Короли и королевы. Трагедии любви - Жюльетта Бенцони

И ожидая теперь свою невесту, Филипп чувствовал себя таким же молодым и таким же готовым к любви, как в пятнадцать лет, когда он женился на маленькой Изабелле. Говорят, Ингеборг очень красива. Отец Гийом, настоятель собора святой Женевьевы, который много лет прожил в Дании, без устали прославлял ее красоту. Но можно ли положиться на мнение священника, о чьей святости уже ходила молва? Мнения посланников были куда интереснее, и они были весьма положительными, но королю не терпелось убедиться самому.

Когда прибыл покрытый пылью гонец, который почти потерял голос, ибо всю дорогу ему приходилось выкрикивать громкое «ура», бросился к его ногам и объявил, что королева приближается к городу, Филипп поспешил ей навстречу. Во главе веселой, разряженной в пух и прах группы всадников мчался он через пыльную равнину, вооруженный с ног до головы, украсив свой позолоченный шлем пуком белых перьев.

В ослепительном солнечном свете Ингеборг заметила облако пыли, которое неумолимо приближалось, и сердце молодой девушки забилось чаще.

За несколько метров до носилок Филипп спешился, отдал шлем пажу и приблизился с непокрытой головой. Некоторое время они безмолвно смотрели друг на друга. Ингеборг была взволнована: всем своим обликом, прямой осанкой и властно сверкающими глазами он отвечал ее представлениям о нем. То, что после болезни он стал лысоват, не оказалось для нее новостью. Что касается Филиппа, то он был ослеплен ее красотой.

Почтенный настоятель был прав, говоря о красоте девушки, но то, что увидел Филипп, было совершенством.

Ингеборг была высока и стройна. Ее лицо с классически правильными чертами обрамляли пылающие рыжие косы, а ослепительно белая кожа подчеркивала большие, зеленые, как море, глаза. Принцессе было восемнадцать лет.

Оправившись от изумления, Филипп протянул руку, чтобы помочь невесте спуститься с носилок.

– Добро пожаловать, принцесса. Мы счастливы принять вас на французской земле и надеемся, что путешествие не было вам в тягость.

Прелат, стоявший неподалеку от них, склонился к Ингеборг и перевел ей слова короля. В ответ она прошептала несколько слов на резко звучащем языке, которые прелат перевел королю. Тот нахмурил лоб.

– Она совсем не понимает нашего языка? – спросил он.

– Еще нет, у принцессы не было возможности изучить его, но она обладает живым умом и быстро выучит язык. Она немного говорит по-латыни.

Филипп поморщился.

– Так дело быстро не пойдет… но она прекрасна. Скажите ей, мне не терпится стать ее супругом. Наш брак должен быть немедленно освящен в соборе. Завтра она будет коронована.

– Так быстро?

– Почему бы и нет? Я же сказал, мне не терпится…

– Очень хорошо, сир.

Когда Ингеборг перевели слова короля, она покраснела и стыдливо отвела глаза в сторону. Было ясно, что она не рассчитывала на столь скорую свадьбу, но не возражала.

Вскоре они двинулись в путь. Филипп ехал рядом со своей невестой и не спускал с нее глаз. В ответ она безмолвно, дружелюбно ему улыбалась.

Чтобы прервать этот молчаливый обмен взглядами, Филипп заговорил с епископом Этьеном де Турнэ о приданом.

– Получаю ли я права на английскую корону?

– Здесь нет еще полной ясности, – сказал аббат, замявшись.

– Мне, по-крайней мере, поможет датский флот?

– Король Кнут, который наследовал престол от своего отца, Вальдемара, очень был бы рад, если бы ваше величество решилось выступить в союзе с ним против императора Германии.

– Вы же прекрасно знаете, что это предложение для меня неприемлемо. А теперь скажите однозначно, дорогой епископ, что я получу в приданое?

– Десять тысяч марок золотом, – торжествующе ответил епископ.

– Это значит… я должен повременить.

Взгляд Филиппа был гневен и не предвещал ничего хорошего.

– Я бы хотел думать, что мой дорогой епископ шутит…

– Но, сир, – взмолился епископ. – Я сделал все, что смог… Сир, принцесса смотрит на вас, она улыбается. Взгляните же!

Филипп улыбнулся Ингеборг в ответ, и его лицо несколько смягчилось. Она воистину была прекрасна… Нет, надо решить вопрос о приданом со своим будущим тестем лично. Сквозь зубы он процедил:

– Мы поговорим об этом позже.

Королева-мать ожидала свою невестку у въезда в город в многочисленном кругу празднично одетых дам и господ. Женщины приветствовали друг друга сообразно строго предписанной церемонии, после чего сразу же отправились в новую церковь, которая белела в конце главной улицы.

По пути архиепископ Гийом склонился к своей сестре.

– Ну, что скажешь? Разве я был неправ? Принцесса изумительно красива. Рядом с ней блекнет красота остальных женщин.

Но Адель де Шампань презрительно пожала плечами.

– Ты в этом ничего не понимаешь. Конечно, она красива, но какой-то мертвой, скульптурной красотой. А Филипп не любит статуи… Нет, ты можешь говорить все, что тебе угодно, но этот брак тревожит меня.

– Но почему же?

– Я знаю лишь одно, что он меня тревожит.

В ту ночь в Амьене, никто не спал. Добропорядочные граждане праздновали свадьбу и посвящение в церкви. Были выставлены кружки с вином и каждый мог утолять свою жажду сколько угодно. На улицах пели и танцевали, дома были ярко освещены. Праздничная суматоха продолжалась до самого утра.

Но не шум на улице не давал уснуть королеве-матери в ту ночь. Как только новобрачные вошли в дом, она удалилась в свои покои и, переодевшись и распустив волосы, устроилась у окна.

Старая Эммелина, которая после смерти Изабеллы прислуживала королеве, попыталась уложить ее в постель.

– На дворе очень свежо, ваше величество. Вы заболеете. Но Адель лишь качала головой.

– Я не понимаю, Эммелина. Я ничего больше не понимаю. Король и королева уже два часа как у себя в спальне, а свет у них все еще горит. Давно бы уже пора его погасить, ты не думаешь?

– Ну, конечно, мадам… хотя, кто знает? Быть, может, новая королева боится темноты. Она так не похожа на нас.

Эммелина тоже не одобряла этого брака. Воспоминание о маленькой Изабелле было так живо в ее сердце, что уже хотя бы поэтому она отвергала каждую, кто претендовал на ее место.

– Действительно, странно, что они оставили свет, – сказала она спустя некоторое время. – Никогда не видела ничего подобного.

– Я тоже, – согласилась Адель. – Это-то, я полагаю, меня и беспокоит. Я догадываюсь о чем-то, что меня ужасает…

И хотя беспокойство в сердце королевы-матери увеличивалось, свет в королевской спальне горел всю ночь и погас лишь утром.

Посвящение прошло под сводами нового собора со всей подобающей помпой. Облаченные в длинные, вышитые золотом ярко-красные наряды, Филипп и Ингеборг торжественно прошествовали под нефом, и ноги их утопали в ковре из цветов. Трубы и пение возсылали им хвалу, и собравшаяся толпа была едва обозрима. Но придворные с тревогой наблюдали за молодой парой. Филипп, который обычно выглядел очень свежо, со сверкающими глазами и румянцем на коже, на этот раз был мертвенно бледен и пристально смотрел перед собой, ничего не видя. Ингеборг, которая шла рядом с покрасневшими щеками и потупленным взором, очевидно, плакала накануне.