Дневник белогвардейца - Алексей Будберг

Из рассказов узнал, что до 13 декабря здесь сидели большевики, поддержанные стоявшими в Харбине на линии дружинами ополчения; 13-го же декабря китайцы разоружили дружины, посадили их в вагоны и вывезли в пределы Забайкалья; туда же вывезли затем расформированные и разоруженные батальоны Заамурской железнодорожной бригады. В один день китайцы сделались военными хозяевами полосы отчуждения.

Жизнь здесь дорога, но за то все имеется в изобилии; дороговизна же происходит только вследствие падения курса нашего рубля.

Вечером экстренные выпуски телеграмм поведали нам, что немцы с 7 февраля объявили вновь состояние войны и перешли в наступление по всему фронту; нашим войскам комиссарами приказано оказывать всюду сопротивление (интересно, какое сопротивление может оказывать теперь тот жалкий остаток того, что было когда-то русской армией, который остался на фронте). Идиотский проект заключения мира, рожденный свихнувшимися утопистами и несвихнувшимися Иудами, разразился совершенно неожиданным финалом; обессиленная и искромсанная подлыми руками Россия отдана на волю немцев. К сожалению, современные Иуды не последуют примеру своего Кариотского предшественника и не удавятся, так как вероятно и этот немецкий ход входит в условленные тридцать сребренников (только последующая история узнает, какой курс был при переводе сребренников на марки).

Прибыв в Харбин, послал Главному Управлению Генерального Штаба заявление об отставке; после многих колебаний решил все же проехать в Японию для того, чтобы ориентировать нашу миссию в том, что творится в России, что затевается в Харбине, и просить нашего военного агента сделать что-нибудь, чтобы облегчить спасение нашего офицерства, закупоренного в России и обреченного там на сожрание большевиками. Хотя теперь и очень поздно, но все же можно еще многое сделать, помогая нам в районе Румынии, Дона, Кавказа, Финляндии и на Дальнем Востоке. Мы столько сделали для союзников, что имеем право рассчитывать на то, чтобы и они помогли нам в столь тяжкие времена.

Ехать в Японию мне очень неприятно, так как по телеграммам из Петрограда сидящие там господа, не понимающие нашего положения, могут подумать, что я еду в командировку от большевиков. Но ехать надо, ибо письменно не рассказать того, что делается с армией и Россией, и что надо сделать, чтобы нам помочь; ведь я, вероятно, первый, кому удалось так скоро продрать сюда из Петрограда.

Был на вокзале, смотрел, как провожали Хорвата, уезжавшего в Пекин по делам дороги и охранной стражи. Было больно видеть хозяйничанье на вокзале китайцев, постановку всюду китайских часовых, колотивших прикладами непонимавших их окриков русских пассажиров.

Все, чему мы отдали все лучшие годы своей жизни, все пошло прахом!

Харбин живет и дышит спекуляцией и темными делами; спекулянты очень огорчены прекращением правильного сообщения Харбина с Западом, так как приходится распрощаться с отправкой в Россию вин, водки, кожи и разных товаров, дававших баснословные барыши и сделавших недавних санкюлотов и мелких комиссионеров миллионерами.

Курс нашего рубля неизменно ползет вниз, на что влияет, как общее положение, так и введение в обращение разных суррогатов денег в виде керенок, почтовых марок, кредитных билетов старых образцов и т. п. Надо знать китайский рынок и быть очень осторожным при введении новых для него денежных знаков, так как китайцы очень недоверчивы.

 Газеты сообщают, что Украинская Рада, угрожаемая большевиками, обратилась за помощью к Германии и что немцы двинулись на Режицу, Полоцк и Витебск по путям на Петроград и Москву, и на Киев. Думается мне, что так далеко немцы не пойдут; им в первую голову важно захватить всю укрепленную полосу фронта и сосредоточенные на ней огромные запасы боевого снаряжения, и этим навсегда обеспечить себя от возможности какого-нибудь рецидива на нашем фронте.

Впечатления от Харбина тяжелые; не то ожидал я здесь увидеть; на улицах шатаются и носятся на извозчиках совсем разболтавшиеся офицеры (очень много в нетрезвом виде); по вечерам это явление усиливается; настроение у этих господь очень воинственное, с готовностью обнажать оружие и стрелять по первому подвернувшемуся под руку поводу. Иногда харбинские улицы начинают напоминать нам то, что месяц тому назад мы видели в Александровском саду и на Кронверкском проспекте: те же малостесняющиеся парочки, та же развинченная походка, те же кудлы волос...

 Приехал новый председатель правления Восточно-Китайской дороги генерал Го (китайцы впервые осуществили свое право иметь председателем дороги китайца), собрал старших агентов дороги и очень решительно указал им, что внутренние беспорядки России не должны отражаться на продуктивности работы этой очень важной для всего Китая железной дороги, и что они, китайцы, примут все меры к, тому, чтобы дорога работала как следует.

Сейчас жe, по мнению Го, на дороге очень много разговаривают и занимаются совершенно посторонними делами; надо работать, а кому такой порядок не нравится, тот может получить заштатные деньги и уезжать в Россию; на работе дороги это не отразится, так как если уйдут pyccкие служащие, то в распоряжении Го имеется до тридцати тысяч китайцев, которые готовы занять все могущие освободиться места.

Речь очень деловая и определенная. Сейчас в руках Хорвата задача огромной важности сохранить дорогу в руках России и не дать китайцам стать полными хозяевами положения; прежде всего, надо изгнать из обихода служащих политику; ведь сейчас при бегстве из России масс интеллигенции и технических сил, можно подобрать для дороги редкий состав отборных служащих; всех смутьянов и политиканов отсортировать и отправить их наслаждаться порядками комиссародержавия, а их места занять дельными, честными и далекими от политики людьми, которые будут осчастливлены получением обеспеченного заработка; я, например, с величайшей радостью пошел бы на место начальника какой-нибудь скромной станции, чтобы получить приют и кусок хлеба, и был бы добросовестным и полезным для дела служащим; а таких, как я, целые сотни и ими было бы можно заменить и то жулье, и тех съежившихся и притаившихся товарищей, которые сидят и в управлении, и на линии.

Вечером был у Самойлова и слушал про бесчинства, чинимые Семеновым и его отрядом; приехавший недавно пограничник генерал Чевакинский был свидетелем, как на ст. Даурия Семеновские офицеры убили взятого ими с поезда пассажира за его отчаянные протесты по поводу отобрания у него законно ему принадлежавших 200.000 рублей; этого пассажира пристрелили тут же на платформе и тело его выбросили за перила, ограждавшие платформу.