Пока небеса молчат - Регина Грез

«Наверно, Нуриза укладывает детей, телефон отключила».

Я встала на дорогу, ведущую в поселок. Впереди тьма, только высокие силуэты тополей на обочине, как грозная стража. Но я не боюсь. В лицо бросился теплый, сырой ветер – приласкал небрежно, растрепал волосы, напомнил о Черном море. Откуда в Кургане море? Память дразнит меня.

Если идти вперед даже так медленно, к полуночи доберусь до дома. Будь рядом Рустамчик, мы бы вместе запели об удалом Хасбулате из бедной сакли, о бесстрашном отряде, скачущем на врага, или пулях, свистящих по степи темной ночью. Шадар никогда не услышит, как здорово поет его сын старинные русские песни…

Ох, Шадар! Где ты сейчас?

Впереди засверкали фары, я сошла на край дороги, еще подумала, может, спрятаться за дерево, но машина уже остановилась. Из нее выскочил растрепанный Миша.

– Марьяна? Твою ж мать! Что случилось? Почему идешь пешком?

Он трогал мои волосы и лицо, кажется, я слышала, как громко стучит его сердце под белой праздничной рубашкой.

– Ты чего зареванная? Кто-то обидел? Да поговори со мной! Где тебя носит вообще? Рустама успокоить не можем, Спиридоныч спьяну сказал, что ты уехала от нас, а его здесь оставишь.

– Как же можно… Зачем он так сказал? – возмутилась я. – Поедем скорей.

– Сначала объясни, что с тобой творится! – потребовал Миша.

– У меня больше нет мужа, – глупо хихикнула я. – То есть, мне нарочно сказали, что нет, но я же знаю Шадара. Я чувствую, он не мог умереть. Он просто не мог..

Мне стало плохо, в голове зажужжали крохотные пчелки, перестала чувствовать ноги – все тело будто овечьей шерстью набито. Миша затащил меня в машину, круто развернулся и помчался назад. У ворот материнского дома дал мне воды из пластиковой бутылки, дождался, пока приду в себя.

Тамара Ивановна встретила нас на крыльце.

– Рустамчик только что заснул. Маму ждал и заснул. Наплакался, маленький. Что ж вы так долго?

Ее слова звучали прямым укором. Я сбросила босоножки, прокралась в нашу спальню. Неожиданно следом зашел Миша.

– Спит?

– Да, – прошептала я, усаживаясь на ковер у расправленного дивана.

Миша сел рядом, тяжело вздохнул.

– Устала?

Он, конечно, хотел другое спросить – я понимала, но мысли путались в тяжелой голове, слова сохли на языке.

– Прости, что праздник испортила. С землячкой могла бы встретиться завтра днем. Перед Тамарой Ивановной неудобно. Я объясню.

– Да ладно, гости уже расходились, когда Рустам стал тебя искать.

Миша шмыгнул носом, и снова протяжно вздохнул, откидывая голову на край дивана.

– Утром тебя еще сюрприз ждет. У Рустама глубокая царапина на локте. Свалился со сцены. Ну, в клубе аптечку нашли, тетя Вера обработала ранку, ничего страшного.

– Он ведь мог и руку сломать! – ужаснулась я.

– Мог… – спокойно сказал Миша. – И лоб разбить мог. И шею свернуть.

– Зачем ты страшные слова говоришь? – вздрогнула я.

– А не надо шляться по забегаловкам ночью! – он повысил голос. – Мамаша!

– Тише-тише… – я закрыла ему рот ладонью. – Пойдем в зал. Там все расскажу.

Он помог мне подняться и крепко держал за руку, пока выходили из комнаты. Настигло ощущение нереальности, вдруг представилось, как Миша станет меня целовать, и мы вместе поднимемся в его спальню наверху.

Мне сообщили о смерти мужа, но я отказываюсь верить. Это всего лишь уловка. Проверка. Способ спрятаться от врагов, уберечь меня с сыном, замести следы.

В таком случае единственный способ вернуть Шадара – сделать что-то ужасное в его глазах. Например, лечь в постель с русским мужчиной. Миша остановился посреди темного зала, и я уткнулась лицом в его спину, потом обняла за пояс.

– Ты хотела что-то сказать, – раздался его приглушенный голос.

– Да… Мне нужно завтра попасть в банк, проверить деньги на счетах. Я хочу купить в городе квартиру. Поможешь?

– Ты что-то про мужа говорила, я не разобрал. Так он приедет к вам?

– У меня свидетельство о его смерти. Если и приедет, то сына повидать, а не ко мне.

Миша сбросил мои руки, повернулся и быстро заговорил:

– С ума сошла? Или дура пьяная… Хватит нести чушь. Показывай бумаги, кто там тебе чего передал!

Мы зажгли торшер, стали разбирать сверток Айзы. Наконец Миша торжествующе заявил:

– Ну, вот – черным по белому, даже на двух языках. Это же копия на вашем, верно? Мои соболезнования и поздравления.

Он замолчал и наклонился, с тревогой заглядывая мне в лицо.

– Прости! Мариш, прости. Чего у вас говорят в таком случае? Земля пухом, все мы дети Аллаха и к нему вернемся. У каждого свой срок и час, так что нечего хныкать.

Я с удивлением подняла к нему лицо.

– Ты помнишь строки Дарама… Я читала тебе страницы, что выбирал Муса Зиэтдин.

– Запомнил? Ага! – передразнил Миша. – Да я всерьез начал богу молиться в сарае, когда наши бомбили Хамсуш. Никогда бы не признался. Только тебе скажу. И представь, даже чудилось, что он отвечает. «Терпи, брат, терпи, скоро полегчает…»

– Я думал – конец, а потом ты прибежала, откопала меня, давай щекотать. Значит, еще поживем.

У Миши было хмурое, уставшее лицо, бледное в желтоватом свете лампы. Искаженное гримасой нервной улыбки. И вдруг он встал на колени, потянувшись ко мне, прижимаясь щекой к моей груди, словно желая расслышать сердце.

– Маришка, я же люблю тебя. И Рустам ко мне привык. Хочешь, перевезу вас к себе в город? На море съездим в сентябре. Шумилов даст отпуск. А?

– На море – это хорошо… – задумалась я. – Тогда в Чакваш. Надо закончить дела с домом.

– Ну, решай сама, за тобой хоть на край земли, – пробурчал Миша.

А я гладила его стриженую макушку и прижатые к голове уши, разминала шею, плечи и все ждала, ждала, затаив дыхание, напрягаясь всем телом. Вот сейчас откроется дверь и войдет Шадар. Бросит мне в лицо что-то резкое и презрительное, разбудит сына, поднимет сонного с постели…

– Нет! – прошептала я. – Не отдам.

– Что? – откликнулся Миша, поднимая голову, щурил глаза на ночник у кресла. Успел задремать от моих прикосновений.

Я провела кончиками пальцев по его твердым сухим губам.

– Через полгода я буду жить с тобой, как жена. Если не передумаешь.

Миша зажмурился и наморщил лоб, что-то подсчитывая, потом буркнул: «Угу!» и снова повалился мне в колени. В груди зародилась щемящая нежность, тихой незримой рекой потекла к животу. Когда-то давным в Гуричане гадалка предсказала мне двух сыновей, которые будут похожи на своих отцов. Помню, я тогда огорчилась и возмутилась. Каждая девушка хочет один раз и навсегда выйти замуж,