Юрий Долгорукий - Алексей Карпов

В конце лета или осенью этого года Глеб Юрьевич вместе со Святославом Ольговичем и союзными половцами двинулся к Курску, где сидел сын Изяслава Киевского Мстислав. И куряне, как прежде жители Киева, отказались воевать с потомком Мономаха. «На Володимире племя, на Гюргевича, не можем рукы подьяти», — заявили они своему князю. Мстиславу Изяславичу не оставалось ничего другого, как уехать к отцу в Киев.

Так Глеб без всякого сопротивления занял Курск. Однако жители других городов Посемья его не приняли. Глебу удалось взять силой лишь небольшой городок Попашь на реке Суле — и то только после того, как к нему присоединился черниговский князь Изяслав Давыдович со своей дружиной.

Но все эти успехи носили временный характер. Инициатива принадлежала черниговским князьям лишь до тех пор, пока Изяслав Мстиславич не перестроил свои силы в соответствии с изменившейся обстановкой и не определил направление главного удара. Дождавшись полков с Волыни, Изяслав выступил к Переяславлю, а оттуда двинулся по направлению к Черниговской земле, намереваясь наказать черниговских князей. Помимо прочего, к нему присоединился полк князя Вячеслава Владимировича. Это имело не только военное, но и политическое значение, свидетельствуя о добросердечных отношениях между дядей и племянником.

Тогда же в войну с черниговскими князьями вступил брат Изяслава Ростислав Смоленский. Он сжег Любеч — важнейшую крепость на Днепре, своего рода ворота в Черниговскую землю со стороны Смоленска и Новгорода. Об этом Ростислав поспешил известить брата: «Сожди мене. Аз ти есмь зде: Любець пожегл, и много воевал, и зла есмь Олговичем много створил. А видиве оба по месту, что на[м] Бог явить». Иными словами, Ростислав просил брата подождать его и предлагал дальше действовать сообща, в соответствиии с обстановкой, «как Бог даст». Изяслав так и поступил. Он замедлил движение своих войск, и у Черной Могилы (еще в Переяславском княжестве) его нагнал Ростислав со множеством смолян. Братья решили двигаться к реке Суле, где находились главные силы черниговских князей.

Изяслав Давыдович и Святослав Ольгович со Святославом Всеволодовичем, узнав об этом, немедленно повернули к Чернигову. Большая часть половцев той же ночью покинула их и ушла в Степь — перспектива войны с основными силами русских князей не входила в их планы. О Глебе Юрьевиче летопись в этой связи не сообщает. Судя по последующим событиям, он отправился не вместе со своими союзниками к Чернигову, а к отцу в Суздаль.

Мстиславичи решили перерезать пути отступления черниговским князьям. Их авангард, состоящий из «черных клобуков» (главным образом, берендеев), устремился к Всеволожу — «перекы» (то есть наперерез) Ольговичам и Давыдовичу. Всеволож (современное село Сиволож в Черниговской области) был главным городом в так называемом Задесненье — южной части Черниговской земли, граничившей с Переяславским княжеством. Он находился в узком проходе между Припятскими и Придесненскими болотами и контролировал подступы к Чернигову с юго-востока{164}. Однако черниговские князья опередили своих противников: когда «черные клобуки» достигли Всеволожа, Давыдовичей и Ольговичей там уже не было. Мстиславичи взяли город «на щит», то есть разграбили его и захватили в плен все его население, в том числе и тех окрестных жителей, которые укрылись за его стенами. Население других черниговских городов — Бахмача, Белой Вежи Остерской, Уненежа (Нежина) — бежало к Чернигову, но было перехвачено по дороге, «на поле», и тоже попало в плен. Все названные города Изяслав повелел сжечь. После этого Мстиславичи со всеми силами двинулись к Глеблю на реке Ромен, притоке Сулы. Эта крепость, названная именем святого Глеба и находящаяся под небесным покровительством святых братьев, сумела выдержать приступ: «…и начата битися ис града, крепко бьющимся, и бишася… с заутра и до вечера, и тако Бог и Святая Богородица и святая мученика (двойственное число указывает на святых братьев Бориса и Глеба. — А.К.) избависта град от сильныя рати».

На этом Изяслав и Ростислав Мстиславичи пока что остановились. Начиналась осенняя распутица — время, когда военные действия с участием значительного числа всадников делались невозможными. Князья вернулись в Киев, объявив киевлянам и смолянам, чтобы те готовились к продолжению войны зимой, когда установится лед на реках. Между собой Изяслав и Ростислав договорились о разделении сфер борьбы с Юрием и его союзниками черниговскими князьями. Летопись приводит речь Изяслава Мстиславича, обращенную к брату: «Брате, тобе Бог дал верхнюю землю, а ты тамо пойди противу Гюргеви, а тамо у тебе смол няне и новгородци и кто ротьников твоих, ты же тамо удержи Гюргя. А я ся еде оставлю, а мне како Бог да[сть] с Олговичима и с Давыдовичема».

Ростислав ушел в Смоленск. Однако еще прежде чем князья возобновили военные действия, Ольговичи и Давыдовичи нанесли упреждающий удар. В самом конце осени («како уже рекы сташа») посланные ими войска разорили Брягин — город в Туровском княжестве{165}.

Черниговские князья ждали помощи от Юрия. Однако тот не мог покинуть территорию своего княжества. Осенью того же 1147 года — очевидно, по согласованию с братьями Изяславом и Ростиславом — в поход на Суздаль выступил новгородский князь Святополк Мстиславич.

Об этом сообщает Новгородская Первая летопись: «На осень ходи Святопълк с всею областию Новъгородьскою на Гюргя, хотя на Суждаль…» Но и этот поход новгородской рати — первый после побоища на Ждане-горе — оказался неудачным: новгородцы дошли только до Нового Торга и повернули обратно «распутья деля» (из-за распутицы){166}. В свою очередь, Юрий как мог мстил новгородцам. По-прежнему удерживая в своих руках Новый Торг и Помостье, он в течение всего следующего года посылал свои отряды перехватывать новгородских данщиков (сборщиков дани) и захватил новгородских купцов, оказавшихся в его владениях, со всем их товаром. Позднее Изяслав Мстиславич будет жаловаться на Юрия: «Се стрыи мои Гюрги из Ростова обидить мои Новгород, и дани от них отоимал, и на путех им пакости дееть»{167}.

Полной торговой блокады Новгорода на сей раз не получилось, так как хлеб и прочие необходимые продукты могли поступать сюда из дружественного Смоленска и Полоцка. И все же Новгород испытывал серьезные неудобства. Как всегда в таких случаях, в городе нашлись сторонники примирения с суздальским князем (самым влиятельным из них окажется новгородский епископ Нифонт). Однако позиции Мстиславичей в самом Новгороде, да и во всем Русском государстве, были слишком сильными, чтобы можно было всерьез говорить о переходе Новгорода на сторону Юрия Долгорукого.