Спин - Роберт Уилсон

Это же окошко дважды продемонстрировало мне физиономию мальчишки школьного возраста. Я сообщил о явлении Ине, она кивнула, вышла и через несколько минут вернулась с этим мальчишкой.

– Эн, — сказала она, втолкнув — чуть ли не швырнув — своего пленника сквозь дверную завесу. — Эн учится в школе, ему десять лет. Умный мальчик, сообразительный. Хочет стать врачом, когда вырастет. Сын моего племянника. К несчастью, любопытство у него часто вытесняет благоразумие. Он подтащил под окно корзину для мусора и залез на нее, чтобы подсмотреть, кого я тут прячу. Безобразие. Эн, извинись перед моим гостем.

Эн склонил повинную голову таким образом, что я удивился, как не свалились на пол его громадные очки. Он что-то пробормотал.

– Громче и по-английски.

– Извини...

– Ладно, хоть так. Может быть, Эн что-нибудь для вас может сделать, пак Тайлер? Пусть искупит вину за свое недостойное поведение.

Эн чувствовал себя на крючке. Я попытался его освободить:

– Нет-нет, ничего не нужно. Просто пусть не мешает.

– Конечно, начиная с этого момента, он больше не будет мешать. Правда, Эн? — Мальчик поежился и кивнул.— А я для него придумала работу. Эн почти каждый день приходит ко мне в клинику. Когда у меня есть время, я ему кое-что показываю и рассказываю. Например, как человек устроен. Как лакмусовая бумажка меняет цвет, если ее опустить в уксус. Эн говорит, что ему все это очень интересно. — Теперь Эн кивал, как китайский болванчик. — Так вот, в благодарность за мои уроки и чтобы загладить спою вину и пренебрежение правилами буди, Эн станет нашим стражем. Понимаешь, что это означает, Эн? Эн неуверенно уставился на Ину.

– Это означает, что ты будешь применять свою бдительность и свое любопытство на доброе дело. Если кто-нибудь появится в деревне и примется расспрашивать о клинике — кто-нибудь из города, особенно если похож на полицейского, ~ немедленно беги сюда и скажи мне.

– Даже из школы?

– Не думаю, что новые реформазы полезут в школу. Когда ты в школе, учись, не отвлекайся от уроков. А в остальное время в остальных местах, все равно где: улица, варунг, — неважно, как только увидишь или услышишь какие-то вопросы о клинике или о нашем госте — о котором никому нельзя говорить, — сразу беги ко мне. Понял?

– Понял, — сказал Эн и добавил еще что-то, чего я не разобрал.

– Вот еще! — возмутилась Ина.— Этого только не хватало. Никакой оплаты, что за наглость. Но если будешь хорошо себя вести, я, конечно, это учту. А сейчас ты себя вовсе не хорошо ведешь.

Она отпустила племянника, и тот припустил прочь. Свободно болтавшаяся на нем футболка раздулась пузырем.

Вечером полил дождь, вскоре перешел в тропический ливень, зарядивший не на один день. Я писал, спал, ел, шагал, терпел...

* * *

Дождливым вечером ибу Ина обтирала мое тело губкой, снимая с его поверхности отслоившиеся ошметки.

– Расскажите мне, что о них помните. Расскажите, как вы росли рядом с Дианой и Джейсоном.

Я задумался. Точнее, нырнул в интенсивно мутнеющий пруд памяти, чтобы выудить для нее что-нибудь достойное, истинное и символичное. Не найдя в точности того, что искал, я наткнулся на нечто другое. Звездное небо, дерево. Мрачно-таинственный серебристый тополь.

– Однажды мы отправились в поход, — начал я.— Это случилось до «Спина», по не задолго до него.

Освобождаться от отмершей кожи приятно, по меньшей мере сначала, но следующий слой обладал повышенной чувствительностью. Первое прикосновение губки приносило облегчение, но следующее жгло, как йод свежий порез. Ина это понимала.

– Вы трое? Неужели в таком возрасте у вас там уже доверяли детям самостоятельные вылазки? Или вы отправились с родителями?

– С чужими родителями. И-Ди и Кэрол уезжали в отпуск раз в году, на курорты или в морской круиз, без детей.

– А ваша мать?

– Моя мать предпочитала отдыхать дома. Нас забрали с собой соседи. У них двое своих сыновей, постарше, которые на нас не обращали никакого внимания. Получился у нас как бы расширенный детский лагерь в Адирондакских горах.

– Должно быть, отцу семейства хотелось чего-то добиться от Лоутона? Какого-нибудь заказа или теплого местечка?

– Не без этого. Я не интересовался. Джейсон тоже. Диана, возможно, в курсе, у нее на такие вещи нюх, хлебом не корми, дай в чужие дела нос сунуть.

– Да и неважно. Хорошо было в горах? На бочок перевернитесь, пожалуйста.

– Своеобразный лагерь. С обустроенной парковкой. Никак не дикая природа. Однако сентябрьский уик-энд, мы сначала даже как будто свободу почуяли. Палатки, костер... Взрослые... Вот, вспомнил! Фитч их фамилия. Семейство Фитч. Фитчи пели песни и заставляли пас подтягивать припев. У них, возможно, остались об этом лагере приятные воспоминания. На самом деле страшная тягомотина. Сыновья их завесились наушниками и смылись в свою палатку. Старшие сдались и ушли спать.

– И вы втроем остались у погасающего костра? Дождя не было? Или так же лило, как сейчас здесь у нас?

– Нет-нет, ясная ночь, ранняя осень. Никаких ваших тропических ливней и лягушечьих хоров. Небо безлунное, по звездное. Не жарко, конечно, но и не замерзнешь, несмотря на то что мы все-таки в горы поднялись, хоть и невысокие. Ветер помню. Ветер такой, что деревья шептались друг с другом.

– Деревья шептались? — улыбнулась Ина.— Да, понимаю, этот звук мне знаком. Теперь на левый бок, пожалуйста.

– Оставшись втроем, мы почувствовали себя намного лучше. Джейс притащил фонарик, мы отошли от костра подальше, на открытое место, и он показал нам зодиакальный свет.

– Что такое зодиакальный свет?

– Солнечный свет, отраженный поясом астероидов. Его иногда видно в очень ясные темные ночи. — Видно было, подумал я. И вообще, может, солнечная радиация уже испарила ледышки пояса астероидов. — Он поднимался над горизонтом, как туман от дыхания в мороз, далекий, тонкий, рассеянный. Даже Диана увлеклась, слушала Джейсона внимательно. Тогда она еще интересовалась подобными вещами, не считала, что это ерунда, что она слишком взрослая для этого. Ей нравилось, что он такой умный, она любила его за то, что он такой умный.

– Любила так же, как и их отец? На животик, прошу вас.

– Нет, не любовью собственника, не как свое имущество. Она восхищалась, выпучив глаза.

– Выпучив глаза?

– Ну... С расширенными глазами. Ветер тем временем усилился, и Джейсон включил фонарик и направил его вверх, осветил крону ближайшего тополя и обратил внимание Дианы на движение ветвей. — В голове возник образ Дианы в свободном свитере, как минимум на размер больше ее фигуры. Руки спрятаны в вязаной шерсти, обращенные вверх глаза отражают свет фонарика, сияют, как две торжественные луны. — Большие, толстые ветви раскачивались медленно, степенно, маленькие дергались гораздо чаще и быстрее. Джейсон объяснил, что это происходит потому, что у каждой ветки своя резонансная частота, «собственный резонанс»,— сказал он. Как будто своя музыкальная нота — тоже его сравнение. И действительно, звучание дерева можно было сравнить с музыкой, для человеческого уха слишком низкочастотной. Ствол пел вообще неслышным для нас сверхнизким басом, ветки и сучья — баритоны и теноры, свежие побеги — пикколо. Джейсон сказал, что все это можно изложить чисто математически, числами, рассчитать каждую частоту, начиная с самого маленького дрожащего листика, наложить расчеты на расчеты, вычислить всю систему...