Безжалостный соперник - Л. Дж. Шэн

в Sant Ambroeus. Это в Вест-Виллидж. Итальянский. Говорят, касио э пепе - это нечто.

— О, это так? Девушка могла надеяться.

Он ухмыльнулся мне, заставив меня почувствовать себя малышкой, над которой смеется взрослый.

— Перестань улыбаться, — приказала я. — Это портит мне настроение.

— Ничего не могу поделать. Твое отвращение к проигрышу мило.

— Я не милая, — коротко сказала я. Я не была милой. Я была крутой стервой-боссом с карьерой высокого полета. И еще кое-что.

— Ты права, — сказал он почти с сожалением. — А это не входило в мои планы.

Другой бариста назвал мое имя, и я подошла, чтобы принять свой заказ.

— Все, что я прошу у тебя, — это один час, — напомнил мне Кристиан. — И на этот раз я возьму Château Lafite Rothschild 1995 года. Это восемьсот долларов за бутылку. Ты ведь не возражаешь?

Я обернулась и топнула своим Jimmy Choos, одновременно заказав Uber на своем телефоне.

Какой придурок.

***

— «Brand Brigade» придется вернуть меня в качестве клиента. Индивидуально, а не как часть корпорации.

Папа откинулся на спинку своего коричневого кожаного кресла перед потрескивающим камином. В его кабинете царил беспорядок. Файлы везде. Включая стопки, которые я просматривала на днях и которые, должно быть, выдали тот факт, что я знала о его романе с Русланой. Не то чтобы это имело значение. Я сомневаюсь, что он собирался объясняться с кем-либо в этот момент.

— И зачем нам это? — холодно спросила я.

Конрад, похудевший за последние недели не менее чем на десять фунтов, моргнул, глядя на меня, как на идиотку.

— Потому что я твой отец, Арья.

— Отец, который не отвечал ни на один мой звонок и неделями отказывался меня видеть, — указала я. Мама вбежала в кабинет с подносом с сахарным печеньем и чаем. За последние несколько недель я видела ее больше, чем за годы. Она полностью проигнорировала мужа, поставив передо мной чай с печеньем. Я даже не спросила ее, как она все это воспринимает. Чувство вины развернулось внутри меня.

— Извините, не хотела прерывать. Просто подумала, что ты оценишь угощение. Сахарное печенье твое любимое, верно?

Вообще-то, я больше люблю шоколадное, но это было неважно и банально. Я натянуто улыбнулась.

— Спасибо, мама.

После того, как она закрыла за собой дверь, я снова повернулась и посмотрела на отца.

— Ты говорил?

Конрад потер щеку, изображая вздох.

— Слушай, что я должен был делать? Ты мой драгоценный малыш. Никто не хочет, чтобы его застали со спущенными штанами на глазах у их близких.

— Значит, ты солгал, — сказала я прямо.

— И да, и нет. У меня были романы. Много романов. Я не горжусь своей неверностью. Но я никого не домогался.

— Твое фото члена говорит о другом. — Пусть даже не в стольких словах.

Он неловко поерзал.

— Это было взаимно, и это было темное время в моей жизни. Я не монстр.

— Это должен определить суд, а не я. — Я закинула одну ногу на другую, обхватив колено руками. — И пока я не узнаю ответ на этот вопрос, я не могу с чистой совестью связать свою компанию с твоим именем. Тем более, что ты бросил нас, даже не предупредив меня, незадолго до начала суда.

— Я сделал это, чтобы защитить тебя! — Конрад хлопнул ладонью по столу между нами, отчего все затряслось.

Я покачала головой.

— Ты сделал это, потому что хотел нанять кого-то покрупнее, с большим авторитетом. Но никто не возьмет тебя, верно? Никто не хотел пачкать руки.

Он перегнулся через стол между нами, медленно приближаясь ко мне, на его виске пульсировала вена.

— Думаешь, это игра? Я могу потерять каждый пенни, который у меня есть, Арья, лишив тебя твоего наследства. Ты можешь быть бедной.

Последнее слово было произнесено с полным пренебрежением.

— Я никогда не буду бедной, потому что я обеспечиваю себя сама. Но если я потеряю свое наследство — чья это будет вина?

— Их! — Отец вскочил со своего места, в отчаянии вскинув руки. — Конечно, это их вина. Почему ты так думаешь им потребовалось так много времени, чтобы пойти вперед? Они воспользовались жалобой Аманды Гиспен!

— Они боялись, что ты разрушишь их жизнь. — Я тоже поднялась со стула, обнажив зубы. — Как ты поступил с Русланой и Ники. Что с ними случилось? Скажи мне.

Отец посмотрел на меня с презрением. Я никогда не думала, что увижу такое выражение на его лице. От чистой ненависти. Я задавалась вопросом, куда делся человек, который целовал меня и читал мне сказки на ночь. Как мне вернуть его. И самое главное — существовал ли он вообще.

— Как ты думаешь, соглашение все еще в силе? — Он сменил тему.

— Откуда мне знать?

— Кажется, этот Кристиан увлечен тобой.

— Увлечен? — спросила я, выигрывая время. Мое сердце забилось в груди при упоминании его имени.

— Я вижу, как он гоняется за тобой, как щенок. Он плохо скрывает это. Покопайся для меня.

Мне потребовалось все, чтобы не швырнуть что-нибудь в стену.

— Его не переубедить. Он хочет получить твою задницу на блюдечке с голубой каемочкой.

— Он больше хочет в твою постель.

Затем он посмотрел на меня, его глаза спрашивали что-то, что его рот не осмеливался произнести вслух. Внутренне я опрокинулась и меня вырвало. Всю любовь я оставила для него. Хорошие воспоминания, и плохие тоже. И полоска верности пробегает между нами. Потому что человек, который мог попросить что-то подобное у своей дочери, был способен на гораздо худшее. Он просто выдал себя.

— Ух ты. Хорошо. Это мой сигнал уйти.

— Если ты не поможешь мне, — прошипел он, выбрасывая руку, чтобы остановить меня, но отдергивая ее прежде, чем он успел меня ударить, — ты мертва для меня, Арья. Это твой шанс — твой единственный шанс — отплатить мне за то, что я не наплевал на тебя, когда твоей матери было наплевать. Мне нужно знать, ты согласна или нет?

Теперь мы оба стояли. Я не знала, когда это произошло. Я закрыла глаза. Сделала глубокий вдох. Открыла рот.

— Сначала будь честен со мной. Ты причинил им боль? — Спросила я. Он знал, что я имела в виду. — Сделал?

Была пауза. Правда висела в воздухе между нами, свисала над нашими головами. У него был вкус, запах и пульс. Я знала это до того, как услышала. Вот почему он знал, что ложь бесполезна.

— Да.

Это слово звенело у меня в ушах. Я открыла рот, не давая пролиться слезам. Я развернулась и убежала. Выбежала из пентхауса. Мать последовала за мной. Я подозревала, что она ждала снаружи, в коридоре, подслушивая.

— Арья! Арья, подожди!

Но я этого не сделала. Я спустилась на два лестничных пролета, прежде чем