Через суть сердца. Книга 1. Апокалипсис - Анжелика Александровна Васильева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что? — поинтересовался мой рыцарь, пытаясь рассмотреть, что же произошло, когда я опустила ложку в жидкость.
— Перенести её отсюда не получится, — сказала я и подняла то, что осталось от прибора, поближе к свету.
Срез был ровным и сливался по цвету с почерневшим металлом. Половинка ложки не выглядела отрезанной недавно, да и края не были острыми, однако я же собственными глазами видела, что вторая половинка прибора была на месте ещё несколько мгновений назад.
— Она просто исчезла? — спросил мужчина. — Что это за магия?
— Я не знаю, — вздохнула я и указала на книги. — Надеюсь, наш предшественник выяснил больше.
XX
Карин и Майрен вернулись с целым отрядом воинов, служанок и других помощников Ракдара, включая плотников. Я утомлённо посмотрела на них, когда Карин сказала мне, что «мы» начнём восстановление поместья и сделаем его снова пригодным для жизни.
— Хорошо, — пробормотала я, надеясь, что моё участие в этом всём не потребуется.
Больше всего меня раздражало то, что каждый из прибывших считал своим долгом обязательно спуститься в подвал, поклониться мне, словно в первый раз меня видит, и непременно поглазеть на золотую воду в колодце. У меня не осталось сил ни на что, кроме медленных «величественных» кивков, которым меня учила мама. Ну хоть когда-то они пригодились.
Лессайра сменил молчаливый Теойен, и я попросила его больше никого ко мне в подвал не пропускать. Все слуги совершенно точно по одному разу ко мне, а точнее к колодцу, уже спускались. Ну хоть никто не пытался тянуть в него руки или что-то подобное. Боюсь, я не удержалась бы и промолчала, наблюдая, что с ними станет от соприкосновения с золотой водой. Будет ли это больно, останется ли ожог, что они почувствуют?
Но разум пока ещё не покинул меня, поэтому я продолжала изучать книги и что-то похожее на дневники. Из них я выяснила, что Сэр Родрик, оказывается, не был ни алхимиком, ни лекарем, как мы с Сэром Дардионом. Его страстью была архитектура и, как ни странно, навигация. А ещё — он пропал задолго до явления вироточин и дедров. В одном из дневников Сэра Дардиона я нашла запись, датируемую одним из первых дней мора. Он писал, что приостанавливает изучение колодца, пока не будут решены «более приоритетные» проблемы. Ох, учитель. Могут ли они вообще быть решены?
Карин заставила меня поесть и заночевать в главном поместье. В доме перестало пахнуть сыростью, сменив аромат на свежую древесину, хлеб и похлёбку из птицы. Смотря на укрепления, которые возвели плотники, мне было даже немного жаль — поместье начало терять свою красоту под их руками.
Наутро я быстро перекусила и вернулась в подвал.
В моих буднях практически ничего не изменилось, кроме места: я проводила весь день с записями учёных, с их дневниками и книгами, в которых, вероятно, могло найтись что-то полезное; меня никто не донимал расспросами, хотя спрашивать было что; и главное — после первой ночи Карин больше не требовала от меня спать в поместье. Я разместилась вместе с ней в верхнем домике над колодцем. После всех изменений в залах, при постоянном шуме голосов в доме Сэра Родрика больше не было уютно. Прибывшие слуги испортили уникальную атмосферу заброшенного здания.
По дневникам учёных всё выглядело так, будто после той, последней записи Сэр Дардион так и не вернулся сюда. Только колбу с собой забрал. Учёный пишет о ней как о непонятном объекте, найденном на полу. Но ничего более.
Я всё больше сомневалась в том, что найду здесь какие-то зацепки по мору. Но как же так? Столько сил, столько странностей. Может быть, учитель не увидел связи там, где она была?
Вироточины появлялись из ниоткуда — колодец тоже возник на определённом пространстве, а вокруг всё проглотило золотой водой. Один из камней кладки был отломан — вероятно, во время изучения, — и сквозь дыру виднелась непрозрачная, не пропускающая свет сверху, золотистая вода, но она не вытекала. И вообще жидкостью казалась преимущественно из-за колебаний поверхности. Ветра в подвале не было, но вода всё равно иногда шла рябью.
Изучая этот вопрос, я поставила миску с простой водой на край колодца и смотрела на неё. Возможно, Сэр Майрен, дежуривший возле меня, уже и подумал, что я спятила, но… Вода в миске не колебалась. Значит, волны на золотой поверхности зависят совершенно от другого. Я записала это в дневник, а затем вылила воду из миски в колодец. Она бесследно исчезла, не создав даже кругов на мерцающей глади. После этого я попыталась деревянной миской зачерпнуть золотой воды, затем и глиняной — результат оставался одинаковым: ровный мягкий срез идеально под фактуру предмета. При этом если разбить половинки, цвет краёв осколков отличался от оттенка среза.
Это точно какая-то магия. Если бы была алхимия, то узор от краски на поверхности она на срез бы не переносила. Это просто не могло происходить естественным образом!
В одном из дневников Сэра Дардиона я нашла выноски из чужих записей. Видимо, когда он работал здесь, какие-то книги в библиотеке ещё возможно было прочесть, и учитель переписал их. В отрывке говорилось что-то о переходе. О путешествии. Предполагалось, что путешественник построит из дерева или глины сосуд для перехода в иной мир.
«После смерти что ли?» — подумала я. Но, похоже, учёный говорил о переходе в другой мир не души, а живого человека вместе с телом. Мне эти записи показались ещё более странными, чем прощальное письмо Сэра Родрика, однако если всё это магия, то каждый черепок, каждый краешек миски и часть ложки, что исчезли, попали в другой мир. Ну или застряли между мирами, если возможен переход только целостного объекта.
Для этого и нужна скорлупа.
— Ты узнала, что это? — послышался голос Карин от двери.
Я и не заметила, что она пришла сменять дежурного.
— Мне нужны ведающие, чтобы разобраться, — вздохнула я.
— Думаешь, деревенским знахаркам что-то может быть известно о колодцах и золотых водах? — с сомнением спросила Карин. — Если бы было, твои книги бы уже об этом рассказали. Тот, кто оставил их здесь, явно догадался бы поспрашивать ведающих.
Я вздохнула.
— Ты права. Сэр Дардион был достаточно дотошным для этого.
Карин поджала губы. Она не ожидала услышать имя учителя. Неужели я до сих пор не рассказала ей о том, что все рукописные дневники здесь — его? Я не помнила.
Голова