Это ужасное поместье - Шон Уильямс

Глава 42

Все разом открыли глаза. Вокруг со всех сторон падали кирпичи и камни, но ни один обломок не причинил им вреда. Незримая магическая сила зонтом нависала над ними, отражая снаряды. Волшебница стояла в раме разбитой стеклянной двери, ведущей с веранды в сад, и махала рукой, призывая следовать за ней. Поток редкостных и ценных предметов – парадная посуда, столовое серебро, картины, скульптуры, одежда – нёсся мимо неё к безопасным просторам снаружи, словно бы на невидимых крыльях.

Альманах с Эттой последовали приказу, озадаченные новым и странным поворотом событий. Кто вообще разговаривает с домами. Ну, очевидно, чародеи. Но что может дом сказать в ответ?

На улице было холодно, небо на востоке только-только начинало светлеть. Оказавшись на безопасном расстоянии от дома, все обернулись посмотреть, что же с ним происходит. Многочисленные крыши обрушивались, поднимая тучи пыли. Стены изгибались и складывались. Особняк с оглушительным грохотом начал оседать, словно бы постарев на сотни лет за считаные секунды. Поток летящих из него предметов превратился в тонкую струйку, а потом и вовсе иссяк.

– Что происходит? – спросила Этта у Пермилии. Голос её еле слышался за общим гулом. Многие из призраков плакали при виде того, как их прекрасный дом, пусть и служивший для них темницей, превращается в руины.

– Слишком долго дом моих предков пестовал эти чары, – скорбно проговорила волшебница. – Они просуществовали неестественно долго, великой ценой для вас всех. Ваши жизни давали им жизнь, и немалая часть её ещё осталась тут, в землях и стенах вокруг. Ваша жизненная энергия копилась в самом доме, и теперь, когда его не стало, я могу вернуть её вам. Дыши же, дитя, дыши глубоко. Вздохните полной грудью все, кто желает жить! Или задержите дыхание и перейдите из этого мира в мир иной. Выбор за вами!

Из рушащегося дома наружу хлынуло трепетное, живое тепло. Этта машинально ахнула и вдохнула его, сколько хватило лёгких. Альманах тоже – и почувствовал, что это первый настоящий вдох за много недель. Хаккет и Илси тоже вдохнули. Девочка тихо икнула, как бывает, когда слишком быстро пьёшь из слишком холодного родника. Доктор Митили пропустила этот трепет через себя, дивясь и восторгаясь неизведанному. Прочие – лорд Найджел, Олив, Лакита Оуэн, Сайлас, Уго – тоже вдохнули полной грудью.

Но другие стояли, плотно стиснув зубы, чтобы суматоха и суета жизни миновали их. Эти растворились туманом, развеялись с первыми лучами восходящего солнца. Среди них была и мадам Ирис.

И вот с последним дребезжащим содроганием дом превратился в груду щепок и обломков. Всё стихло.

Вдохнувшие ощутили внезапное сильное дуновение, с которым дом отдал им последние крохи жизни. И сердца у них в груди забились снова.

Этта посмотрела на руки. Они стали плотными, как им и положено, ничуть не прозрачными. Она снова чувствовала, как бьётся сердце в груди. По лицу её расплылась широкая улыбка. Альманах улыбнулся в ответ. Всё было кончено.

Почти.

Пермилия выступила вперёд, обеими руками поднимая перед собой свиток. Взгляд её скользнул по словам в третий и последний раз, и она резкими, сильными движениями порвала пергамент на крошечные кусочки и развеяла их в рассветном ветерке.

Письмо, которое она написала сама себе и о котором потом напрочь забыла, из случайного заклинания превратилось в обычные слова, а потом и вовсе в ничто.

Не расцепляя рук, Этта с Альманахом подняли их над головами, вместе с другими выжившими вопя от восторга – от радости быть живым.

Эпилог

Солнце едва проделало половину пути вверх по небу, как уцелевшие обитатели поместья наконец осознали, в каком положении очутились.

Пусть их и окружали груды ценных вещей, однако не было ни еды, ни воды, ни хоть какого-то убежища. Те из них, кто помоложе, возможно, и переживут ночь – но как насчёт остальных? И как насчёт следующей ночи? Все они пришли в поместье, ища приюта от реального мира, и, вернувшись в него, обнаружили, что он не стал к ним добрее.

Горничной или мальчику на побегушках, леди или лорду – одиннадцати выжившим некуда было идти. У каждого из них не было никого, кроме друг друга.

Чародейка сжалилась над ними. Вынув из одного кармана изящную ручку, а из другого свиток плотного пергамента, она что-то быстро и уверенно написала.

– Держите. – Она сунула законченный документ в руки Этты, уловив, что девочка говорит от общего имени. – Это заколдованная, а потому имеющая полную законную силу купчая, передающая Стормлей и земли вокруг вам. Вам всем. Постройтесь здесь заново или же сожгите развалины и засыпьте солью – мне всё равно. Я достаточно богата. Всё это теперь ваше, поступайте как знаете.

– Что-что? – переспросила Этта, ошеломлённо глядя на свиток. – Не шутите так. Это слишком жестоко.

– Я? Шучу? Когда одно-единственное неуместное слово может всё погубить? Никогда ещё я не была более серьёзна – и знаю, что вы тоже не шутили, когда говорили, что это ваш дом. Слова, знаешь ли, обладают силой, даже если ты не волшебник.

Этта открыла было рот, но закрыла снова. Что сказала бы Катти, узнай, что её младшая сестричка держит в руках магическую дарственную на дом, стоящий больше, чем вся их деревня целиком? Пожалуй, стоит послать старшей сестре коротенькое письмецо.

Альманах был поражён не меньше её. Для мальчика, который не так давно радовался уже самой возможности выбраться из приюта, получить в подарок дом и поместье было немыслимой щедростью за гранью реальности.

– Вам, разумеется, понадобится помощь, – продолжала чародейка. – Крестьяне из Нижнего Рудмера примут вас как родных, если вы назовёте моё имя и скажете, что я отдала вам поместье. Там сыщется чародей, который поможет с планированием и постройкой дома. Вам сейчас по средствам нанять чародея. Продайте что-нибудь из вещей, которые я спасла из дома. Единственное, чего я не видела, это мой портрет…

– Он в конюшне, цел и невредим, – сказал Альманах.

– Его мы не продадим никогда, – добавила Этта.

– Отлично. Большего я и не прошу. – Она обняла детей и улыбнулась взрослым, столпившимся вокруг. – Теперь это ваш дом. Оставляю вас самих решать, какую форму он обретёт.

Выжившие немедленно затеяли жаркий спор о том, что делать, но спор этот был не из ожесточённых. В основе его лежало обилие взаимоисключающих возможностей, а не общее отчаяние.

– В первую очередь – главное, – сказал Альманах. – Надо разобрать развалины на строительные материалы. Уверен, многое можно будет использовать вторично. Например, из камней