Долина костей - Майкл Грубер

Он сказал, что долго искал меня, а тут случайно увидел по телевизору и уже несколько дней болтался возле нашей берлоги, расспрашивая обо мне. Неужели мне никто не сообщил? Нет, никто. Он рассказал, что решил обшарить наше пристанище ночью и явился как раз тогда, когда меня оттуда вытаскивали. Теперь-то я понимаю, что его послал Господь, но тогда решила, что это везение. Я огляделась по сторонам. Бандитский пикап налетел на фонарный столб, двое громил лежали мертвыми в луже крови, кузов был изрешечен пулями, и я сообразила, что третий парень так и не выбрался из машины.

Мы находились на практически лишенной уличного движения Дуглас-стрит, между Гранд-авеню и авеню США. Единственной машиной, кроме раздолбанного микроавтобуса, был красный пикап «Форд-150», с большими колесами и здоровенной вмятиной в боковой панели; мы забрались в него и укатили. Очевидно, Орни погнался за похитителями и устроил так, что они врезались в фонарный столб, но сам он об этом не заговаривал, а я не расспрашивала, инстинктивно чувствуя, что ему не хочется распространяться о деталях операции. В тот момент я буквально парила в небесах от адреналина и была готова ехать в этом пикапе хоть на край света, лишь бы с Орни Фоем, первым человеком, который убил кого-то ради меня. Но не последним, да смилуется надо мной Господь, отнюдь не последним.

Как только «форд» тронулся, я, лежа на его заднем сиденье, потеряла сознание, а когда пришла в чувство (мы как раз пересекли Джорджия-лейн по Девяносто пятой), обнаружила себя на заднем сиденье «шевроле». Открыла глаза, убедилась, что за рулем по-прежнему Орни, и снова провалилась в забытье. Спрашивать я ни о чем не стала: мне уже осточертело думать о себе и самой принимать решения.

Наша поездка продолжалась в общей сложности четырнадцать часов. Когда он остановился в Валдосте заправиться и купить еды, я впихнула в себя кусочек, хотя из-за тошноты, и головокружения есть не хотелось, запила колой и снова провалилась в сон. Ну а когда, уже ближе к вечеру, очнулась, мы находились на границе штатов, на двухполосном гудронном шоссе, проходившем по зеленой, гористой местности. До этого мне ни разу не доводилось бывать в горах. Почувствовав, что проголодалась, я сказала об этом Орни и, услышав в ответ, что мы скоро приедем домой, ощутила такое счастье, какое испытывала разве что в раннем детстве, когда еще читать не умела. Ловушки, которые дьявол расставляет, чтобы отвратить нас от Бога, сладостны, но это истинная сладость, не ложная, она исходит от Бога, хотя мы не знаем этого. Сам Сатана не имеет в карманах ничего, кроме того, что не положил туда Бог.

Спустя некоторое время мы съехали с шоссе и начали подъем по крутой, усыпанной гравием дороге, вихляя мимо заваленных буреломом ущелий, заросших жимолостью и пуэрарией, под гребнями, покрытыми рябинником, тюльпанными деревьями, кизилом, орешником и другими представителями окрестной флоры. Правда в то время, пока я не изучила местность, все эти ботанические названия не были мне знакомы. Мы проехали под преграждавшим дорогу шлагбаумом с надписью «ПРОЕЗД ЗАКРЫТ. ЧАСТНАЯ СОБ СТВЕННОСТЬ». Орни попросил меня выйти и опустить за нами шлагбаум, и пока я делала это, он разговаривал по рации.

Потом путь продолжился по еще более крутому склону, мотор натужно гудел на подъеме, и наконец, когда мы обогнули большой валун, Орни остановил машину, крикнул, и через пару секунд из кустов неожиданно появился человек в камуфляжном одеянии, с десантной винтовкой. Орни представил меня: «Уэйвел, это Эммилу, она останется с нами». Часовой кивнул и снова исчез, а мы перешли по деревянному мостику через маленький говорливый ручей и оказались на месте. «Это Бейлис Ноб, последний уголок Свободной Америки», — пояснил мой спутник. Место было похоже на маленький городок — старые дома, пара обшарпанных трейлеров, запах древесного дыма и сильный запах животных, хорошо мне знакомый. Свиньи, сказала я, принюхавшись, но он поправил: нет, всего лишь свинячье дерьмо. Я вышла из машины, и в этот момент боль вернулась с полной силой: меня ослепил яркий свет, потом все рассыпалось на черно-белые, как в старом кино, фрагменты, а там и вовсе исчезло.

Очнувшись, я обнаружила себя в маленькой комнате, на старомодной высокой кровати из дерева: желтоватый свет падал в помещение через окно. Голова болела настолько, что меня тошнило, и всякий раз, когда я ее поворачивала, вокруг вспыхивали разноцветные огни. Когда глаза привыкли к сумраку, я увидела, что в комнате находится женщина, маленькая, хрупкая, с покрывавшим волосы белым убором на голове, который заставил меня вспомнить о сестре из Майами. Я спросила ее, не монахиня ли она, но женщина не ответила, я спросила, где Орни, но она продолжала молчать и лишь странно улыбалась, глядя на меня, У нее был длинный нос и необычной формы, похожие на листья ивы, глаза. Я попросила дать мне аспирина или кодеина и воды, но она лишь присела на кровать и взяла мою руку. Это я помню, но потом, должно быть, отключилась, а когда пришла в себя, женщины не было: она исчезла, как исчезла и моя боль.

Я почувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы подняться с постели и выйти из комнаты. На некоторое время замерла в узком коридоре, стараясь проникнуться местной атмосферой. Что-то здесь напоминало бабушкин дом: запах пыли, старой краски и кухни, все то, что ощущаешь в деревянном доме, когда вокруг стоит тишина, лишь поскрипывает дерево, посвистывает снаружи ветерок да свиристят сверчки. Я словно перенеслась в Вэйленд, если не считать прохлады ночи, какого-то сернистого запаха и отдаленного шума мотора. Потом я нашла ванную, умылась, попыталась, насколько это было возможно, учитывая спутавшиеся волосы, ссадины и размазанную косметику, привести себя в порядок и, ориентируясь на свет, направилась в переднюю комнату.

Орни читал, лежа на потрескавшемся коричневом кожаном диванчике. Я как сейчас вижу макушку его желтоволосой головы, страницы книги и ноги в серых носках, заброшенные на подлокотник: наблюдать за ним было так приятно, что я не проронила ни слова, лишь осмотрелась по сторонам. Один угол комнаты занимала внушительных размеров квадратная плита, выложенная кафелем. Кроме того, там имелись большой поцарапанный стол, несколько стульев, коврик на полу, камин с полкой и старое кресло-качалка, покрытое стеганым одеялом. Все остальное пространство комнаты занимали стеллажи, наверное, с тысячами книг, они закрывали все стены от пола до потолка, не считая тех мест, где проглядывали окна. И во всем царил идеальный порядок, никакого хлама, полы подметены и протерты, а книги не засунуты беспорядочно, как у бабушки, а расставлены по местам, словно в библиотеке.

Я сделала шаг, половица заскрипела, и Орни с быстротой кобры вскочил на ноги. Книга вылетела у него из рук, сменившись чем-то другим. Потом он узнал меня, выругался, сделал пару глубоких вздохов и, убрав в карман маленький пистолет, сказал, что ему непривычно, когда в доме ночью находятся посторонние. Это обрадовало меня, поскольку позволяло предположить, что постоянной подруги у него нет. На его вопрос, как я себя чувствую, я ответила «хорошо» и поинтересовалась, кто та женщина, что ухаживала за мной. Он посмотрел на меня удивленно и сказал, что никакой женщины в доме нет, а ухаживал за мной он сам, никто больше. И мы сошлись на том, что мне, должно быть, все приснилось. Орни объяснил, что я провалялась без сознания сутки и он уже подумывал, не отвезти ли меня в общинную больницу в Брэдливилле.

В этот момент в животе у меня бесцеремонно заурчало, что прозвучало в тишине комнаты особенно громко, я смутилась, потом мы рассмеялись, и он сказал, что сейчас меня накормит. У него нашелся большой котелок с тушеной олениной: там, в Бейлис Ноб, вообще ели много оленины, потому что в принадлежавшем штату лесу бродило множество оленей, в усадьбе было полно ружей, а вот почтением к охотничьим законам, о чем я узнала потом, и не пахло. Орни разогрел мне мясо и, откинувшись на стуле и потягивая из стакана темное пиво, смотрел, как я с жадностью его поедала. Я тоже попила домашнего пива, солодового, с хлебным вкусом. Меня заинтересовало, что за мотор там беспрерывно стучит, и он ответил, что это генератор: электричество сюда не проведено.

Первый важный вопрос, который вертелся тогда у меня в голове (точнее, второй, первый был о том, когда мы с ним уляжемся в постель), касался того, почему он вообще отправился меня искать? Правда, у меня не находилось слов, чтобы об этом спросить, и тогда он, словно прочтя мои мысли, сам на него ответил. Он присматривал молодую женщину, обучаемую (это не прозвучало, но подразумевалось), сообразительную, способную, и ему показалось, что я как раз такая. Вообще-то, ему давно пора обзавестись семьей, но он слишком занят своим Делом. Я пишу это слово с большой буквы, потому что, когда Орни произнес его, оно прозвучало именно так. Кое-что об этом деле я уже слышала, он касался этого вопроса в беседах, которые мы вели у Хантера, но только упоминал, сейчас же взялся втолковывать мне все основательно. Я слушала, ела и кивала головой.