Проклятая шахта.Разгневанная гора - Хэммонд Иннес

– Откуда вы так хорошо знаете шахту? – спросил я, когда мы стали подниматься по склону.

Она засмеялась:

– Я прожила здесь почти всю свою жизнь. А дети любопытны, им непременно нужно все узнать. Когда отчим узнал, что я лазаю в шахту, он стал брать меня с собой. Я была единственным человеком, которому он мог показывать свои владения.

– Почему ты не уехала отсюда? – спросил я, думая о том, каково ей было жить в доме с этим стариком одной, если не считать служанки.

– Не знаю, – тихо ответила она. – Я ведь была только в Пензансе, да и то всего один раз. Когда давала показания насчет… – Она остановилась и быстро добавила: – Мне там совсем не понравилось. А потом отчим остался один, в доме была только миссис Брайнд, и вскоре началась война. Кому-то нужно было работать на нашей маленькой ферме.

При мысли о Менэке ко мне вместе со злостью стали возвращаться силы. Я с ним как следует поговорю, как только приду в дом. За всем этим что-то кроется, дело тут не только в штольне Мермейд, которую собираются затопить. Он чего-то боится. Боится меня. Я увидел это по его глазам в штольне, когда он узнал, что я сын Руфи Нирн. Руки мои сжались в кулаки, и я твердо шагал вверх по холму с ощущением силы, вызванной гневом.

Девушка поняла мое настроение.

– Не нужно ничего делать не подумав. Сейчас вы просто обсушитесь и возвращайтесь в шахту. Утром, когда выспитесь, вам будет легче решить, что делать дальше.

– Мне и так все ясно, – ответил я, и мы молча продолжали идти дальше.

Мне не давала покоя одна мысль: человек, который способен совершить такое убийство – он ведь задумал меня убить, пытался это сделать, – такой человек сильно смахивает на маньяка. Я вспомнил, как сверкали у него глаза там, в этой проклятой штольне. Вот, оказывается, в чем дело. Этот человек безумен. Вид богатой оловянной жилы свел его с ума. А видел он ее еще ребенком. После этого его умом завладела одна-единственная мысль: стать хозяином этой шахты, разрабатывать месторождение и добывать олово самостоятельно. Именно это заставило его жениться – и в первый, и во второй раз. И если он решился убить человека только для того, чтобы не дать затопить шахту, значит, вполне возможно, что ему и раньше приходилось убивать. Эта мысль была настолько чудовищной, что я старался выкинуть ее из головы, потому что если такое допустить, то безумие моей матери представлялось настолько жутким, что ничего страшнее нельзя было себе вообразить.

Я пытался не думать об этом, когда шагал к дому, сжав кулаки. Я заставлю его признаться во всем. Вытащу из него всю правду, даже если для этого мне придется убить его своими собственными руками.

Между тем мы уже подходили к дому. Мне видна была решетка на маленьком оконце. Она четко выделялась на освещенных луной стеклах.

Девушка схватила меня за руку.

– Вы ничего такого не сделаете, правда? – снова спросила она.

Я не ответил. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, нужно было только добраться до старого Менэка.

– Пожалуйста, – просила Кити. Она задыхалась, стараясь не отстать от меня. – Это ни к чему хорошему не приведет. Он просто думал, что вы собираетесь загубить штольню. Он ее так любит. Это его единственное дитя. Пожалуйста.

Мы уже были у самого дома. Я направился прямо к парадной двери, девушка крепко держала меня за локоть. Я пытался стряхнуть ее руку, но она не отставала и продолжала меня умолять. Дверь была не заперта, и я вошел, оторвав наконец от себя ее руки.

– Пожалуйста, Джим, – молила она. – Прошу вас. Но я не обращал на ее слова никакого внимания.

– Возвращайся к себе в кухню – велел я ей.

– Ничего хорошего из этого не выйдет. – плакала она.

Лицо ее было искажено, из горла вырывались рыдания. Я оставил ее там – ее огромные глаза были наполнены отчаянием – и пошел дальше темными коридорами, которые напоминали мне о галереях в шахте. Моя мокрая одежда липла к телу, а ботинки, полные воды, чавкали по каменным плитам. В кабинете у старика горел свет, видный сквозь щель под дверью. Я повернул ручку и вошел.

Старик сидел за своим столом. Он поднял голову и, увидев, что я стою в дверях мокрый насквозь, так что с меня капало, стал медленно подниматься на ноги; свет лампы отражался в его выцветших от времени глазах.

В течение какого-то мгновения мы стояли, глядя друг на друга. Он, может быть, думал, что перед ним призрак, или просто лишился от испуга дара речи – как бы там ни было, он просто смотрел на меня раскрыв рот. Я закрыл дверь и двинулся к нему. В тот же момент он нагнулся и схватил маленький топорик, который лежал на полке среди прочих реликвий, связанных с его шахтерским прошлым.

Я подбежал к нему в тот самый момент, когда смертоносное оружие оказалось у него в руке. Он отчаянно боролся, с такой силой, которую невозможно было себе представить у человека его возраста. Но я все-таки был сильнее. Я вырвал топорик у него из рук и оттолкнул его от себя. Он ухватился за стол, опрокинув кресло, которое с грохотом упало на пол.

И тут он испугался. Я видел это по его глазам. Он тяжело дышал и то и дело облизывал губы.

– Что тебе надо? – спросил он. – Если ты насчет матери, то тебе уже все рассказали. Она была сумасшедшая.

У меня чесались руки схватить его за горло.

– А может, это ты сумасшедший? – спросил я, с трудом сдерживая гнев.

Его глаза, бледные и выцветшие – я ни у кого не видел таких бледных глаз, – смотрели на меня не мигая. Было такое впечатление, что у него вообще нет век.

– Ты думал, что я никогда не выберусь из этих старых выработок? Думал, что так и погибну в ловушке, которую ты для меня расставил возле пещеры? Ты хотел, чтобы я погиб. Он крепко вцепился руками в край стола.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказал старик. Он пытался сделать безразличный вид, но голос у него дрожал.

– Хотел, не отпирайся, – сказал я. – Ты знал, что я иду следом. Ты нарочно завел меня в старую часть шахты. А потом вернулся и вышиб железные опоры.

– Откуда мне было знать, что ты идешь следом за мной? – спросил он.

– Зачем ты вышиб опоры? – спросил я его.

– Я не хотел, чтобы ходили по старым выработкам. – Он поднялся на ноги. – Никого решительно не касается, что я делаю со своей собственностью, Прайс. Уил-Гарт принадлежит мне, и я не желаю, чтобы какой-нибудь вонючий дезертир затопил мою шахту, открыв в нее доступ к морю.

– Дезертир, говоришь? – заорал я. – А сам-то ты кто? Обыкновенный убийца!

При этих словах он словно бы съежился, отпрянув назад; лицо его побледнело. Кожа на лице натянулась и как бы прилипла к костям, так что казалось, будто борода растет прямо из черепа.