Коэффициент любви, или Тайна нуля - Александр Казанцев

— Давай вставай, грести будем! — послышался почти рядом мальчишеский голос.

— Лежи ты смирно. Не слышишь, что ли, влюбленные здесь про любовь шушукаются.

Бережной увидел под нависшим берегом тихо плывущую по течению лодку, а в ней двух лежащих на ее дне мальчуганов.

— Как они меня узнавали? — прошептал американский звездонавт.

— Они не видели, только слышали мужской и женский голоса. Еще одна неучтенная Генри Гри мелочь.

— Бывают и у мужчины высокие голоса.

— Бывают, бывают. Но я угадал не только по голосу, но для надежности помалкивал, хоть и не все понимал.

— Как тебе объяснять, командир? Это немножко иной мир — Америка. Другие традиции. Чужой для вас уклад жизни. Там каждый сам по себе. И, наряду с процветанием нации, у нас все еще, к несчастью, страдают обездоленные. Они нуждаются в сочувствии, сострадании, в помощи. И за них надо было бороться в самом Капитолии. Вот почему требовалось занять сенаторское кресло от штата Алабама. У тебя появляется понимание, командир?

— Да как тебе сказать? Чуточку, пожалуй, не хватает. Одно только уяснил. Нельзя тебя до старта выдавать. В полете все быстро бы выяснилось.

— Конечно! Еще как выяснилось бы!

— Чему радуешься, чего смеешься? Воображаешь, какие у Никиты глаза выкатились бы?

— Очень хочу представить такое. Спасибо за сохранение такой тайны. Но это только ее половина.

— А вторая половина у ваших медицинских комиссий, которые так оплошали?

— Вовсе нет! Совсем просто! Все подготавливалось. Врачи проникли туда наши, члены Союза обездоленных. Они знали, что так надо.

— Что так надо?

— Надо, чтобы председатель Союза обездоленных Генри Гри вернулся из спасательного звездного рейса национальным или даже всепланетным героем.

— Героем или героиней?

— Ты сразу берешь быка за хвост и начинаешь крутить его, как ослу. Пускай героиня! Однако в полет предстояло отправляться обязательно мистеру Генри Гри, который только что уступил в предвыборной борьбе за сенаторское кресло от штата Алабама Джесси Грегори. Республиканцы уже считают это место за собой забронированным! Тогда-то Генри Гри и начал свою подготовку, чтобы после четырех лет полета он вернулся бы на гребне волны небывалой популярности, которой прибавилось бы от романтической скрытности Генриэтты, от этой маскарадной вуали, — и американский звездонавт снова прикрыл свое лицо листьями притянутой березовой ветки. — Такое решающее преимущество так необходимо трем миллионам обездоленных, которых надо вытащить из ямы страданий и бедствий. За это можно рисковать жизнью, командир, отданной не только за трех спасаемых человек в космосе, а за три миллиона погибающих на Земле. Как ты думаешь, командир, какая цифра, какая задача больше?

— Ну, парень!.. То есть Генри… фу ты!.. не разберешься с тобой, Генриэтта! Скажи сперва, зачем тебе на первых порах понадобился этот маскарад со штанами?

— Э-э, командир! На Капитолии еще не бывало женщины-сенатора. Королевы правили, но не в Америке! А обездоленные страдают там. Им нужен защитник — мистер сенатор. И Союз обездоленных решил добиваться кресла для своего председателя, лихого парня Генри Гри. Ковбой и ученый! Каскадер и поэт! К тому же «свой парень»! О’кэй?

— О’кэй, о’кэй! Парень что надо! Видел я его киноподвиги! Спрыгнуть в автомобиле с моста на крыши вагонов идущего поезда, промчаться по ним до локомотива, а потом слететь с него на шпалы и скакать по ним с немыслимой скоростью впереди поезда — это, брат, трюк небывалый! За одно это тебя в звездный рейс можно взять. И как бы ты снова не проиграл на выборах. Видно, там другие трюки требуются. Так чего же ты снова в эту свалку лезешь?

— Чтобы победить! Национальный и всепланетный герой уже не тот противник республиканцам, как прежде. Популярность звездонавта должна помочь Союзу обездоленных получить своего сенатора в Капитолии. И мой Долг добиться этого.

— Эге! Так вот какому Долгу клятва давалась!

— Клятва давалась Жизнью, которая принадлежит не Генри Гри и не Генриэтте Грин, а миллионам обездоленных американцев! Ради них были пройдены все математические тесты и физические испытания, ради них можно погибнуть, командир, но не предать их, не изменить Делу их защиты. Вот и суди теперь сам, кого выбрать для исполнения Долга: трех, терпящих бедствие в космосе, или трех миллионов, погибающих на американской земле?

— Да, задаешь ты мне задачу! Так что? Выходит дело, ты лететь с нами не хочешь?

— Еще как хочу, но есть особая тайна, Бережной. Узнать ее — это понимать, чего стоит отказаться от полета с тобой и с Никитой.

— А Никита при чем? Он незаменимый штурман. У него таких вопросов возникнуть не может.

— Нет, командир, я не о том…

Послышались всплески весел. Мальчики возвращались, гребя теперь против течения.

— А они правильно сказали про влюбленных, Бережной.

— Про кого?

— Про меня, командир, — и Генриэтта задорно помахала мальчуганам сорванной веткой. — Разведчики, прокатите в лодке! — крикнула она.

Ребята смутились, посовещались и стали подгребать к берегу.

— Нет, ребятки, я пошутила! — снова крикнула американка. — У меня командир, и еще какой строгий!

— Какой командир? — заинтересовались мальчишки.

— Бережной, звездолетчик! Знаете такого?

— Ух ты! — воскликнул один из ребят.

— А Никиту Вязова вы знаете? — крикнул другой.

— Еще бы! А ты?

— Он нас, меня, Сашу Кузнецова, и вот его, Витю Стрелецкого, из воды вытащил. Передайте ему, что мы его век помнить будем!

— Передам, непременно передам! — отозвалась Генриэтта.

Лодка стала удаляться.

— Славные ребята! — глядя вслед ей, сказала американка и добавила: — И Никиту, наверное, тоже любят.

— Что значит тоже? — насторожился Бережной.

По набережной другого берега пронеслись два электромобиля, за ними следом — вереница велосипедистов. Генриэтта задумчивым взглядом следила за ними.

— Что значит «тоже», спрашиваешь? Отвечу, командир, что ради своего Долга, понимание которого у тебя есть, я отказываюсь от своего счастья.

— От какого счастья?

— От звездного счастья! Когда в полете все выяснилось бы обо мне, я открылась бы Никите во всем.

— В чем ты открылась бы ему? В том, что ты женщина?

— Это он сам понял бы. Нет, открылась бы в своих чувствах к нему!

— Да ты совсем с ума сошла! А еще в сенаторы метишь! В Никиту влюбилась!

— Разве это удивительно? Я призналась бы ему в этом меж звезд. Это красиво!

Бережной свистнул.