Явился паук - Джеймс Паттерсон

— Так вы говорите правду? — переспросил я. Впрочем, здесь сомнений не возникало.

— Еще бы… Слово скаута! Эти убийства в Саут-Исте… Меня греет мысль, что я — первый, кто совершал массовые убийства чернокожих. Этот дурень из Атланты не в счет, если, конечно, они поймали того, кто убивал. По сравнению со мной Уэйн Уильямс — жалкий дилетант!

— Так вы не убивали Майкла Голдберга? — Я пытался вернуться к сказанному ранее.

— Нет, тогда еще время не пришло. Я собирался — но всему свое время. Он был маленький избалованный гаденыш. Вроде моего так называемого братца Донни.

— Откуда взялись синяки на его теле? Расскажите, что произошло.

— Вы наслаждаетесь, не правда ли, доктор? К чему бы это? Ну так вот, когда я увидел, что он помер, то просто взбеленился. Впал в ярость. Я избивал эту мразь. Колотил куда попало лопатой, которой выкапывал яму. Не помню, что еще вытворял. Я был просто взбешен. Потом швырнул тело в реку.

— Но девочке вы ведь не причинили вреда? Вы ведь не тронули Мэгги Роуз Данн?

— Нет, я ей не причинил вреда, я ее не тронул.

Он ловко передразнил мою мимику и скопировал интонацию. Определенно, он отличный актер и в состоянии играть самые разные роли.

С ним страшно находиться в одном помещении, за ним страшно даже наблюдать. Мог ли он убить сотни людей? Думаю, да.

— Так перейдем к ней. Что случилось с Мэгги Роуз Данн на самом деле?

— Ладно, ладно, ладно. Итак, слушаем сказочку о Мэгги Роуз Данн. Внесите свечи, спойте гимн Христу-младенцу. После похищения девчонка очень ослабела. Это когда я первый раз ее проверил. Только приходила в себя после снотворного. Я стал играть, будто она — это я, а я — моя мерзкая мачеха. Я стал орать на нее, как мачеха орала на меня, стоя у входа в подвал: «Заткнись! Заткнись! Кончай реветь, сучка, мерзавка!» Она здорово испугалась, доложу вам. Я проверил тогда пульс у обоих, и он был нормальный. Полагаю, и у этих фиберов была уверенность в том, что дети живы…

— Что, у обоих был нормальный пульс?

— Да, Алекс, великолепный. К каждой груди я прикладывал ухо. Я сдерживал желание остановить их сердцебиение. Нужно было сохранить их живыми до поры до времени…

— Но к чему было устраивать именно такое похищение — с широкой оглаской и неминуемым общенациональным резонансом? Почему вы пошли на это?

— А я уже созрел. Я ведь давным-давно готовился. Но все не решался. Еще нужны были деньги. Я ведь вполне достоин быть миллионером — как и другие.

— Вы пришли их проведать на следующий день?

— Да, и с Мэгги Роуз было все в порядке. Но через день после того, как умер Майкл Голдберг, она исчезла! В амбаре, на месте закопанного мной саркофага, зияла пустая яма! Огромная! Совершенно пустая! Я не причинял девочке вреда. И я не получал выкупа во Флориде. Это сделал кто-то другой. И вы должны разобраться в этом, детектив. Думаю, что я уже разобрался. Я знаю один большой секрет.

Глава 74

В три утра я уже не спал. Меня тоже заносило. Поиграл на веранде Моцарта, Дебюсси и Билли Холидэя. Наверное, Джанкисы уже звонят в полицию и жалуются на шум.

Утром я снова навестил Сонеджи. Плохого Мальчишку. Мы сидели в душной комнатушке без окон. Внезапно ему снова захотелось говорить. Я уже понял, к чему он клонит, но ждал подтверждения догадок.

— Вам нужно понять то, что вам в принципе чуждо, — заявил он мне. — Я был в угаре, когда наказывал эту чертову девчонку и ее знаменитую мамашу-актрису. Ведь я на самом деле дешевый актер, наркоман и нуждался в дозе.

Слушая его ужасающие откровения, я не мог не думать о собственных детских переживаниях. Как дико внимать рассказу жертвы о его собственных многочисленных жертвах.

— Я все прекрасно понимаю, доктор. Мой гимн — песенка «Роллинг Стоунз» — «Сочувствие дьяволу». Я всегда старался принять меры предосторожности, не поломать расписание. Я разрабатывал пути отступления, узнавал все входы и выходы в окрестностях, где приходилось работать. Один из моих маршрутов пролегал через систему канализации, соединявшую негритянское гетто с Капитолийским холмом. Там у меня спрятана смена одежды и парик. Я обдумал все заранее. Меня не могли поймать. Я был уверен в своих способностях, в собственном всемогуществе.

— Вы и сейчас в этом уверены? — Я задал серьезный вопрос, не предполагая услышать правду, но любой ответ интересовал меня.

— То, что случилось, результат моей собственной ошибки. Я полностью уверовал в успех, в голове уже звучали аплодисменты миллионов восхищенных поклонников. Это и есть мой наркотик. Вам известно, что той же болезни подвержена и Кэтрин Роуз, как и многие знаменитости кинематографа, большого спорта и прочее. Ими восхищаются миллионы. Это убеждает в собственной необычности, избранности. Такова звездная болезнь — забываются все ограничения и годы напряженного труда, именно то, что и возвело их на пьедестал. И я обо всем этом забыл. Временно, конечно. Потому меня и схватили. Я был уверен, что всегда смогу сбежать из «Макдональдса». Как мне раньше удавалось. Мне захотелось устроить маленькое веселенькое убийство, а затем свалить. Хотелось самому перепробовать всевозможные виды преступлений, Алекс. Какие совершали Банди, Гири, Мэнсон, Уитмен, Гилмор…

— Вы и сейчас чувствуете себя всемогущим? Даже став взрослее и мудрее? — поинтересовался я. Сонеджи был настроен иронично. Что ж, допустим, я тоже.

— Сейчас — сильнее, чем когда-либо. Я на пути к пониманию главной идеи, разве не поняли?

И его губы раздвинулись в пустой улыбке убийцы. Я с трудом подавил желание стукнуть его. Если Гэри Мерфи был трагичен и вызывал симпатию, то Сонеджи омерзителен как воплощение абсолютного зла. Чудовище, монстр, нелюдь, сам дьявол в человеческом обличье…

— Когда вы выслеживали Даннов и Голдбергов, вы были на вершине своих возможностей? — «Ты считал себя всемогущим, сволочь?» — хотелось мне сказать.

— О нет, нет, нет. Я уже становился неаккуратен. Слишком увлекся статьями о своем идеальном убийстве в Кондон-Террас. «Никаких следов, никаких нитей. Идеальный убийца!» Это вскружило мне голову.

— А что произошло в Потомаке? — Я знал ответ, но нуждался в подтверждении.

Он пожал плечами:

— Меня выслеживали. Вот оно. Наблюдатель.

— Вы этого не знали?

— Нет, конечно. — Он нахмурился. — Я догадался намного позже. А во время судебного разбирательства все окончательно понял.

— Как это случилось? Как вы догадались, что находитесь под наблюдением?

Глаза Сонеджи были устремлены прямо в мои, но казалось, что он смотрит сквозь меня. Он считал себя намного выше меня, я был всего лишь слушателем его излияний. И все же предпочитал меня другим. Не знаю, почему именно я удостоился этой сомнительной чести. Видно, он забавляется, пытаясь определить, чего я знаю, а чего — нет.

— Дайте подумать, — заявил он. — Для меня это весьма важно. Есть, есть у меня секретики, которыми я могу поделиться с вами. Разные — большие и маленькие. Такие грязные и сочные тайны. Одну открою прямо сейчас. Знаете почему?

— Элементарно, дорогой Гэри, — отозвался я. — Вы не любите, чтобы вас контролировали. Всегда хотите иметь преимущество.

— Славненько, славненько, доктор-детектив. У меня есть что предложить. Разные жуткие преступления, совершенные в возрасте двенадцати — тринадцати лет. Они по большей части остались нераскрытыми, уж поверьте. Так что коробушка полна, и я готов поделиться с вами.

— Понимаю. Жду не дождусь, когда вы о них расскажете.

— Да-да, уж вы-то всегда все понимаете. Все, что вам нужно сделать, — это убедить всех прочих зомби разгуливать со жвачкой во рту…

— Каких таких «прочих зомби»? — Я улыбнулся на его промах.

— Ах, ах, простите! Не хотел оскорбить ваши чувства! Вы можете убедить этих зомби? Ну да вы знаете, кого я имею в виду. Вы сами их уважаете еще поменьше моего.

Это верно — мне неоднократно приходилось воздействовать, например, на шефа полиции Питтмена.

— А вы мне чем поможете? Скажете наконец что-нибудь конкретное? Мне нужно знать, что с девочкой. Пусть ее родители наконец успокоятся.

— Ладно, я это сделаю, — объявил Сонеджи. Все оказалось так просто.

Так и бывает: ждешь, ждешь, задаешь тысячи и тысячи вопросов. Заполняешь папки ненужными бумагами. И снова вопросы. Затем бесконечные тупики. Наконец что-то проясняется — и всегда неожиданно. Так и сейчас. Награда за тысячи часов тяжкого труда. Плата за то, что я снова и снова приходил сюда, к Гэри.

— Тогда я еще не заметил слежки, — продолжал Гэри Сонеджи, — и ничего такого, о чем я намереваюсь вам поведать, около Сандерсов не происходило. Это произошло в Потомаке, на Соррелл-авеню. Прямо напротив дома Голдбергов.

Внезапно на меня навалилась дикая усталость от его скотских игрищ. Мне нужно немедленно узнать все, что знает он. Ну, рассказывай же, рассказывай, подонок.