Письма Чехова к женщинам - Антон Павлович Чехов

пишет, между тем мне очень хотелось бы знать, каковы его петербургские впечатления.

Целую собаку мою, обнимаю миллион раз.

Твой деспот Antoine.

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

28 марта 1902 г., Ялта

Здравствуй, кутила! Сегодня пасмурно, хочет идти дождь, холодновато. Зубов еще не кончил пломбировать, но скоро кончу. Приезжают на днях Бунин и Нилус, который будет писать с меня портрет.

Гриша Глинка – это сын баронессы Икс. Я с ним плыл от Владивостока, вспоминаю о нем с удовольствием, мальчик хороший. Если Острогорский, который провозгласил за ужином мое здоровье, редактирует «Образование», то это нехороший Острогорский, репутация у него неважная. Он напечатал в своем журнале костомаровскую сказку, которую выдал за толстовскую.

Ты мне нужна, моя немочка, приезжай поскорей. Хочется поскорее попутешествовать и с тобой насчет этого посоветоваться.

Ты пишешь, что расстроила себе желудок. А ты не пей шампанского.

Бог с тобой, моя милюся, да хранят тебя ангелы святые. Не забывай своего мужа, вспоминай о нем хоть раз в сутки.

Обнимаю тебя, мою пьяницу.

Твой муж в протертых брюках, но не пьющий

Antoine

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

18 июня 1902 г., по дороге из Н.-Новгорода в Казань

Милая, хорошая моя жена Оля, в вагоне я спал чудесно всю ночь, теперь (12 час. дня) плыву по Волге. Ветер, прохладно, но очень, очень хорошо. Все время сижу на палубе и гляжу на берега. Солнечно. Морозов везет с собой двух добродушных немцев, старого и молодого; оба по-русски – ни слова, и я поневоле говорю по-немецки. Если вовремя переходить со стороны на сторону, то ветра можно не чувствовать. Итак, настроение у меня хорошее, немецкое, ехать удобно и приятно, кашля гораздо меньше. О тебе не беспокоюсь, так как знаю, уверен, что моя собака здорова, иначе и быть не может.

Вишневскому поклонись и поблагодари его; у него температура немножко высока, он трусит и хандрит – это с непривычки.

Маме низко кланяюсь и желаю, чтобы ей было у нас покойно, чтобы ее не кусали клопы. Зину приветствую.

Буду писать каждый день, дуся моя. Спи спокойно, вспоминай о муже. Пароход трясет, писать трудно.

Целую и обнимаю жену мою необыкновенную.

Телеграфируй, что сказал Штраух.

Твой А.

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

18 сентября 1902 г., Ялта

Супружница моя славная, у меня целое событие: ночью был дождь. Когда утром сегодня я прошелся по саду, то все уже было сухо и пыльно, но все же был дождь, и я ночью слышал шум. Холода прошли, опять стало жарко. Здоровье мое совершенно поправилось, по крайней мере ем я много, кашляю меньше; сливок не пью, потому что здешние сливки расстраивают желудок и насыщают очень. Одним словом, не беспокойся, все идет если и не очень хорошо, то по крайней мере не хуже обыкновенного.

Сегодня мне грустно, умер Золя. Это так неожиданно и как будто некстати. Как писателя я мало любил его, но зато как человека в последние годы, когда шумело дело Дрейфуса, я оценил его высоко.

Итак, скоро увидимся, клопик мой. Я приеду и буду жить до тех пор, пока не прогонишь. Успею надоесть, будь покойна. Скажи Найденову, если речь зайдет насчет его пьесы, что у него большой талант – что бы там ни было. Я не пишу ему, потому что скоро буду говорить с ним – так скажи.

Морозову я писал то же самое, что написал тебе, т. е. что я выхожу из пайщиков по безденежью, так как не получил долга [248] , который рассчитывал получить.

Не хандри, это тебе не к лицу. Будь веселенькой, дусик мой. Целую тебе обе руки, лоб, щеки, плечи, глажу тебя всю, обнимаю и опять целую.

Твой А.

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

14 декабря 1902 г., Ялта

Дуся моя, замухрыша, собака, дети у тебя будут непременно, так говорят доктора. Нужно только, чтобы ты совсем собралась с силами. У тебя все в целости и исправности, будь покойна, только недостает у тебя мужа, который жил бы с тобою круглый год. Но я так и быть уж, соберусь как-нибудь и поживу с тобой годик неразлучно и безвыездно. И родится у тебя сынок, который будет бить посуду и таскать твоего такса за хвост, а ты будешь глядеть и утешаться.

Вчера я мыл голову и, вероятно, немножко простудился, ибо сегодня не могу работать, голова болит. Вчера впервые пошел в город, скучища там страшная, на улицах одни только рожи, ни одной хорошенькой, ни одной интересно одетой.

Когда сяду за «Вишневый сад», то напишу тебе, собака. Пока сижу за рассказом, довольно неинтересным – для меня по крайней мере, надоел.

В Ялте земля покрыта зеленой травкой. Когда нет снега, то приятно смотреть.

Получил от Эфроса письмо. Просит написать, какого я мнения о Некрасове [249] . Это-де нужно для газеты. Противно, а придется написать. Кстати сказать, я очень люблю Некрасова и почему-то ни одному поэту я так охотно не прощаю ошибок, как ему. Так и напишу Эфросу.

Ветрище дует жестокий.

Фомке холодно теперь ехать в Ялту, но, быть может, его можно провезти как-нибудь в вагоне или, быть может, собачье отделение отопляется. Если Маша не возьмет его с собой, то, быть может, возьмет Винокуров-Чигорин, гурзуфский учитель, который сегодня выехал в Москву.

У свиньи, которую ты дала мне, облупилось одно ухо.

Ну, светик, господь с тобой, будь умницей, не хандри, не скучай и почаще вспоминай о своем законном муже. Ведь, в сущности говоря, никто на этом свете не любит тебя так, как я, и, кроме меня, у тебя никого нет. Ты должна помнить об этом и мотать на ус.

Обнимаю тебя и целую тысячу раз.

Твой А.

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

17 декабря 1902 г., Ялта

Актрисуля моя, здравствуй! Последние два письма твоих невеселы: в одном мерлехлюндия, в другом – голова болит. Не надо бы ходить на лекцию Игнатова. Ведь Игнатов бездарный, консервативный человек, хотя и считает себя критиком и либералом. Театр развивает пассивность. Ну, а живопись? А поэзия? Ведь зритель, глядя на картину или читая роман, тоже не может выражать сочувствие или несочувствие тому, что на картине или в книге. «Да здравствует свет и да погибнет тьма!» – это ханжеское лицемерие всех отсталых, не имеющих слуха и бессильных, Баженов – шарлатан, я ею давно знаю, Боборыкин обозлен и стар [250] .

Если не хочешь ходить в кружок и к Телешовым, то и не ходи, дуся. Телешов милый человек, но по духу он купец и консерватор, с ним скучно; вообще с ними со всеми, имеющими прикосновение к литературе, скучно, за исключением очень немногих. О том,