Снегурка быстрой заморозки - Елена Логунова

— Ха! — барышня натужно выдавила из себя смешок, пропитанный завистью, как пончик маслом. — Да у нас этих длинноногих блондинок — как собак у шашлычной!

Я догадалась, что образный ряд был навеян спецификой «Казбека».

— Ближе к ночи тут, наверное, все блондинки города ошиваются! — закончила фразу девушка-булка.

— Вы про проституток говорите? — сообразила я. — Так-так! Скажите, а они у вас тут организованными стадами бродят или так… на вольном выпасе? По-разному? Девушка, я вам еще сто рублей подарю на память о нашей встрече, если вы познакомите нас с вашим сутенером!

Носатый брюнет, с тихим нерусским пришепетыванием баюкавший поодаль оттоптанную ногу, насторожил уши и опять нарисовался поблизости.

— С моим сутенером? — багровея, повторила барышня.

— Ну, не с вашим личным, конечно! С гостиничным! Наверняка ведь есть какой-то парниша, который пасет на этой лужайке своих длинноногих белокурых…

— Телок! — закончила мою мысль Ирка.

В шесть глаз — вместе с носатым — мы требовательно посмотрели на девицу. Та раскраснелась, запылала, как пионерский костер, заставив меня перевести обеспокоенный взгляд на датчик пожарной сигнализации, вмонтированный в потолок. Поднимая очи горе, я зацепила взглядом камеру слежения. Это навело меня на мысль, которая требовала немедленного и основательного обдумывания. Разинув рот, я застыла у стойки, как дикий гибрид гранитной статуи и скворечника.

— Я не знаю, — донесся до меня неуверенный голос девицы. — Вы у охраны спросите.

Ирка шлепнула по конторке бумажником и выразительно кашлянула. Правильно расценив это как намек на несоответствие количества полученной в итоге информации сумме предоплаты, конопатая барышня со вздохом прибавила:

— Лелика спросите. Они знают.

— Пошли, — Ирка резко дернула меня за руку.

Поскольку в глубокой задумчивости я стояла накренившись, как Пизанская башня, сильный рывок едва не привел к моему обрушению. Чудом удержавшись на одной ноге, взметнувшейся второй я едва не задела по уху низкорослого носатого дядьку, после чего он окончательно потерял желание общаться и с проворством горного козлика унесся вверх по лестнице. Мы с Иркой пересекли холл и подошли к другой конторке — с табличкой «security». Секьюрити, стало быть, охрана.

Охранников было двое. Молодые румяные парни в черных брючках и белых рубашечках с вышитым на нагрудном кармане красным логотипом отеля. Логотип гостиницы «Казбек» символически изображал одноименную горную вершину, а посему был треугольным и в сочетании с парадной формой одежды «белый верх — черный низ» здорово смахивал на алый комсомольский значок. Я еще на подходе к стойке заметила, что охранники горячо спорят, и не удивилась бы, если бы предметом оживленной дискуссии оказались, скажем, актуальные задачи мирового молодежного движения.

Я ошиблась, спор имел откровенно утилитарный характер.

— Что это?! — страшным шепотом с нескрываемым возмущением вопросил белобрысый охранник, держа двумя пальцами за скрученное «ухо» бумажного фантика серебристую конфетку.

— Это трюфель, — буркнул в ответ охранник с волосами, цвет которых определить было трудно, потому как их, очевидно, совсем недавно безжалостно обкорнали машинкой для стрижки на трехмиллиметровой высоте.

— Трюфель! — гневно прошипел Белобрысый. — Подумать только, трюфель! И это я слышу от человека, по вине которого я пил несладкий чай!

— У меня нет сахара, — буркнул Стриженый.

— У тебя был трюфель!

— Ты не просил трюфель, ты просил сахар!

— Я не знал, что у тебя есть трюфель!

— Трюфель — это не сахар!!

— Трюфель — это сладкое!!

— Ты просил не сладкое, а сахар!!!

— А сахар, по-твоему, не сладкий?!!

Ирка шумно поставила на стойку локоть, сжала руку в кулак и утвердила на нем подбородок. Глядя на комично сварящихся охранников, она даже не улыбнулась. Наблюдать за эскалацией конфликта по поводу сахарного кризиса было забавно, но у нас имелось спешное дело. Стрелки часов, служивших сомнительным украшением холла, приближались к одиннадцати.

— Сахар кладут в чай, а трюфели не кладут! — продолжали меж тем препираться охранники.

— Зато и сахар, и трюфели кладут в рот!

— На чужой трюфелек не разевай роток! — бесцеремонно вмешалась в дискуссию потерявшая терпение Ирка. — Кончай базар, гурманы! Где тут Лелик?

— Лелики-болики! — пробормотала я точно так же, как сказала бы «елки-палки».

При виде компьютерного монитора за конторкой я мысленно вернулась к недодуманному.

Судя по тому, что черно-белая картинка на экране делилась на шесть самодостаточных фрагментов, на монитор секьюрити выводилось изображение с камер слежения. Судя по тем же картинкам, камер было шесть, и пять из них отслеживали соответствующее количество скучных длинных коридоров с рядами дверей, украшенных псевдобронзовыми номерами. Коридоров было пять — по числу этажей «Казбека». Планировка отеля, возведенного во времена архитектуры минимализма, разнообразием не отличалась. Коридоры были похожи один на другой, как штампованные печенья в пачке.

Шестая камера была установлена в холле, над стойкой ресепшена, откуда открывался прекрасный вид не только на вход, но и на конторку секьюрити, на которую налегли мы с Иркой. Глянув в монитор, я подумала, что подруга могла бы надеть юбку подлиннее. Впрочем, это лишило бы бесплатного развлечения группу брюнетов, сгрудившихся в некотором отдалении за нашими спинами и на манер греческого хора с неподдельным чувством восклицающих «Вах! Вах!». Тоскливая мечтательность этого возгласа не нашла отклика в Иркином сердце, возложенном вместе с пышной грудью на конторку охраны и отчаянно, как рыба об лед, бьющемся о полированное дерево.

— Нет у нас Лелика! — неприязненно ответил Белобрысый, которому явно не понравилось, что Ирка вмешалась в разговор.

— Так же, как сахара? — съязвила я.

Стриженый криво ухмыльнулся. Очевидно, ему уже надоела бесплодная дискуссия о сладком. Белобрысый, напротив, явно готов был продолжать диспут. Он гневно посмотрел на меня и, вероятно, по непримиримому выражению моего лица понял, что я от него не отстану. Буду долго и упорно вымогать Лелика, мешая сравнительному анализу достоинств сахара и шоколадных конфет.

— Какой еще Лелик? — Белобрысый попытался «прикинуться веником». — Вы за кого нас принимаете? Мы, по-вашему, кто?

— Пионеры-герои! — осатанев от нетерпения, гаркнула Ирка. — Бойцы невидимого фронта, сладкоежки-ниньзя!

Я поняла, что подруга пошла вразнос, и поспешно сказала:

— Братва, сдайте нам Лелика, и все останутся живы!

— Может, вышвырнем их? — неуверенно предложил Стриженый.

Я смерила его всего, с короткошерстной макушки до начищенных ботинок, одним уничтожающим взглядом. Ирка просто молча закатала повыше рукава блузки и утвердила на стойке массивные кулаки. Псевдогреческий хор за нашими спинами разноголосо загудел в нашу поддержку.

— Черт, да позвони ты этому сладенькому, — не выдержал прессинга Стриженый.

Скроив недовольную мину, Белобрысый потянулся к телефону.

— Сладенькому? — в четверть голоса повторила Ирка.

Я пожала плечами и подумала вслух:

— Слыхала я, будто сладкое способствует тому, что в организме вырабатывается «гормон счастья» — эндорфин. Но чтобы дефицит сахара так фатально сказывался на настроении и умственных способностях — такое я вижу впервые!

Лева Лелюшевский, игриво представляющийся как Лелик и именуемый большинством знакомых только так, сидел в полумягком офисном кресле, вцепившись в подлокотники и размеренно совершая повороты вправо-влево. Вращаясь, он имел возможность оглядывать ту половину просторного кабинета, которая была занята массивным столом и дорогущим кожаным креслом, функциональные возможности которого бесконечно превосходили ограниченную подвижность Леликова стула. Директорское кресло могло вращаться, как тренажер космонавта, умело раскладываться, как диван, а в промежуточном полулежачем состоянии способно было производить волнения мягкой поверхности, от легкой эротической вибрации до шторма в пару баллов. В настоящий момент суперкресло размеренно вздрагивало, массируя по всей длине тыльную сторону Леликова начальника Жоржа Думкина, за глаза именуемого подчиненными Думкопф. Вопреки имени и прозвищу, никаких романо-германских корней Жорж Думкопф не имел. Он родился в Козельске, и злопыхатели утверждали, что название этого древнерусского городка определило суть характера Думкина. Лелик склонен был с этим согласиться. Во всяком случае, про себя он называл шефа только козлом.

К счастью, неумный и неприятный во множестве отношений Жорж Думкин-Думкопф-Козел приходился очаровательному Лелику начальником лишь формально. В автосалоне «Пять колес», директором которого являлся Жорж, Лелик числился менеджером по продажам, но не имел отношения ни к менеджменту, ни к продажам автомобилей. Автосалон с таким привлекательным для осторожных и запасливых водителей названием — «Пять колес» — был Леликовым «прикрытием». На самом деле он уже несколько лет весьма успешно торговал живым товаром. Лелик был сутенером, хотя это слово ему очень не нравилось. На своих визитных карточках Лелик печатал уклончивое «организатор досуга».