Холодные деньки - Джим Батчер

— Ой, да ладно тебе, Боб.

— Заткнись, Гарри, а не то отправишься в особенный ад.

Я смущённо моргнул. Вообще-то, я не из тех, кто не догоняет намёков в шутке, чёрт возьми.

На стене чёрный фон сменился видом звёздного пространства, на котором выделялась сине-зелёная планета. Земля. Масштаб изображения увеличивался и увеличивался, пока очертания озера Мичиган и других Великих озёр не стали узнаваемыми, а потом появились и очертания самого острова.

Боб, конечно, бесценен, но он чересчур увлекается своим остроумием и драматическими эффектами.

Изображение приближалось, пока не показалось знакомое место высадки, хотя вокруг не было разрушенного города, «Не-Пойми-Что Дока» и ряда деревянных свай в воде. Это был просто небольшой пляж из грязи и песка и густой лес.

Затем полоска света, может быть, восемь футов длиной, рассекла воздух вертикально. Свет расширялся до тех пор, пока не стал где-то три фута в ширину, а затем из него показалась фигура. Я узнал знаки — кто-то открыл Путь, переход из Небывальщины на остров. Появившаяся фигура сделала жест одной рукой, и Путь закрылся за ней.

Это был мужчина, довольно высокий и худой. Он носил рваные одежды разных оттенков серого. Его серый плащ был с глубоким капюшоном, который скрывал его черты, за исключением кончика носа и короткой седой бороды, которая покрывала достаточно острый подбородок.

Внизу экрана появилась надпись: МЕРЛИН.

— Постой, ты видел Мерлина? — спросил я у Боба.

— Не-а, — ответил Боб, — но я выбрал на эту роль Алека Гиннесса. Выглядит неплохо, а?

Я вздохнул:

— Пожалуйста, не мог бы ты быть ближе к делу?

— Да ладно тебе, — ответил Боб, — я добавил в сюжет любовный треугольник и отдал роли Дженне Джеймесон и Кэрри Фишер. Есть любовная сцена, которую ты просто обязан…

— Боб!

— Ладно, ладно, отлично. Эх.

Кино переключилось на быструю перемотку. Одетая в серое фигура смазалась. Она прошлась взад и вперёд, взмахами рук направляя океаны энергии туда и сюда, вливая её в саму сущность острова и вокруг него.

— Постой. Предел Демона показал тебе, как он это сделал?

— Нет, — раздражённо ответил Боб. — Это называется художественным видением.

— Хорошо, я понял. Мерлин создал остров. Неважно, как. Давай перейдём к той части, где проблема.

Боб вздохнул.

В смешной ускоренной перемотке Мерлин вошёл в лес и исчез. Прошло время. Солнце пронеслось по небу сотни, а затем тысячи раз, тени острова извивались и перекручивались, деревья росли, старели и умирали. Внизу экрана возникла фраза: ПРОШЛО МНОГО ВРЕМЕНИ.

— Спасибо, что упростил, — сказал я.

— De nada.

Затем камера замедлилась. Вновь появился Мерлин. Опять вознеслись океаны энергии и влились в остров. Потом Мерлин исчез, и прошли многие годы. Возможно, минутой позже, он появился опять — хочу заметить, совершенно не изменившись — и повторил цикл.

— Погоди, — сказал я, — он опять это сделал? Дважды?

— Эх, — сказал Боб, пока на экране начинался четвёртый по счету цикл, — что-то в этом роде. Видишь ли, Гарри, это одна из тех вещей, с пониманием которых у тебя возникнут проблемы.

— Попробуй объяснять мне помедленней.

— Мерлин не строил тюрьму пять раз, — начал Боб, — он построил её только один раз. В пяти разных временах. И всё одновременно.

Я почувствовал, что хмурюсь:

— Эм… Он был в одном и том же месте, делая одно и то же, в пяти разных временах одновременно?

— Именно.

— Это бессмыслица, — сказал я.

— Смотри, тюрьма для смертных строится в трёх измерениях, верно? А эту Мерлин построил в четырёх, а, возможно, ещё в нескольких. Хотя, по правде говоря, ты и не можешь утверждать, построена тюрьма в данном измерении или нет, пока не сходишь туда и не проверишь; а сам факт проверки этого и изменит это самое проверяемое. Короче, суть такова: это и впрямь очень продвинутая хрень.

Я вздохнул:

— Хорошо, это я понял. Но в чём проблема?

Масштаб кадра уменьшился, поднимаясь вверх, чтобы охватить сверху весь остров, пока он не стал просто размытым пятном. Знакомая пятиконечная звезда вспыхнула на поверхности озера, её линии были настолько длинными, что пятиугольник, который они образовывали в центре, охватывал остров целиком. Внутри пятиугольника была вторая пентаграмма, созданная, как и первая, чтобы сохранить и защитить. Камера сфокусировалась, и я увидел, что второй пятиугольник охватывал весь холм, на котором находились домик и разрушенная башня. Камера ещё больше сфокусировалась, и я увидел множество нарисованных пентаграмм, на этот раз не плоских, а состоящих из пересекающихся между собою десятков углов, их центры окружали дюжину туннелей, полных злых существ под островом.

— Они, — сказал Боб, — представляют собой первоначальные чары на острове. Это всё довольно таки упрощено, конечно же, но основная модель пентаграмм та же самая, что используешь ты, Гарри.

Затем чертёж размылся и увеличился, становясь всё более плотным, более хрупким и сверкающим от энергии, пока что-то не мигнуло в моем мозгу, и мне пришлось отвести взгляд от схемы.

— Извини, босс. Это должно было показать переплетение заклинаний, наложенных в разные времена.

— Неудивительно, что оно такое запутанное, — проворчал я.

— На самом деле, ещё сложнее, — сказал Боб. — Я ещё всё упрощаю для тебя. А вот и проблема.

Я заставил себя посмотреть на проекцию и увидел эти миллионы и миллионы заклинаний, резонирующие друг с другом, которые распространялись и выстраивались в непроницаемый барьер. Это было, подумал я, похоже на наблюдение за ростом кристаллов. Заклинания, которые питали основную конструкцию, сами по себе не были намного сильнее, чем те, которые использовал я, но когда они были взаимосвязаны со своими копиями во времени, они подпитывали друг на друга, создавая идеальный резонанс энергии, которая была бесконечно больше, чем сумма их частей.

Потом я увидел появление диссонанса. Боб решил показать его, как тусклый красный свет, который начал слегка пульсировать на западном краю этого великолепия. Он начался как нечто слабое, но потом, как усиливающаяся головная боль, начал превращаться в нечто большее и стал более заметным. Там, где алый и голубой свет соприкоснулись, возникли зловещие вспышки энергии, которые я ощущал с того времени, как попал на остров. Вскоре алое пульсирование распространилось на половину острова, а затем, внезапно, экран стал белым.

Надпись внизу гласила: ПЕРВОЕ НОЯБРЯ.

— Завтра, стало быть, — сказал я. — Супер, но я всё ещё не вижу, что неправильно, Боб.