Том 5. Евгений Онегин. Драматургия - Александр Сергеевич Пушкин

в клетке.

Другой.

Есть о ком жалеть? Проклятое племя!

Первый.

Отец был злодей, а детки невинны.

Другой.

Яблоко от яблони недалеко падает.

Ксения.

Братец, братец, кажется, к нам бояре идут.

Феодор.

Это Голицын, Мосальский. Другие мне незнакомы.

Ксения.

Ах, братец, сердце замирает.

(Голицын, Мосальский, Молчанов и Шерефединов. За ними трое стрельцов.)

Народ.

Расступитесь, расступитесь. Бояре идут.

(Они входят в дом.)

Один из народа.

Зачем они пришли?

Другой.

А верно приводить к присяге Феодора Годунова.

Третий.

В самом деле? – слышишь, какой в доме шум! Тревога, дерутся…

Народ.

Слышишь? визг – это женский голос – взойдем! – Двери заперты – крики замолкли.

(Отворяются двери. Мосальский является на крыльце.)

Мосальский.

Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы. (Народ в ужасе молчит.) Что ж вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!

Народ безмолвствует.

КОНЕЦ.

Сцены, исключенные из печатной редакции

1. ОГРАДА МОНАСТЫРСКАЯ[30]

ГРИГОРИЙ и ЗЛОЙ ЧЕРНЕЦ.

Григорий.

Что за скука, что за горе наше бедное житье!

День приходит, день проходит – видно, слышно все одно:

Только видишь черны рясы, только слышишь колокол.

Днем, зевая, бродишь, бродишь; делать нечего – соснешь;

Ночью долгою до света всё не спится чернецу,

Сном забудешься, так душу грезы черные мутят;

Рад, что в колокол ударят, что разбудят костылем.

Нет, не вытерплю! нет мочи. Чрез ограду да бегом.

Мир велик: мне путь-дорога на четыре стороны,

Поминай как звали.

Чернец.

Правда: ваше горькое житье,

Вы разгульные, лихие, молодые чернецы.

Григорий.

Хоть бы хан опять нагрянул! хоть Литва бы поднялась!

Так и быть! пошел бы с ними переведаться мечом.

Что, когда бы наш царевич из могилы вдруг воскрес

И вскричал: «А где вы, дети, слуги верные мои?

Вы подите на Бориса, на злодея моего,

Изловите супостата, приведите мне его!..»

Чернец.

Полно! не болтай пустого: мертвых нам не воскресить!

Нет, царевичу иное, видно, было суждено –

Но послушай: если дело затевать, так затевать…

Григорий.

Что такое?

Чернец.

Если б я был так же молод, как и ты,

Если б ус не пробивала уж лихая седина…

Понимаешь?

Григорий.

Нет, нисколько.

Чернец.

Слушай: глупый наш народ

Легковерен: рад дивиться чудесам и новизне;

А бояре в Годунове помнят равного себе;

Племя древнего варяга и теперь любезно всем.

Ты царевичу ровесник… если ты хитер и тверд…

Понимаешь?

(Молчание.)

Григорий.

Понимаю.

Чернец.

Что же скажешь?

Григорий.

Решено!

Я – Димитрий, я – царевич.

Чернец.

Дай мне руку: будешь царь.

2. ЗАМОК ВОЕВОДЫ МНИШКА В САМБОРЕ.[31]

Уборная Марины.

МАРИНА, РУЗЯ убирает ее; служанки.

Марина (перед зеркалом).

Ну что ж? готово ли? нельзя ли поспешить?

Рузя.

Позвольте; наперед решите выбор трудный:

Что вы наденете, жемчужную ли нить

Иль полумесяц изумрудный?

Марина.

Алмазный мой венец.

Рузя.

Прекрасно! помните? его вы надевали,

Когда изволили вы ездить во дворец.

На бале, говорят, как солнце вы блистали.

Мужчины ахали, красавицы шептали…

В то время, кажется, вас видел в первый раз

Хоткевич молодой, что после застрелился.

А точно, говорят: на вас

Кто ни взглянул, тут и влюбился.

Марина.

Нельзя ли поскорей.

Рузя.

Сейчас.

Сегодня ваш отец надеется на вас.

Царевич видел вас недаром,

Не мог он утаить восторга своего,

Уж ранен он; так надобно его

Сразить решительным ударом.

А точно, панна, он влюблен.

Вот месяц, как, оставя Краков,

Забыв войну, московский трон,

В гостях у нас пирует он

И бесит русских и поляков.

Ах, боже мой! дождусь ли дня?..

Не правда ли? когда в свою столицу

Димитрий повезет московскую царицу,

Вы не оставите меня?

Марина.

Ты разве думаешь – царицей буду я?

Рузя.

А кто ж, когда не вы? кто смеет красотою

Равняться здесь с моею госпожою?

Род Мнишков – ничьему еще не уступал;

Умом – превыше вы похвал…

Счастлив, кого ваш взор вниманья удостоит,

Кто сердца вашего любовь себе присвоит –

Кто б ни был он, хоть наш король

Или французский королевич –

Не только нищий ваш царевич,

Бог весть какой, бог весть отколь.

Марина.

Он точно царский сын и признан целым светом.

Рузя.

А всё ж он был прошедшею зимой

У Вишневецкого слугой.

Марина.

Скрывался он.

Рузя.

Не спорю я об этом –

А только знаете ли вы,

Что говорят о нем в народе?

Что будто он дьячок, бежавший из Москвы,

Известный плут в своем приходе.

Марина.

Какие глупости!

Рузя.

О я не верю им –

Я только говорю, что должен он, конечно,

Благословлять еще судьбу, когда сердечно

Вы предпочли его другим.

Служанка (вбегает).

Уж гости съехались.

Марина.

Вот видишь: ты до света

Готова пустяки болтать,

А между тем я не одета…

Рузя.

Сейчас, готово всё

(Служанки суетятся.)

Марина.

Мне должно всё узнать.

Скупой рыцарь