Остров живого золота - Анатолий Филиппович Полянский

уму-разуму так, как это сделала недавно со мной младший лейтенант Лозинская. Но советую тебе не сомневаться в ее праве защищать Родину! Возможно, с девушкой вам будет, с одной стороны, труднее. Только попомни: японцы не немцы. С ними не пошпрехаешь… Так что без переводчика вам делать будет просто нечего. Есть еще возражения?

– Нет, товарищ полковник. Готов к выходу в поиск!

Чутьем умудренного жизнью и войной человека комдив понимал, что стоящий перед ним молодой офицер нуждается в поддержке и одобрении. Для людей, уходящих в тыл противника, особенно важен моральный настрой. Полковнику стало грустно. Где каждый раз брать силы посылать людей на смерть? Вот таких – молодых, здоровых, умных! Сколько их уже не вернулось с заданий, не поднялось в атаке!..

Положив руку на плечо Бегичеву, он тихо сказал:

– Ты очень нам можешь помочь, друг. Будь здоров. Верю в тебя!

Бегичев разволновался. Но он терпеть не мог высокопарного изъявления чувств. Поэтому вытянулся и, скрывая смятение, спросил:

– Разрешите идти?

Комдив кивнул и на прощание добавил:

– Знаю, как вы, разведчики, любите самостоятельность. Верно? Так вот, после выполнения основного задания разрешаю действовать по собственному усмотрению!

Нортон Колклаф сидел в кабинете за письменным столом, высоко держа голову и выпрямившись. Он работал. Перед командиром базы лежали две ровные стопки папок с деловыми бумагами. Слева – требующие прочтения и подписи. Справа – подготовленные для передачи в строевую часть.

Рабочий день коммодора расписан с точностью до минуты. В нем нет места для отвлечений. Правила, выработанные за многолетнюю службу, приковывали его в этот час к креслу с высокой спинкой. Но заботы… Что делать с личными неприятностями, не укладывающимися в распорядок дня?

Война идет к развязке. И с заключительным ее аккордом очевиден финал его, Колклафа, военной карьеры. Контр-адмирала не видать как своих ушей. Чего доброго, скажут: пора в отставку, вы ее заслужили. С чем он тогда останется? Пенсия?.. На нее можно скромно существовать, и только.

Дети выросли. Живут самостоятельно. Однако беспокойство за них не покидает. Сын, продолжающий семейную традицию, моряк, офицер. Воюет. Его корабль здорово потрепало в Коралловом море[47]. У Колклафа нет никакой уверенности в завтрашнем дне. Где гарантия, что к закату дней своих он не потеряет единственного сына? А дочь? Очаровательная здоровая молодая женщина родила ему двух прелестных внуков. Но этой жемчужине не хватает оправы. Конечно, жаловаться ей не на кого. Мужа выбрала сама, вопреки совету родителей. И обманулась…

Колклаф сразу невзлюбил взбалмошного, не очень хорошо воспитанного зятя. Этот хлыщ варится в котле каких-то подозрительных махинаций. Никакого уважения к труду, никакой системы. За что ни возьмется, прогорает. Даже на поставке пеньки флоту, операции в войну верной и прибыльной, сумел наделать долгов. Неумелый плут – грустное зрелище. К тому же зять – попрошайка. Чуть что: дорогой тесть, выручайте, иначе ваши внуки пойдут по миру!

Гроза надвинулась внезапно. В огромном кабинете потемнело. Колклаф расслабил мышцы и откинулся на спинку кресла, сразу потеряв осанку. Он не стал включать свет, потому что не переносил электрического освещения.

Еще немного – и хлынет ливень. Нэнси в таких случаях наглухо задраивает окна и двери. Она панически боится молний, вздрагивает при каждом ударе грома. Домашним же, трусиха, объясняет, будто беспокоится за свои капризные сокровища. Оранжерейное крыло дома защищено жалюзи, изготовленными по заказу из какого-то особого сорта древесины. Жалюзи опускаются и поднимаются с помощью сложной системы кнопок.

Колклаф огорченно прикидывает, во сколько обходится ему невинная на первый взгляд прихоть жены. Но… Что он может предложить взамен? Вот и шлет ей с разных концов мира растительные уникумы. Есть в оранжерее цветок даже с мыса Доброй Надежды – агапантус с высокими стрелками и темно-голубыми соцветиями. Год назад, приехав в Штаты на неделю, он притащил с собой колеус, растущий на Яве. У этого цветка редкостная расцветка: красное с черным и зеленым. Из Бразилии он прислал ей глоксинию, из Африки – узамбарскую фиалку. И каждый раз – длинное сопроводительное письмо с описанием правил ухода за диковиной.

Теперь Колклаф разбирается в комнатных и садовых растениях не хуже ботаника. Черенки, отростки, луковицы, методы затенения, полив, пересадка. Черт знает сколько ерунды. Впрочем, в ней спасение. Не приходится мучительно придумывать тему письма, которое он обязательно, где бы ни находился, посылает жене раз в неделю.

Жизнь преданного военной службе человека подчинена навязанному профессией ритму. Она сушит, обособляет, лишает личного комфорта. В своем доме Колклаф – гость, которого очень мило и подчеркнуто вежливо принимают в редкие приезды. Еще совсем недавно это казалось в порядке вещей. Но с годами меняются потребности. Совсем нелишним было бы сейчас оказаться в своем домашнем кабинете, устроиться полулежа в качалке, свободно вытянув ноги и уютно запахнувшись в пушистую теплую куртку, которую заботливая Нэнси приготовила ему в прошлый приезд. К черту службу! К черту опостылевшие обязанности! Ко всем чертям войну с ее жертвами и даже победами! Лишь бы остался в живых сын. Он, Нортон Колклаф, сохранил нужные деловые связи и сумеет позаботиться о его блистательной карьере. А девочка? Что ж, ее делами впредь он займется сам, хотя бы для этого пришлось поступиться некоторыми принципами.

Через пару минут явится непрошеный визитер. Он будто нарочно вваливается к командиру базы в его рабочие часы, походя сокрушая препятствия в виде вестовых и адъютанта. Удивительно, офицеры, которым вменено охранять не только жизнь, но и покой коммодора, пасуют перед шпаком, олицетворяющим денежный мешок.

«Бледно-желтый нарцисс» – единственный «цветок», который он не отправит Нэнси в особняк на берегу моря. Это ядовитое растение он взлелеет в своем «саду» и постарается снять урожай…

А вот и он. Легок на помине!

– Счастлив видеть вас, господин коммодор… Еле успел. На улице черно, как в негритянском квартале! Давайте примем меры…

Бенкрофт сразу же направился к окнам, защелкнул шпингалеты и опустил шторы. Колклаф включил настольную лампу и, плотно сцепив кисти рук, положил их на полированную поверхность стола. «Бог мой, – усмехнулся он, – полковник, как и Нэнси, тоже боится грозы. Перевелись мужчины!»

– Какая жалость, господин коммодор, что наша партия в гольф сегодня не состоится. Мое мастерство возрастает, и скоро вы обязательно потерпите поражение… Да, кстати, читали?! – воскликнул Бенкрофт, протягивая «Нейви таймс».

Колклаф, ежедневно с утра тщательно просматривавший газету военно-морского министерства США, не сразу нашел объяснение волнению полковника.

– Представляете, коммодор, за два дня боев они прошли около пятисот километров! – продолжал Бенкрофт, комкая газету и на всякий случай отходя от освещающихся молнией окон в