парапет и, цепляясь за неровности контрфорса, спустился с величайшей быстротой и с неимоверной уверенностью в движениях до самой воды, потом, став обеими ногами на выдававшийся камень, перепрыгнул широкий и глубокий ров и через минуту исчез во мраке темной Петушьей улицы к величайшему удивлению часового, который, стоя на стене, был свидетелем этого чудесного и почти сверхъестественного подвига.

— Тысяча громов! Это сам дьявол, — вскричал солдат, ожидавший, что незнакомец упадет в ров, и протиравший с недоумением глаза, когда увидел его на противоположном берегу. Затем он набожно перекрестился, прибавив: — Никакой смертный, за исключением, может быть одного, не в состоянии сделать такой прыжок, а тот, который на это способен, — шотландец Кричтон, — как я слышал, не простой смертный. В фехтовальном зале я видел, как он перепрыгивал расстояние в двадцать пять футов, но это пустяк в сравнении с этим рвом, ширина которого гораздо больше. Ну! Если это был не черт, а господин Кричтон, то он может похвастаться, что избежал сегодня ночью порядочной опасности, так как если бы он вместо того, чтобы с риском сломать себе шею, взбираясь на эту стену, вздумал пройти в одну из дверей Лувра, то непременно наткнулся бы на кинжал Моревера или другого шпиона королевы Екатерины. Клянусь Богородицей! Если это был Кричтон, я очень доволен, что он не попался им, — по крайней мере, завтра состоится обещанный турнир. Но черт возьми! Зачем бросил он мое ружье?