Последнее дело Джека Рэтчета - Андрей Бузлаев

не поверил, потому проговорил всё вслух ещё раз, стараясь больше сам осознать, нежели получить от толстяка подтверждение:

– То есть, ты знал, что мы едем к этому сверхсильному монстру, способному порвать нас без каких бы то ни было дополнительных… средств, ты знал, что он такое и как его убить, но при этом ты не был уверен, какой из патронов в твоём барабане для него смертелен и именно потому высадил ему в башку весь барабан, все шесть патронов?!

– Ну да, – буднично пожал плечами Чарли, забирая патрон и возвращая его в пистолет.

– Знаешь, сейчас мне куда больше, чем этого урода… хочется убить тебя. Ты понимаешь, что я именно после всей той кровавой бани, устроенной тобой, ушёл из полиции? Ты понимаешь, что ты мою карьеру угробил, не дав ей толком начаться?!

– Во-первых, ты выжил, – отозвался на это полицейский, возвращаясь к излюбленному месту на диване. – Пожалуйста! Во-вторых, это мог оказаться и первый выстрел. Ну… тут немножко не повезло, не отрицаю. Но в итоге-то всё кончилось хорошо?

Джеку огромного труда стоило сдержать стон, рвавшийся из недр сознания. Он снова в красках вспомнил тот вечер и тот самый ангар, залитый кровью как девушки, так и её мучителя, её разрезанное на части тело, разложенное на столе словно запчасти какой-то игрушки, сломавшейся куклы,… растерзанное пулями тело её убийцы. Его хохочущее, залитое кровью лицо, из которого каждая новая пуля вырывала целые ошмётки плоти вместе с крупными кусками костей, разлетавшиеся на осколки зубы… Рэтчету тогда даже показалось, что он увидел и мозги этого ублюдка, и как пуля угадила в один из его глаз, от чего тот разлетелся отвратным белёсым фонтаном искристых брызг.

И ещё смех. Нескончаемый смех этого урода. Хриплый от крови, заливавшейся ему в глотку, но, казалось, совершенно его не напрягавшей.

Тогда Джек не понимал, почему этот гад, получив больше десятка пулевых ранений в голову и ещё штук пять в торс, вытерпев столько выстрелов прямо в лицо, продолжал стоять и хохотать, а то даже и надвигался на них с напарником. Списывал всё на шоковое состояние — как этого урода, так и на собственное, ведь зрелище выдалось совершенно не для слабонервных.

Теперь же… теперь всё выглядело и ощущалось куда хуже.

Казалось, только сейчас до него действительно дошло ВСЁ, что случилось с ними в ту ночь.

Равно как и всё, что происходило сейчас.

Только теперь он понял всю глубину ситуации. И только теперь убедился, что никто не шутит.

– Хорошо, какой знак мне придётся носить? – обратился он к Чарли, но уже совершенно другим тоном — серьёзным, спокойным, холодным. Казалось, это заговорил совершенно другой человек. Отчасти, так и было.

– Ничего трудного — возьми белую нить и на лацкане пиджака вышей один стежок от края к центру, в пару миллиметров шириной. И второй такой же чуть ниже. Будет почти незаметно, но кому надо — те всё поймут. Вот, как у меня, видишь? – он не поленился встать и подойти ближе к Джеку, наклонившись под свет, пробивавшийся сквозь жалюзи. Впрочем, острой нужды в этом не было — за окном стало гораздо светлее и Джек уже неплохо различал всё вокруг. – Кстати, ты хоть раз замечал у меня эту метку?

– Нет, – честно признался детектив.

– Плохо! А должен был, просто обязан! Вроде и помнишь мою науку, а как будто и позабыл. Ты должен быть более внимателен к деталям, парень. Куда больше писателей, а эти уроды подмечают всё! Особенно из жёлтых газетёнок, чтоб их…

– Да понял я, понял, – вяло отмахнулся Рэтчет, не заметив, как перебил наставника, задумавшись уже о другом, более важном, как ему казалось, вопросе. – Делать-то что теперь будем? У тебя есть какой-то план, подозреваемые?

– Есть один, но тебе это не понравится, Джеки…

– Ты, что ли? – усмехнулся детектив, откидываясь на стуле. Ему вдруг вспомнилось, как минувшим вечером почти такими же словами Стоун решил растолковать ему свою версию как раз про Чарли, вот и повеселел.

– Нет, как раз наоборот, не я. Никто иной, как Сэм мать его Стоун, твой напарник.

– Ты сдурел, старый?!

– А ты подумай: он единственный, кто так старательно меня топил. Но со мной мы разобрались, я не при делах. И с тобой всё вполне ясно — ты вообще тут в роли хитровыдолбанной жертвы этого урода, чёртова маньяка. А что он, твой Сэм? Ты вообще много о нём знаешь? Вот почему он решил всё повесить на меня?

– Потому, что это очевидно.

– Допускаю. Но давай капнём глубже, – Чарли подошёл к столу Джека и уселся напротив, на место Стоуна, буквально отзеркаливая того. – Что, если таким образом он пытался нас с тобой стравить? Убрать тем самым самую главную для них угрозу. Для того ублюдка, в первую очередь, но в таких раскладах я и ему мешаю. И получится, что вместо поиска реального врага, который точит на нас клык — буквально, тварь такая, — мы бы вцепились друг другу в глотки. Великолепная комбинация, на зависть многим! Поверь, я всё это не просто так говорю. Сэм мне и самому нравится, он хороший вроде бы мужик, но такова наша жизнь теперь: нам придётся видеть врага в каждом в нашем окружении, играть сразу против всех. И при всём моём уважении к Стоуну как к человеку, лично у меня к нему слишком много вопросов. Ну например… Насколько я помню, он тут официально так и не числится, да? А почему? Он ведь тут работает уже пятнадцать лет, разве что немногим меньше. Все те самые чёртовы пятнадцать лет. Это можно проигнорировать, списав на совпадения. Вот только я в них не верю, как и любой хороший коп. Почему он не стал частью твоего сыскного бюро, малой? Зная тебя, ты ему предлагал — поступать иначе не в твоём характере. К тому же, вопрос престижа. В городке ведь есть эти,… Валентайн и Валентайн, кажется? Два брата, один умер. Но второй не меняет вывески, ведь так звучит солиднее. И Стоун, будучи человеком образованным, наверняка это понимает. Следующий момент, который не даёт мне покоя: у него проблемы с его лицензией на юридическую практику, да, но… в чём причина? И почему возникла она именно тогда, пятнадцать лет назад? Слишком много вопросов, парень. И хочешь ты того, или не