1917. Российская империя. Падение - Эдвард Радзинский

«Салон» собирается

Распутин ввел ее в свой «салон», о котором она оставила подробные записи.

«Всех дам было около десяти. На самом отдаленном конце стола… молодой человек в жакете, нахмуренный и, видимо, чем-то озабоченный. Рядом с ним, откинувшись на спинку кресла, сидела очень молоденькая беременная дама в распускной кофточке. Ее большие голубые глаза нежно смотрели на Распутина. Это были муж и жена Пистолькорс, как я узнала потом, встречаясь с ними. Но в следующие годы знакомства я самого Пистолькорса никогда больше не видала у Распутина, только Сану. Рядом с Саной сидела Любовь Васильевна Головина, ее бледное увядшее лицо очень мне понравилось. Она вела себя как хозяйка: всех угощала и поддерживала общий разговор».

Увидела она и Вырубову. «Я посмотрела на нее с любопытством: высокая полная блондинка, одетая как-то слишком просто и даже безвкусно, лицо некрасивое, с ярко-малиновым чувственным ртом, неестественно блестевшими большими голубыми глазами. Лицо ее постоянно менялось – оно было какое-то ускользающее, двойственное, обманное, тайное сладострастие и какое-то ненасытное беспокойство сменялось в нем почти аскетической суровостью. Такого лица, как ее, больше в жизни не видала и должна сказать, что оно производило неизгладимое впечатление.

Сидевшая рядом с нею Муня Головина… поглядывала на меня своими кроткими, мигающими, бледно-голубыми глазами… Остальные дамы были незначительны и все как-то на одно лицо».

И еще одна дама описала распутинских поклонниц. Как и Жуковской, и многим другим, ей довелось пройти обряд соблазнения. Она выслушала и записала тот же гипнотический шепот: «Греха в этом нет… Это люди придумали… Посмотри на зверей – разве они знают грех?.. В простоте – мудрость… не суши свое сердце…»

Довелось ей услышать и странные разговоры поклонниц Распутина. «Чистейшая» Муня скажет ей загадочное: «Он все святым делает». И от имени всех попросит «не мучить его… и уступить… ибо с ним греха нет».

«Франтик» – так называл Распутин эту молодую женщину, жену богатого московского купца Веру Джанумову. Ее имя не раз упоминается в сводках полицейских агентов. Она выпустит в эмиграции свои воспоминания, где также опишет «салон» мужика.

Распутин сидит за столом, окруженный почитательницами. «Все перемешалось за этим столом – меха, шелк и темное сукно, и чистейшей воды бриллианты, и тонкие эгретки в волосах, белые косынки сестер милосердия и платочек старушки, – рассказывает Джанумова. – Звонок. Приносят корзину роз и дюжину вышитых шелковых рубашек разных цветов… принесли армяк на парчовой подкладке изумительной работы». Все забирает и уносит в комнаты аккуратная Лаптинская.

На столе – сладости для гостей, сам Распутин, как показывают многочисленные свидетели, сладкого не ест. Об этом напишет и его дочь Матрена в своей книге.

И мы это запомним (и крепко запомним) – сладкого он не ел.

До 1913 года он не пил вина и осуждал пьющих.

Из показаний Лохтиной: «Отец Григорий раньше совсем не пил». И Сазонов подтверждает: «В этот период… он ничего не пил». Если на столе и появлялось спиртное, то совсем немного, и это были сладкие вина, те, к которым он привык в монастырях во время странствий.

А дамы все прибывают… Муня бегает на звонки в переднюю открывать дверь – дочь фрейлины двух императриц и родственница великого князя помогает гостям снимать обувь. Так «отец Григорий» учил своих поклонниц смирению.

«Вот пришла княгиня Ш. (Шаховская. – Э.Р.)… Княгиня… забросила мужа и детей и четвертый год неотлучно следует за ним… женщина поразительной красоты, с темными глазами», – пишет Джанумова. Эта красавица – одна из первых русских женщин-авиаторов; попала в аварию, но осталась невредима.

Все прибывшие начинают с обряда целования руки.

Из показаний Гущиной: «Я заходила к нему исключительно днем… я увидела много дам, все они относились к нему с крайним почтением и целовали у него руку».

Начинается чаепитие. «На углу стола кипел огромный, ярко начищенный самовар… сервировка была очень странная: рядом с роскошными тортами и великолепными хрустальными вазами с фруктами лежала прямо на скатерти грудка мятных пряников и связки грубых больших баранок, варенье стояло в замазанных банках, рядом с блюдом роскошной заливной осетрины – ломти черного хлеба… Перед Распутиным на глубокой тарелке лежало десятка два вареных яиц и стояла бутылка кагору… Все руки потянулись к нему, глаза блеснули: «Отец, яичко!» Распутин набрал целую горсть яиц и стал оделять каждую, кладя по яйцу в протянутую ладонь… Вырубова встала и, подойдя к Распутину, подала ему на ломте хлеба два соленых огурца. Перекрестясь, Распутин принялся за еду, откусывая попеременно то хлеба, то огурца. Ел он всегда руками, даже рыбу, и, только слегка обтерев свои сальные пальцы, гладил между едой соседок и при этом говорил «поучения»… А потом вошла… высокая девочка в гимназическом платье (Матрена. – Э.Р.)… Руки всех протянулись ей навстречу: «Мара, Марочка!»… Очень было любопытно посмотреть, как все эти княгини и графини целовали дочь Распутина, одна даже… поцеловала ее руки», – вспоминала Жуковская.

Лица из небытия

В начале 1914 года в «салоне» были сделаны две фотографии, пережившие все войны и революции. Первая (и самая популярная) напечатана, пожалуй, во всех книгах о Распутине. Эта фотография снята в той самой главной комнате, описанной Жуковской, где за чайным столом собирались гости. На фото видна и раскрытая дверь в коридор, ведущий в соседнюю «особую комнату», у двери – телефон, по которому звонят из Царского Села, сообщают о больном мальчике…

В центре снимка на стуле сидит Распутин в светлой, подпоясанной шнурком косоворотке. Блестит начищенный сапог, аккуратно расчесаны борода и волосы, левая рука прижата к груди… Но сразу притягивают глаза, какой-то слепящий взгляд… Рядом с ним уже разоренный после чаепития стол, блюдо с оставшимися баранками и связкой бубликов. А вокруг Распутина – и рядом с ним, и за спиной, и вдоль стола – толпится с десяток женщин и несколько мужчин.

Вторая фотография не столь популярна и не столь многолюдна. За все тем же чайным столом – Распутин, уже в черном. Все так же светятся его глаза… Вокруг него сидят одни женщины – семь дам и девочка в модной тогда матроске чинно обратились лицами к фотографу. Некоторые из них запечатлены и на первом снимке. Единственный молодой человек (приятной наружности с усиками) стоит у закрытой стеклянной двери. Он также присутствует на первой фотографии….

Оба этих снимка при публикации обычно сопровождались глухой подписью: «Распутин, окруженный своими почитательницами». Иногда указывалось: «Во втором ряду – Вырубова». Все остальные персонажи оставались безымянными. Их имена, казалось, канули в Лету…

Но в «Том Деле» все имена есть!

Из показаний Вырубовой: «Эта и другая группа, аналогичная с ней, были сняты случайно, я не помню по чьей инициативе, в одно из тех воскресений, когда Распутин любил, чтобы после обедни (вот почему так аккуратно расчесаны волосы и борода, начищены сапоги. – Э.Р.) за чайным столом около него собирались его близкие знакомые».

И далее она указывает «близких знакомых», «посетителей первого периода» – «Головина, Ден, моя сестра, Пистолькорс и весьма сомнительные крещеные жиды Волынские». Упоминает она и имя Молчанова.

Да, тем приятнейшим молодым человеком на обеих фотографиях был Леонид Алексеевич Молчанов, чьи показания мы уже много раз цитировали, – сын епископа Алексия, ставшего экзархом Грузии благодаря Распутину.

Сам Молчанов в «Том Деле» подробно рассказал следователю о каждом человеке, запечатленном на этих фотографиях. Видимо, эти люди и составляли «постоянный кружок» Распутина.

Так заговорили снимки, сделанные в 1914 году, накануне войны. На них оказались не только многие наши знакомые – те, кто уже не раз появлялся на страницах этой книги, – но и те, с кем нам еще придется познакомиться. Люди из будущего Распутина…

Из показаний Молчанова: «В квартире Распутина сняты 2 фотографические группы, получившие затем широкое распространение». И он переходит к первому многолюдному фото.

«В верхнем ряду – слева направо – Александра Пистолькорс и ее муж, служащий в Государственной канцелярии…»

Они стоят у самой стены – полный, холеный, высокий молодой господин, и рядом с ним – с полудетским фарфоровым личиком, с большим животом – его беременная жена Сана. (Еще раз напомним: Александра Пистолькорс, в девичестве Танеева, – младшая сестра Вырубовой, а ее муж Александр Пистолькорс – сын тетки Муни, Ольги Головиной, скандально вышедшей замуж за великого князя Павла.)