Записки гайдзина - Вадим Смоленский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полина Ивановна.
* * *From [email protected]
To [email protected]
Subject genki kai
Д о р о г о и с у м о т я н !
В п е р в ы е e-mail н а п и ш у п о р у с к и .
К о м п ю т а т р у д н о . М о л о д о и н е д е л а и . Т е п е р ъ п л о х о
п о т о м у ч т о с т а р о .
К а к в ы п о ж и в а е т е ? К а к в а ш е з д о р о в ь е ? С к о р о
х о л о д н о з и м а о п а с н о б е р е г и с ь
Э т о т г о д л е т о в о е н н о п л е н н н й м н о г о в ч и т а г о р о д
п о е х а л и т ь . Я т о ж е п р и н и м а ъ у ч а с т и е. Д е р е в н я о ч е н ь
д а л ё к о . Р у с к и и ч е л о б е к т р у д н о . п р о х о и х у л и г а н
м н о г о
С у м о т я н д а в н о н е в с т р е ч а л и т ь . Д а в а й г о с т и
п р и е х а л и т ь . Н а д о с у м о т я н в с т р е ч а и . П о т о м у ч т о
л ю б л ю с у м о т я н
В с е г о в а м н а и л у ч ш е г о
С о т а К а д з у х о
Киевское динамо
На улицу Накабяку опустилась полночь. Часы на фасаде кофейни «Хаппи Хаус» возвещали, что через десять минут пятница закончится, а суббота начнется. Тротуары, по будням пустынные, были изрядно оживлены. Туда-сюда по ним перемещались расслабляющиеся трудовые коллективы, шумные компании студентов, отдельные сладкие парочки и вовсе одинокие гуляки. Радуясь наступлению выходных, они устраивали себе длинные праздники живота и печени с торжественными переходами из заведения в заведение.
На дне моего желудка устало шевелил пережеванными щупальцами свежесъеденный жареный кальмар. Сверху его придавливали тунцовые сасими, куриные шашлычки, морские водоросли и маринованные трепанги. Вся эта кухня плавала в двух кувшинчиках горячего сакэ – оно активно воспаряло в головной мозг и приятно колебало уличную перспективу. Мой праздник был ничем не хуже любого другого.
Кофейня по левую руку сменилась рестораном «Тэнгу» – аляповатая вывеска на нем звала отведать черепашьей крови и жареной рыбы фугу. Круглые мумии трех таких рыб висели у входа на ниточках, покачивались на ветерке и стукались друг о дружку лбами. Чуть в стороне, покачиваясь в одном ритме с мумиями, справлял малую нужду изнуренный клиент, перебравший черепашьей крови. Проходящие мимо удостаивали его молчаливым пониманием.
Далее высилось трехэтажное здание «Апоро-биру». По тротуару слонялись развязные зазывалы и совали в руки прохожим рекламные листки. Двое из них гайдзином не побрезговали, двое гайдзина проигнорировали, а один повел себя странно: развернулся к стене и обхватил голову, как приговоренный к расстрелу. Но это ему не помогло – долговязую сутулую фигуру трудно было не узнать.
– Эй! – позвал я. – Дзюнтаро!
Он уронил руки, нехотя повернулся.
– Привет, Бадыму. Давно не виделись.
– Новая работа?
– Третий день сегодня. Не могу привыкнуть. Стесняюсь...
– Чего стесняться? Работа как работа.
– Тогда держи. – В руке у меня оказался календарик с полуголой девицей. – Топпурэсу дансу.
– Хм... Где-то я это уже видел.
– Возможно. Они тут уже полгода. Большое заведение, на втором этаже. Раньше это был гей-бар, единственный в городе, маму-сан все знали. А потом он умер, и бар закрылся.
– Кто умер?
– Мама-сан. От рака. Теперь новые хозяева, бизнес новый, перспективный. Меня вот взяли... Раньше я еще успел санитаром поработать, а потом на фабрике. Но это хуже гораздо – до того тупеешь, что вечером пальцы не слушаются. Уж лучше здесь.
– Тебя в «Кукле» давно не видно. С Кеном больше не играешь?
– Да, на фьюжн потянуло, к мэйнстриму остыл. Кстати, ты слышал последнего Рона Джейсона? «Форева блайнд» – слышал?
– Не слышал.
– Это что-то. Ты просто обязан его послушать. Пойдем наверх, у меня диск в сумке.
Мы поднялись по широкой открытой лестнице. Из ниши в стене на нас глядел Аполлон, воздвигнутый в эпоху гей-бара.
– Скоро уберут, – сказал Дзюнтаро. – Венеру поставят.
Он взмахнул рукой, показывая на широченную, в полстены, вывеску:
Биинасу топпурэсу сё Venus topless show– Подожди здесь. – Не успела дверь за ним закрыться, как на площадку выскочила рослая блондинка и понеслась к лестнице, выбивая шпильками дробь из бетонного пола. Схватилась за перила, коротко глянула вниз и побежала обратно. Из дверей выглянула еще одна – тоже блондинка, но пониже.
– Где тэнчик? – закричала первая. – Тэнчик где? У меня три кекса, блин, все без заказов, два уже на морозе. Пусть отсодит нахер! Пусть нормальных даст!
– Та шо ты, блин, Оксана! Я тебя умоляю, – сказала вторая. – На шоу-тайме сдерешь.
Заметив меня, они недоуменно переглянулись и скрылись за дверью. Вышел Дзюнтаро.
– Слушай, – сказал он. – Я забыл, что этот диск мне завтра будет нужен. Ты сейчас куда шел?
– Домой.
– А чего бы тебе не зайти? Посидишь, выпьешь, на девушек посмотришь. Один час – четыре тысячи. Пей, сколько влезет. А я пока на кассету перепишу.
– Откуда девушки-то?
– Из этой, как ее... Из Украины. Зайдешь?
– Ну хорошо, зайду.
– Только скажи начальству, что это я тебя привел, ладно?
За дверью оказалась стойка с холеным молодым человеком. Его лицо источало профессиональную смесь достоинства и угодливости.
– Хороший у вас зазывала, – сказал я ему. – Невозможно мимо пройти.
– Добро пожаловать, – ответствовал он с легким поклоном. – Будете делать именной заказ?
– В смысле?
– Заказ на девушку будете делать?
– Это обязательно?
– Можно и без заказа. Но тогда мы не гарантируем вам общество.
– А выпить гарантируете?
– Выпить гарантируем. С вас четыре тысячи иен.
Я заплатил. Заведение раздвинуло стеклянные двери, обдало меня табачным дымом, пахучей парфюмерией и долбливой попсой. Вдоль стен тянулись зеркала, вдоль зеркал сидели клиенты и старательно наслаждались гарантированным обществом. Словив пару любопытствующих взглядов, я присел за пустующий столик и стал изучать стоящие в его середине бутылки. Коньяк Suntory, виски Suntory, еще виски Suntory, опять виски Suntory...
– Hello! – раздалось над ухом. Я увидел чернявого цыганистого парня. – Меня зовут Карлос. Что будете пить?
– Привет, Карлос, – сказал я. – Дай мне стакан, я сам разберусь.
Не успел Карлос исчезнуть, как на его месте оказалось прелестное создание в кожаной мини-юбке и короткой маечке. Распущенные белые волосы напоминали исполинский одуванчик. Грациозно оттопырив задик, создание уселось напротив и протянуло мне кончики пальцев.
– Комбанва! Анжелика дэс.
– Вадик дэс, – сказал я, осторожно за них подержавшись.
– Сумимасэн?
– Можно по-русски, я свой.
Косметика на ее лице изобразила крайнюю степень удивления.
– Чё, правда?
– Правда, правда... Хонто.
– Ничего себе... – Она встала и захлопала в ладоши. – Девчонки!!! Сюда!!! Карлос!!! Бринг водка!!! – Снова села, внимательно вгляделась в меня и спросила:
– А ты в курсе, что Карлос голубой?
– Теперь буду в курсе.
– У нас все бразильцы голубые. Чтобы мы от кексов не отвлекались.
– От чего?
– Ну, от клиентов. «О-кяку-сан». Сокращенно «кекс». Знакомься, вот это Барби, а это Моника.
Я кивнул двум подошедшим красавицам. Внешность первой довольно точно повторяла американский кукольный прототип. Вторая больше походила на бабу с одесского привоза.
– Ох ты ё! – сказала она, усаживаясь ко мне поближе. – В кои-то веки.
На столе появилась бутылка водки Suntory, четыре стакана и контейнер со льдом. Барби взяла щипцы и навалила полный стакан ледяных кубиков.
– Ты шо, дура? – сказала Моника.
– Привычка, – смутилась Барби. – Всё виски да виски...
Она ссыпала кубики обратно в контейнер, Анжелика наполнила стаканы, и я провозгласил тост:
– За встречу!
Пятьдесят грамм водки Suntory оросили маринованных трепангов. Градус повысился. Жареный кальмар блаженно раскинул щупальца в стороны.
– Кайф! – сказала Анжелика. – С кексом по-русски... Непривычно даже.
– Та шо это, кекс? – возразила Моника. – Кексы вон сидят. Козлы, блин... А это наш русский мужик! Мы его сейчас попросим, и он нам всем заказ сделает.
– Чего сделаю?
– Ну, заказ! Платишь две сэнки, и я с тобой целый час сижу. Давай, а то меня опять к этим козлам отсодят.
– Вот придут отсаживать, тогда и будет тебе заказ.
– О-о-о! – Она запустила пятерню мне в волосы. – У тебя такие кудри!
– Где у меня кудри?
– О-о-о! Русские кудри! Я не могу... Ты такой, блин, плэйбой!.. Ты такой, блин, альфонс!.. Ох, бляха, я щас кончу...
– Моника! – раздалось откуда-то сзади. – Шоу-тайм!
– Та шоб их всех, – сказала Моника, отрываясь от русских кудрей.