Боец Демона-Императора - Ярослав Коваль

— Как насчет заняться делами?

— Охотно.

— Тогда подвинься. — Он просочился в комнату, ногой сдвинул поднос с грязной посудой, снял со стола еще один. — Заносите.

Дверь отодвинулась, и в комнату, тяжело отдуваясь, вошли два молодых парня в серой одежде. Так одевались в этом кастовом мире разнорабочие, представители рабочих профессий — тех, кто таскал, поднимал и чистил. Эти, похоже, были из числа носильщиков. И сейчас они были нагружены каждый двумя большими кожаными мешками. Которые очень аккуратно сгрузили на пол у кровати и, получив по монетке, откланялись.

— Что это?

— Это? — переспросил Альшер, сдергивая со стола скатерть. Вышвырнул ее за дверь и отправил туда же подносы. — Это деньги. Аукцион завершен, и сейчас мы приступим к дележу денег. Их надо будет раскидать на шесть равных кучек. Казны группы больше не будет, поскольку не будет группы. Ну? Будем работать? — И с этими словами он опрокинул содержимое мешка на покрывало. Прямо на кровать.

— Ого! — Вот все, что могло вырваться у меня при виде этого зрелища. — Это все полулуны?

— Именно так.

— Сколько же здесь?

— Очень много. Я ведь говорил тебе, что броня тритона — штука на редкость дорогая и на редкость… редкая. Чрезвычайно дорогая. Сколько здесь, я не интересовался. Это неважно, в конце концов. Важнее честно разделить. — И, раскладывая монеты по кучкам, добавил: — И развезти по адресатам.

Я еще не до конца привык к местным деньгам, и поэтому такое количество полулун не будило во мне никаких особых ощущений. Будь на их месте такая же груда долларов или евро — кто знает. Сейчас же я просто раскидывал монеты по кучкам, понимая умом, что это — огромная сумма, но не более того. Из своей сумки Альшер вытащил еще два кожаных мешка, таких же объемных, как и четыре предыдущих. Через пару часов деньги были равномерно распределены по мешкам, завязки плотно затянуты.

— Ну что. — Бывший капитан, наклонив голову, осмотрел поклажу. — Теперь мне предстоит ехать к брату, сестрам и жене Ниршава, в большой дом Манджуда близ Светлой Рощи, к жене Сайну. Это все по одному маршруту. А тебя хочу попросить добраться до жены Инсарда — она живет отдельно от прочих родственников, но мы должны отдать деньги именно ей, дальше идут уже чисто их семейные дела. Передашь ей это. — Кивнул на мешок. — И вот это. — Кинул поверх небольшой кошелечек. — Здесь доля Инсарда за все остальное — перья там, коготки, прочее. Вот твоя доля. Я буду ждать тебя в Киалаше. И давай-ка твои деньги тоже возьму с собой, чтоб тебе такую тяжесть впустую не таскать. Для коня два таких мешка — изрядная тягота. А я поеду на денежном дилижансе.

И я понял, что он не до конца мне доверяет. Оно, в общем-то, и понятно — кто я ему? Что он обо мне знал? Мы были знакомы всего ничего, полтора сезона вместе провели. А с другими он ходил в походы уже многие годы. Ему важно было, чтоб деньги дошли до адресата. Я не обижался.

— Что за денежный дилижанс?

— Экипаж сборщиков налогов. Его сопровождают гвардейцы, но пока сбор только начинается, они позволяют за небольшую плату присоединять к своей поклаже другие денежные мешки, чтобы доехать до нужного места в безопасности.

— Хм… И это законно?

— За это до сих пор никто еще не потерял голову. Так что затрудняюсь тебе ответить.

— А не может случиться такого, что в конце пути тебе сообщат, что, мол, не знаем никаких денег, пошел вон, и поделят их между собой?

— Нет. Потому что во-первых, охотничье сообщество очень крепко держится друг за друга, и в этой ситуации все причастные к подобной краже долго не проживут. За жизни их близких тоже никто не поручится. Сурово, но такова уж жизнь. А во-вторых, прознав об этом, купцы тоже перестанут обращаться к помощи сборщиков. Хотя бы на время. Сборщики потеряют очень значительный доход. Они ведь возят огромные деньги, получая за это скромное жалованье. Желание добрать к жалованью никогда не иссякнет.

— Вот именно!

— Добрать, но в рамках здравого смысла. Ты же понимаешь!

— Пожалуй. — Я почесал затылок. — Так как мне добраться до поселка, где живет жена Инсарда?

— Объясню в подробностях, конечно. Смотри сюда…

Через день я уже был в пути. Конь мой резво перебирал ногами, хотя нес не только меня, но и мешок, весивший, как оказалось, очень даже изрядно. Я его поднял с трудом и мысленно подивился тем парням в сером, каждый из которых тащил чуть ли не втрое большую ношу. К счастью, мне не предстояло нести это на своих плечах — конь отдувался за нас обоих.

Вдова Инсарда жила в небольшом пригородном поселке — с главной его улицы была видна крепостная стена. Тот, кто строил город Киалаш, не страдал гигантоманией в той мере, в какой ею отличался фортификатор и проектировщик столичных укреплений и императорских твердынь. Все познается в сравнении — эти стены показались мне скромными, хотя возносились на высоту, недостижимую для большинства замков моей родины. Кстати, киалашская крепость, венчавшая собой изрядной высоты гору, скромной не казалась даже издалека.

В общем, чужие традиции стеностроения — это чужие традиции. Остается только привыкать к ним.

Дом, который мне указала селянка, выглядел поновее и получше, чем прочие, — аккуратно подметенный двор, вычищенное крыльцо с новенькими досками на ступенях, крепкая крыша… Судя по всему, Инсард прикладывал немало усилий, чтоб дом выглядел достойно. Его жена вносила свою лепту. Она выскочила на мой стук в калитку с таким видом, словно бежала на пожар, — в одном тонком платье, на которые местные женщины обычно накидывали что-то еще. Да, полновата, даже толста. Щеки свисают, как два сальных мешочка, все тело ходит ходуном — заметно даже сквозь ткань.

Женщина посмотрела на меня с испугом, а через время я понял, что смотреть с испугом — это уже привычка. Медленно спустилась с крыльца, цепляясь за балясины, подошла к калитке.

— Ты кто?

— Я Серт. Охотник. Я был в одной команде с твоим мужем.

Она подняла голову и жалко взглянула на меня. Приоткрыла калитку.

— А где он сам?

— Он погиб. Мне очень жаль.

Я, наслушавшись обмолвок Инсарда, ждал вспышки радости в ее глазах или облегчения. Ничего этого не было. Все такой же жалкий взгляд, совершенно не трогательный в красивых глазах настолько некрасивой женщины. Мгновенно выступившие слезы, которые она попыталась скрыть, отвернувшись.

— А что случилось?

— Мы нарвались на тритона. Такого демона…

— Да, я знаю про них.

— Из всей команды остались только двое. Я и Альшер. — Она стояла отвернувшись, ничего не отвечая. — Ты позволишь мне войти?

— Да, конечно, прости. — Посторонилась, перехватила повод коня и потянула его к конюшне. Я едва успел сдернуть с седла мешок. — Я позабочусь о твоей лошади. Войди в дом.

Внутри оказалось уютно и чисто — выметенные полы, пахнущие свежестью половики, выцветшие от частых стирок покрывала. На выскобленном столе стояло огромное блюдо с выпечкой — может быть, она ждала мужа? Но тот должен был бы приехать только через день или два… После решения всех финансовых вопросов и закрытия сезона.

Она появилась через несколько минут — с ведром воды, поставила его у двери. Принесла мне огромную кружку холодного местного кваса — я вцепился в нее с наслаждением. В такую жару холодный напиток дороже, чем золото. Несмотря на свою чрезвычайную полноту, женщина бойко сновала по кухне. Стол быстро наполнился угощением — нельзя было столько съесть в один присест.

— Значит, его больше нет? — проговорила она, тяжело усаживаясь на скамью.

— Нет.

Отвернулась, поднося ладонь к лицу. Долго молчала, и я, утолив первый голод, сдвинул блюдо в сторону, чтоб положить на стол мешок.

— Здесь деньги. То, что мы смогли получить за тритона, и вот еще. — Я кинул сверху кошелечек. — За остальное. Как понимаю, здесь большая сумма. Хватит надолго…

Она повернула голову и посмотрела на меня.

— Я не боюсь того, что осталась одна, — заявила женщина твердо и спокойно. Впечатление немного портили покрасневшие от слез глаза. — Семья меня не оставит. Тем более с его деньжищами. — Небрежно кивнула на мешок. Мда, если Инсард не в шутку упирал на ее меркантильность, то он плоховато ее знал. Алчные женщины совсем иначе смотрят на деньги и говорят о них. — Просто… Он так и умер, ненавидя меня?

Женщина смотрела мне в глаза с таким выражением, от которого крыша у нормального мужчины могла поехать вне зависимости от неприглядной внешности дамы. В ее глазах звучало что-то такое, что взывало к самым глубинам мужских чувств. Трудно не отозваться на такую мольбу. И соврать очень трудно — если, конечно, это не твоя женщина. Собственной в подобной ситуации как раз хочется соврать возможно красивее, чтоб отчаяние наконец-то сменилось надеждой.

В конце концов на ситуацию можно ведь взглянуть и под особым углом. Счастье, что об их отношениях я знал слишком мало и мог уверить себя, что мои предположения — истинная правда.