Ордо Маллеус - Дэн Абнетт

– Сюда! – закричала Медея, направляясь к третьей от нас гондоле.

Она все ещё пыталась должным образом застегнуть свой лётный комбинезон, а я тащил в руках куртку и датчик перемещений. У нас не было времени останавливаться и одеваться.

– Почему именно она? – закричал я, следуя за Бетанкор.

– Шланги дозарядки все ещё подключены к ней, и сигнальные лампы горят зелёным светом! Отсоединяй кабели!

Я швырнул свои вещи Эмосу, поспешившему подняться на борт следом за Медеей через маленький боковой люк, а сам побежал туда, где три толстых энергетических кабеля все ещё торчали из гнёзда дозарядки судна. Как и сказала Медея, все индикаторы над ними горели зелёным.

Я открутил клапаны и освободил кабели один за другим. Последний разъём оказался слишком тугим, и мне пришлось навалиться на кабель всем своим весом. Серебристый корпус лизнули лазерные лучи. Слишком близко, почти задев моё плечо.

Я выдернул кабель и, развернувшись, стал стрелять вглубь ангара. В это время Медея завела машину. Дюзы гондолы зачихали, а потом ровно загудели.

Вокруг меня шипели лазерные всполохи и свистели заряды. Я бросился со всех ног к люку и забрался внутрь.

– Поехали! – проорал я Медее, с грохотом захлопывая люк.

– Ну же! Ну! – кричала Бетанкор, возясь с панелью управления гондолой. Перегруженные двигатели мучительно взвыли.

– Стыковка с люлькой! – отчаянно заверещал Эмос.

Осознав свою ошибку, Медея профессионально выругалась, несколько снизила нагрузку на двигатель и опустила грязно-жёлтый рычаг, торчащий из переборки по правую руку от неё. Когда открылся замок, приковывавший гондолу к её колыбели, раздался неприятный лязг.

– Извините, – осклабилась Медея.

Освобождённая гондола вылетела из своего крепления и, преследуемая ружейным огнём, вильнула вправо. Постепенно разгоняясь, судно поплыло в сторону входа в шахтёрские туннели.

Верхние уровни шахт Объединённых Каменоломен представляли собой обширные выработки, поддерживаемые рокритовыми колоннами и наполненные брошенными машинами горняков. Медея легко ударила снизу вверх по тумблерам и включила ряд прожекторов. Наш путь осветился лучами чистого белого света. Впереди, возле одной из колонн, лампы высветили крутой широкий спуск. Внизу виднелись грязные электрические вагонетки для перевозки руды и фуникулёр, предназначенный для доставки рабочих бригад в более глубокие забои.

Эмос сидел позади нас в маленьком салоне гондолы и разглядывал схемы, полученные им из офиса службы безопасности.

– Продолжайте спуск, – только и сказал учёный, когда я обернулся к нему.

Спуск длиною примерно в полтора километра местами расширялся. От выработок ответвлялись боковые туннели. Впереди за лобовым экраном все казалось черно-белым: жёсткий белый свет, проникающий в темноту, выхватывал только бледно-серые камни и пыль, среди которых изредка промелькивала друза[21].

Когда мы миновали ещё одно огромное скопление покорёженной техники, Медея замедлила ход судна. По указке Эмоса Бетанкор свернула в жерло практически вертикальной шахты. Эта горловина – падение пласта, если пользоваться терминологией шахтёров, – представляла собой естественное образование, возможно, древнюю лавовую трубу. Медленно вращаясь вокруг своей оси, мы спускались вниз. Пористый кварц покрывал стены сливочного цвета драпировкой, на отвалах вырастали колючие кустики вулканического стекла. Места едва хватало даже для позаимствованной нами компактной гондолы. Иногда Медея задевала или срезала стеклянные иголки, и сверкающие осколки бесшумно падали вниз.

Примерно через два километра труба поворачивала, переходя в запутанное переплетение изгибающихся труб, чередовавшихся слепыми пещерами и отстойниками. Мы словно продвигались по пищеводу к сложной системе кишечного тракта. Кварц стал проявлять больше цвета: стальная голубизна с молочными вкраплениями кальцита, красная крапчатость с блёстками оолитов. Кремнистая чёрная друза и прочий геологический мусор покрывали гладкие изгибы древнего подземелья.

Медея обратила моё внимание на маленькую коробку сканера, вмонтированную под главным петрографическим анализатором. На небольшой экран выводились практически недоступные моему пониманию размытые схемы геологических слоёв и отражения удельной плотности окружающих пород. В одном из верхних квадрантов возникли три ярких жёлтых курсора.

– Они преследуют нас, – объяснила Бетанкор.

– Кажется, они с достаточной достоверностью могут определить, где мы. Как им удаётся отслеживать наше передвижение?

– Тем же самым образом, каким мы получаем информацию об их перемещении.

– Неужели локаторы этой посудины настолько мощные?

Медея покачала головой:

– Они достаточно хорошо работают в непосредственной близости от объекта, но им не проникнуть сквозь скалу.

– Тогда что?

– Думаю, что все эти старательские гондолы оборудованы мощными маяками, вероятно встроенными в «чёрные ящики». Это необходимо как для обычных поисков, так и при спасательных операциях.

– Пойду взгляну.

Я поднялся со своего места и стал пробираться к корме гондолы, пригибаясь и держаясь за поручни над головой. Эмос продолжал напряжённо работать. Он включил минералогический ауспекс машины и проводил комплексный, полномасштабный поиск спектрографических следов, отпечатанных на листках Адептус Механикус. Ему больше не приходилось разворачивать свиток: сложные вариации цветных полос давно отпечатались в его памяти.

Раз в несколько минут он сверялся с картой и вносил поправки в курс, прокладываемый Медеей.

В задней части гондолы, между стойками, удерживающими старые дыхательные маски с прогнившей резиновой изоляцией, я обнаружил тесный проход к моторному отсеку. В него можно было забраться только ползком.

Просунув внутрь голову и плечи, я включил небольшой фонарик, который предусмотрительно снял с одной из кислородных масок. Осветив внутренности моторного отсека, я смог обнаружить широкий металлический барабан, задвинутый под антигравитационные агрегаты и кинетические гироскопы. Кожух барабана защищали печати чистоты Адептус Механикус.

Я вернулся в кабину, выбрал из подсумка с инструментами средних размеров плазменный резак и забрался обратно. Горячий синий язык резака снял кожух барабана и расплавил его пульсирующие внутренности.

Вернувшись к Медее, я увидел, что мы спускаемся в просторную пещеру, заполненную маслянистыми натёчными образованиями и сверкавшую лунным молоком и волосами ангела.

– Похоже, они уже потеряли нас из вида, – заметила Медея, кивая на корпус сканера.

Она была права. Жёлтые курсоры больше не двигались столь же уверенно, как раньше. Они метались по дисплею, стараясь вновь обнаружить наш сигнал.

В течение двух последующих часов мы прокладывали себе путь через небольшие суглинистые пещеры, мерцающие пещерным жемчугом, мимо обширных морей сланца и лапилля, между огромными сталактитами, пронзавшими туннели подобно клыкам доисторических чудовищ. Котлованы и отстойники, в которых блестела отвратительная щелочная жижа, и змеившиеся фумароли свидетельствовали о том, что теперь нас окружала рудиментарная атмосфера: метан, сера, радон и облака угарного газа. Клубящиеся выделения ещё живого сердца Синшары и газы – продукты химических и гравихимических реакций – образовывались и накапливались здесь, глубоко под землёй, лишь в незначительном количестве просачиваясь к лишённой воздуха поверхности. Корпус гондолы начал нагреваться. Мы спустились приблизительно на пятнадцать километров и начинали ощущать на себе воздействие астеносферы.

– Эй! – внезапно воскликнула Медея.

Она замедлила ход судна и развернула его, играя прожекторами. Мы находились в гипнатовой пещере, где из покрытого кремнистым известняком пола выступало несколько фигур, выточенных водой много тысячелетий тому назад. Несколько боковых ответвлений уходили либо в узкие штольни, либо, как следовало из карты, углублялись в породу более чем на двадцать метров.

– Что ты увидела? – спросил я.

– Смотри туда!

Прожекторы высветили тёмные очертания чего-то, что на первый взгляд показалось мне только неровной грудой валунов и выступами сталагмитов. Но Бетанкор решительно повела туда судно.

Находкой Медеи оказалась старательская гондола, похожая на нашу, только с гербом Ортог Прометеум на борту. Она была разбита и смята, словно старая консервная банка. Опорные стойки её кабины выпирали через металлический корпус подобно рёбрам.

– Ужас… – пробормотала Медея.

– У шахтёров опасная работа, – сказал я.

– Она здесь недавно, – произнёс Эмос, вставая за нашими плечами. – Посмотрите на тефру.

– На что? – спросила Медея.