Неугомонное зло - Энн Грэнджер

Старик просветлел:

— Линда в доме. Она хорошая… — Он снова вернулся к двуколке и спросил: — Не знаете, никому не требуется хорошее средство передвижения?

Маркби виновато ответил: нет, не знает. Старик понимающе покивал и крепче сжал тряпку. Видимо, решил, что разговор окончен.

— Рад был снова повидаться, мистер Джонс, — сказал Маркби, но ответа не получил.

Он решил, что, скорее всего, застанет миссис Джонс на кухне. Маркби обошел дом с тыла. Как он и ожидал, дверь кухни была приоткрыта, и за ней маячила женская фигура. Он постучал; Линда удивленно вскинула голову.

— Суперинтендент Маркби, — быстро представился Алан, протягивая ей свое удостоверение.

Она вытерла руки о посудное полотенце, заткнутое за пояс юбки, и Маркби увидел, что хозяйка что-то печет.

— Неужели еще один? — удивилась она. — Только позавчера к нам приезжал один из ваших.

— Да, инспектор Пирс. Можно войти, миссис Джонс? Мне нужно с вами поговорить.

Линда пожала плечами:

— Войти-то можно. Только не знаю, о чем нам с вами говорить. Я рассказала все, что знала. Я обогнала бедную мисс Миллар у церкви. Куда она направлялась, не знаю… Если честно, голова была занята другим. Теперь-то я жалею, что не остановилась и не перемолвилась с ней словечком. Вдруг бы сейчас все пошло по-другому. А может, и нет. В таких делах никогда ничего не знаешь заранее, верно? — Рукой, испачканной в муке, она показала гостю на стул: — Садитесь, чего же вы?

Маркби сел; хозяйка вернулась к столу и продолжила раскатывать тесто.

— Хочу сделать сосиски в тесте и прочую мелочь — сырные палочки, печенье, — пояснила она.

— Сыну на день рождения? — спросил Маркби.

— Откуда вы знаете? — удивилась Линда. — Ах да, Гордон ведь приезжал, когда здесь был ваш инспектор. Верно, на день рождения… Гордон собирался все купить в магазине, а я не люблю магазинные сосиски в тесте. Я и именинный пирог испекла, все как полагается! — Она с гордостью махнула в сторону буфета, на котором красовался огромный фруктовый кекс. — Его только украсить осталось, — продолжала Линда. — Покрою его глазурью, воткну двадцать одну свечку и по краю сделаю надпись «С днем рождения, Гордон!».

— Очень мило! — Немного помолчав, Маркби продолжал: — В сарае я видел вашего свекра. Он чистит двуколку для пони.

Линда досадливо цокнула языком:

— Старую двуколку? Вечно он с ней возится. Ладно, хоть какое-то занятие. Он не пытался всучить ее вам?

— Не совсем. Спросил, не нужно ли кому из моих знакомых, как он выразился, «хорошее средство передвижения».

Линда рассмеялась:

— Вечно он всем ее навязывает! Не подумайте, он не… — она покрутила пальцем у виска, — не чокнутый, но и не совсем, так сказать, в рабочем состоянии. Голова у него работает по собственной программе, если вы меня понимаете.

— Да, понимаю. Хотя меня он вспомнил.

Руки у нее замерли. Она положила их на раскатанный круг теста, а глаза посмотрели в лицо Маркби задумчивым взглядом.

— Вы уже бывали у нас? Что-то не припоминаю…

— Я был здесь двадцать два года назад.

Линда поспешно отвела глаза в сторону, схватила нож и стала обрезать раскатанное тесто, чтобы получился ровный квадрат.

— Удивительно, что он вас помнит, — глухо сказала она. — С памятью у него не очень.

— Далекое прошлое он помнит гораздо лучше, чем то, что случилось неделю назад, — заметил Маркби. — Представьте, он даже вспомнил, зачем я тогда приезжал. Мы искали насильника, который нападал на женщин в лесу Стоуви и возле него. Его еще прозвали Картошечником. Помните то дело, миссис Джонс?

Рука с ножом дрогнула.

— Смутно. Столько времени прошло… Зачем же вы сейчас приехали? Разве вам мало хлопот с недавним убийством? — хрипло спросила она.

— Хлопот, конечно, немало. Но иногда одно ведет к другому, а тайны раскрываются лишь спустя много лет… Значит, вы помните Картошечника?

Линда положила нож и вдруг без сил опустилась на стул, шумно заскрипевший на плиточном полу.

— Тогда я была совсем девчонкой… семнадцать лет исполнилось.

— Вы уже были помолвлены с Кевином? С Кевином я здесь встречался; помню, он еще не был женат.

— Мы с ним встречались, — едва слышно ответила Линда.

— И вскоре после того поженились?

Она быстро вскинула на него глаза и тут же опустила голову.

— Мне всегда казалось, — тихо произнес Маркби, — что насильник местный. Кроме того, я убежден, что случаев изнасилования было больше, чем нам известно.

— А сейчас вы тоже так считаете? — без выражения спросила Линда, делая видимые усилия взять себя в руки. — Я бы на вашем месте не…

Маркби наклонился вперед, опершись руками о край стола.

— Знаете, странная вещь, — сказал он словно между прочим, — многие свидетели не дают показаний, потому что считают: то, что они заметили или знают, не имеет значения. Иногда им кажется, будто они вовсе ничего не видели и не слышали… Но когда удается разговорить таких свидетелей, оказывается, что они запомнили массу ценных подробностей!

Линда не ответила, и он продолжал:

— Миссис Джонс, я приехал не для того, чтобы бередить старые раны. И не собираюсь ничего предавать огласке. Но я уверен, что Картошечник по-прежнему здесь, в Нижнем Стоуви, и по-прежнему собираюсь его поймать.

Видимо, в его голосе помимо его воли зазвучали стальные нотки; Линда испуганно дернулась.

— Не волнуйтесь, — продолжал Маркби. — Я ведь сказал, что не собираюсь ничего предавать огласке. Помните, совсем недавно вы пожалели о том, что в тот день не остановились и не поговорили с Эстер Миллар. Вы сказали: возможно, тогда все было бы по-другому, а может, и нет. Но вы правильно поступили, что позвонили в полицию. Следователь сам решит, важно ли то, что вы видели, или нет. Многие, — Маркби улыбнулся, — пытаются предвосхитить события. Они рассказывают то, что нам, по их мнению, захочется узнать, и упускают то, что сами считают не важным.

Линда очень тихо ответила:

— Если… другие женщины, на которых он нападал… не обратились в полицию, то только потому, что они вот уже больше двадцати лет стараются все забыть. Они… эти женщины… ничего не смогут вам рассказать. Никто из них не видел его лица. Они слышали только шаги, сопение, а потом он надевал им на голову ужасный мешок, от которого пахло сырой землей… — Она на миг закрыла лицо руками. — Мистер Маркби! — Голос у нее дрожал, но звучал решительно. — Я ничего вам не расскажу. Я… мне бы хотелось, чтобы вы перестали его искать; я не верю, что вы его найдете. Вы только разбередите старые раны, оживите воспоминания, которые никому не хочется вытаскивать на поверхность. Те женщины, о которых вы тут говорили… молчат не зря. У них на то есть свои причины. Может, в то время у них имелись женихи… и они боялись, что женихи больше не пожелают с ними знаться, раз они так запачкались.

Маркби вовсе не собирался перебивать Линду, которая наконец нарушила молчание, но не смог удержаться:

— Но ведь они ни в чем не были виноваты! Сами женщины не сделали ничего плохого!

— А какая разница? — тихо возразила Линда Джонс. — Результат тот же самый. Наверное, родители сто раз их предупреждали, чтобы не подходили близко к лесу Стоуви, что там небезопасно. А девушки все-таки ходили туда… а потом боялись признаваться. Боялись, что их будут ругать, потому что они ослушались. Да все наверняка обвинили бы во всем самих девушек! — Линда быстро посмотрела на Маркби в упор и тут же отвела глаза. — Выхода нет, — продолжала она. — Особенно когда живешь в такой крошечной деревушке. Наверное, в городе все по-другому. А у нас… тем более двадцать два года назад… Здесь все друг друга знают. Мы ведь живем бок о бок. Тогда никому не хотелось верить, что в нашем Нижнем Стоуви завелся такой… завелось такое чудовище. Всем удобнее было думать, что жертвы сами виноваты. Вам ясно?

Да уж, яснее некуда. Помолчав немного, Маркби спросил:

— Ну а молодой человек… жених, о котором вы говорили… не догадался, что случилось?

Губы Линды дрогнули в подобии улыбки.

— Допустим, догадался. И сказал так: до тех пор, пока никто ничего не знает, и он будет держать язык за зубами, и мне… то есть его невесте… тоже лучше помалкивать. Тогда все забудется.

— И как, забылось?

— Нет, — тихо ответила Линда. — Воспоминания разрастаются, как грибы на трухлявом пне… Они все растут и растут, и запах гнилостный все сильнее, а поделать ничего нельзя — приходится притворяться, будто ничего не было… Проходит время, говорить об этом нельзя, но и забыть тоже нельзя… оно постоянно внутри. Нет, суперинтендент, я не могу говорить о том, что было, и никогда не заговорю!

Маркби покосился на именинный кекс.

— Ах да, — догадалась Линда, проследив за его взглядом, — все может быть, но наверняка не знаем ни я, ни Кевин. Видите ли, в то время мы с ним встречались, и… в общем, все равно собирались пожениться, как только мне исполнится восемнадцать. Так что мы решили, что… если угодно, поторопились.