Чёрные ангелы в белых одеждах - Вильям Козлов

— Линка, у меня идея! — как всегда громогласно и жизнерадостно начала она.

— Пойти с тобой на танцы, а потом в кабак с потрясающими мужчинами, — вставила Лина. — Выставить их и открутить «динамо».

— Откуда ты знаешь? — округлила и без того круглые карие глаза Белая, — Только не на танцы, а на лодочную станцию. И «динамо» ты будешь крутить, а мне придется и за тебя отдуваться… Не хочешь, Линок, на лодочке покататься? — Она подбоченилась и пропела: — Я-я на ло-о-одочке ка-а-талась… — и умолкла, морщиня белый узкий лоб, видно, дальше не помнила.

— Я сегодня — в кино, — бросив взгляд на окно, сказала Лина.

— A-а, понимаю! — протянула Белая. — Вадимчика ждешь? Видный парень, ничего не скажешь, но… очень уж правильный! Не пьет, не курит… Правда, у него есть казенная легковушка… Тебе не скучно с ним?

— С Вадимом? — удивилась Лина, — Он умный…

— Умные и есть самые скучные, — сделала странный вывод Белая. Лина догадывалась, что она недолюбливает Вадима. Ведь он даже не смотрит в ее сторону, когда сюда приходит, а уж Галина и юбку повыше подтянет, показывая свои тощие ляжки, и грудь из декольте почти всю наружу вывалит. Головой как курица дергает, глазами играет. И все напрасно, как-то Вадим обронил, что такие наглые и глупые женщины ему не нравятся. Когда Лина спросила с чего он это взял, ведь не обмолвился еще с Галиной ни словом, вот тогда он рассказал об активных и пассивных дурах, которых чует за версту. Белую сразу причислил к самым опасным, — активным, даже предупредил Лину, что от нее можно всяких гадостей ожидать…

— Понимаешь, Галина, ему от меня ничего не нужно, — задумчиво произнесла Лина. — Он заботится обо мне, помогает…

— Ну да! — воскликнула та, — Я не знаю мужчин! Прикидывается, дурочка. Видит, что ты еще целочка и не торопится… Скажи честно, тебе есть шестнадцать?

— В общем, скоро… — неопределенно ответила Лина. Шестнадцать ей должно было исполниться через восемь месяцев.

— Ну вот, осторожный гусь, боится под статью попасть за совращение несовершеннолетней. А на уме у них всех одно — задрать нам поскорее юбку и закабалить своей любовью, чтобы денег не давать.

— Он не такой, — убежденно сказала Липа.

— Тогда чего он крутится возле тебя? На машине катает? Небось и подкармливает?

— Перестань, Галина, — вспыхнула Лина. — Что я гусыня, чтобы меня откармливали?

— Может, он любит полненьких, пышечек, — рассмеялась Белая. — А ты хоть и красивая, но худая, как я. Нас, худощавых, изящных, любят как раз полные мужчины. Я смотрела французский журнал мод, там дохлые в моде. Есть такие красотки, кто нарочно морит себя голодом, чтобы похудеть. Кожа да кости. Мужичку не за что и подержаться… Так что мы с тобой, Липок, — королевы!

Лина передала родителям еще трех детишек, те сами одели их, остались лишь те, которых могли забрать на выходные, а могли и оставить. Мальчики и девочки, передвигая кубики, то и дело вскидывали пушистые головенки к дверям, когда там появлялся кто-либо из взрослых. Наконец пришла ночная няня тетя Дуня, точнее бабушка Дуня, потому что ей было под семьдесят. Облегченно вздохнув, Лина сбросила белый халат, косынку и, оставив Галину потолковать с пришедшей, кинулась в свою комнатку переодеться. Если Вадим сейчас подъедет, то они еще успеют на восьмичасовой сеанс.

— На свиданку? — заглянула к ней настырная Белая. И Лина еще раз отметила про себя, что Вадим прав: Галина глупая и бесцеремонная, активная дура и слова какие-то полублатные употребляет. Может, ударение в таких простых словах, как руку, ногу, воду неправильно поставить. Правда, этим грешили многие коренные великопольцы.

— Закрой дверь, — сказала Лина таким тоном, что можно было понять с той стороны. Она как раз сбросила с себя платье и влезала в узкую шерстяную кофточку. Бюстгальтеров она не носила и две упругих маленьких груди не изменяли своей конфигурации, как бы она не двигалась и не нагибалась.

— Грудка-то у тебя, как два белых резиновых мячика, — завистливо заметила Белая, — А у меня после родов стала большой и рыхлой. Мужикам это нравится, но когда снимешь бюстгальтер, я ношу пятый номер, так сильно отвисает.

Лина промолчала, расчесывая свои длинные золотистые волосы перед круглым зеркалом, прикрепленном к высокому и узкому шкафчику, в которых хранили детскую одежду.

— Подкрась губы, — посоветовала Белая, наблюдая за ней. Комнатка была маленькой и она стояла почти вплотную за спиной, Лина даже ощущала затылком ее дыхание. Галина тайком курила в туалете — заведующая не разрешала курить в комнатах — и от нее пахло сигаретами, — Правда, они у тебя и так розовые… — Она фамильярно шлепнула девушку по обтянутому темной юбкой заду. — Попка у тебя очень уж соблазнительная…

— Галина Владимировна, — обернулась к ней Липа. — Вы же видите, я тороплюсь?

— Называй меня на «ты», — великодушно разрешила Белая. — Я и с кавалерами сразу перехожу на «ты». «Вы» — очень уж официально.

— Галя, отойди от двери? — попросила Лина. Она уже была готова и смотрела на загородившую узкую дверь воспитательницу.

— Беги-беги, девонька, — отступила в коридор Белая, — Я тоже когда-то так же резво бегала на свиданки и при луне целовалась, и про звезды толковали, и клялись друг дружке в вечной любви, а кончилось все в парке, на садовой скамейке, где меня мой любимый невинности лишил, а когда я ему сказала, что забеременела, так «Гарун бежал быстрее лани…». Завербовался аж на Курилы, больше я его и не видела. Хоть бы крабов или икры, сволочь, прислал… Кстати, кто это стихотворение написал про какого-то Гаруна: Пушкин или Маршак?

— Лермонтов, — улыбнулась Лина. — До завтра, Галина!

— Пока влюблен в тебя, тяни, что можно, из него, — продолжала Белая, идя вслед за ней по сумрачному коридору к белому квадрату распахнутой двери, — На носу осень, а у тебя ничего теплого нету… — Галина, знаешь ты кто? — резко остановившись, повернулась к ней Лина. Глаза ее вспыхнули гневом, — Ты — активная дура, вот кто ты!

— Дура… активная? — ошарашенно переспросила Белая, — Сама ты дура, подожди, еще спасибо скажешь мне за все… Дура и еще активная! Подумать только… — понизив голос, продолжала она, только Лины уже не было в коридоре — она бегом бежала к остановившейся у соседнего дома бежевой «Победе», из которой выглядывал улыбающийся Вадим.

12. Дождь в декабре

Они стояли перед обитой черным дерматином дверью с красной кнопкой звонка-гонг и синим почтовым ящиком. Перед дверью — зеленый ребристый резиновый коврик. За их спинами на лестничной площадке с запахами кошек горела тусклая электрическая лампочка, справа и слева другие двери с множеством кнопок звонков и ящиков. Вадим шагнул к ближайшей двери и вслух прочел:

— Мордухайлов И.Н…. Ничего себе фамилия!

— Очень симпатичный старичок, — повернула к нему побледневшее глазастое лицо Липа, — Круглый год ходит с черным зонтиком на длинной изогнутой ручке, такие теперь не продаются…

— Бог с ним, со старичком!

— Он сказал, что из семейства кошачьих… Почему он так сказал?

— Звони, — сказал Вадим. Он видел, что она никак не может решиться.

— Ты не представляешь до чего мне противно видеть их рожи!

— Ладно, я сам позвоню, — Вадим шагнул к двери и решительно нажал на кнопку. Он не испытывал никакого волнения, мог бы с таким же успехом позвонить в любую дверь, даже к симпатичному старичку Мордухайлову И.Н. А Лина очень переживала, топкая рука ее вцепилась в плечо Вадима, побледневшее лицо стало напряженным. Но вот щелкнул один запор, второй, дверь на цепочке немного приотворилась, и Вадим увидел приземистую пожилую женщину с бородавкой у носа, почти прозрачные глаза смотрели на него настороженно.

— Вам кого? — хрипловатым голосом спросила она. Лину отступившую к стене, не видела.

— Наверное, вас, — произнес Вадим и подтолкнул к двери Лину.

— Господи, доченька! — воскликнула женщина, увидев ее. — Откуда ты?

— Этот… дома? — резко спросила Лина. Она не смотрела на мать, взгляд ее блуждал по двери.

— На дежурстве, — ответила та, не сообразив даже снять цепочку.

— Слава Богу, — сказала Лина, — Видеть его мне совсем не хочется. Ты, может быть, нас пустишь?

— Что же это я? — забренчала цепочкой Валентина Владимировна. Пропустив в ярко освещенную прихожую дочь, снова загородила дорогу Вадиму, — А это кто такой еще?

— Он со мной, — обернулась Лина, — Ты что, его не хочешь пускать? Тогда и я не войду.

— Уже обзавелась… хахалем, — пробурчала женщина, нехотя отступая вглубь прихожей.

— А что это такое — «хахаль»? — вежливо осведомился Вадим.

— Без провожатых не могла? Ты же домой пришла, — не отвечая ему, произнесла Валентина Владимировна. Она была в гладком коричневом халате с оторочкой на карманах, лицо без косметики казалось старым, невыразительным, с мешками под глазами.