Сама себе враг - Анна Михалева

— Могу я поговорить со следователем Терещенко?

— Его нет, — прозвучало довольно равнодушно. — Что передать?

— Передайте, что Алена Соколова звонила из театра.

— И все? — усмехнулись в трубке.

— Это и так слишком много, — она отошла от телефона и взглянула на большие напольные часы. Стрелки показывали девять.

«Если он вернется в кабинет, то узнает о ее звонке и примчится в театр. А если нет, то она все равно пойдет домой минут через тридцать. С гуру дольше не побеседуешь, если он вообще пожелает с ней говорить».

В коридоре было пусто. Алена удивилась — спектакль окончился всего каких-нибудь десять минут назад, и все уже разошлись? Может быть, устали за сегодняшний бурный день? На лестнице она встретила Коржика, он угрюмо кивнул ей.

— Что Настена? — Алена решила поддержать несчастного горемыку.

— Вот жду!

— Неужели помирились?

— Еще пара месяцев такой жизни, и я либо повешусь, либо сяду в тюрьму.

— Выбор небольшой, — усмехнулась она, — а за что в тюрьму-то?

— За убийство, — мрачно изрек влюбленный страдалец.

— Говорю тебе, лучше бы научился мыть посуду. Все проблемы разом исчезнут.

— Ей не нравится, как я мою посуду.

— А ну вас!

— Подвезти? — неожиданно оживился Коржик, видимо, надеясь, что ее присутствие разбавит гнетущую атмосферу, возникшую между ним и Настей.

— Нет. У меня еще дела.

— Какие у тебя могут быть дела в пустом театре?

— Это он только кажется пустым! — Алена перешла на заговорщицкий шепот: — За сценой в кругу своих последователей молится отец Гиви.

— А ты одна из них, что ли? — опешил Коржик.

— Нет. У меня к нему другой вопрос.

— Это касается убийства? — он встал в стойку «репортерского интереса», которую можно было бы сравнить со стойкой собаки, увидавшей через дорогу кота.

— Нет! — «Только его еще не хватает!» — Это касается личного…

— Не верю.

— Бог в помощь, — она помахала ему рукой и побежала вниз по лестнице, по дороге призывая всех известных ей святых, чтобы те оградили ее от преследования Коржика.

24

За сценой было необычайно тихо. «Может, гуру изменил своим принципам и отменил молитву? Все-таки для него сегодня выдался тяжелый день! — проходя в глубь кулис, подумала она, но тут же пресекла эти мысли. — Изменить своим принципам может кто угодно, даже сам главный режиссер, но только не гуру. Тот и репетицию мог прервать, когда считал нужным произвести молитву». Она улыбнулась, вспомнив, как Журавлев чуть не поколотил отца Гиви, когда тот помешал репетиции. Потом выяснилось — что последней репетиции Александра. «О, Господи! — она остановилась, чувствуя слабость, которая мгновенно поднялась от колен и растеклась по всему телу. — Да ведь гуру знал, что Журавлева убьют! И как мне раньше в голову не приходило?! Что я здесь делаю? Одна! А что, если убийца не Ганин, а все-таки отец Гиви?! Какого черта я опять полезла не в свое дело? Нет! К гуру я пойду только с Вадимом! Ну его к лешему!» Она повернула на ватных ногах, изменив курс строго на противоположный, и устремилась назад к двери в технический коридор. За метр от выхода она сердцем почувствовала неладное. Дверь была закрыта. «Только не это!» — взмолилась Алена. Но оказалось именно то, что она и предполагала. Она дернула дверь, пытаясь открыть ее, но та была заперта на ключ. «Приплыли!» — сердце упало и судорожно затрепетало где-то в области талии. Она попыталась взбодриться, обнадежив себя предположением, что одна из техничек, убирая коридор, решила запереть дверь на сцену, чтобы не шатался там праздный народ. Но мысль эта показалась ей какой-то неубедительной. «Техничка, техничка, — повторила она уже более уверенно, — кто же еще! В конце концов, с другой стороны есть еще одна дверь, нужно только перейти сцену». Она сделала осторожный шаг назад и замерла, вслушиваясь в тишину, но, кроме собственного прерывистого дыхания, ничего не услышала. «Сейчас как вдарят чем-нибудь по башке!» — мысль ее не обрадовала, скорее наоборот. Какая уж тут радость — у Алены подкосились ноги. Она едва не растянулась на полу. «Нужно выбираться отсюда!» Крадучись, она медленно направилась через сцену. Что-то подсказывало ей, что она здесь не одна. «Конечно, не одна, — внушала себе Алена, — здесь должен быть гуру с последователями!» Она робко огляделась по сторонам. Сцена освещалась одним тусклым прожектором, за кулисами тоже горела пара неярких лампочек, — в общем, атмосфера живо напомнила ей классический фильм ужасов «Призрак в опере». Сейчас по жуткому сценарию из глубины декораций должен выскочить какой-нибудь зомби с содранным скальпом и окровавленными ручищами или того хуже — мистическая нечисть из ада. Воображение поступило совершенно предательским образом. Ей показалось, что кулисы начали шевелиться, словно за сценой действительно кто-то топчется, готовясь к решительному нападению. Сердце Алены екнуло и остановилось. Она почувствовала, что задыхается. Декорации наклонились в сторону, потом качнулись назад — она поняла, что теряет сознание от страха, как бы глупо это ни звучало. И в это мгновение в противоположных кулисах мелькнули белые одежды.

— Товарищ гуру! — не своим голосом заверещала она, попутно удивляясь, как это у нее вырвалось «товарищ» при обращении к духовному лицу.

Тот не ответил, кулисы действительно заколыхались, показывая направление его шагов. Он шел к центру сцены. «Господи, слава тебе!» — от души восславила Всевышнего Алена и, чувствуя необыкновенный прилив сил, рванула вслед за отцом Гиви. Перебежав сцену, она завернула за вторую кулису и оказалась на пятачке, освещенном одной лампочкой, болтающейся над щитком с рычагами.

Отец гуру уже сидел на полу, подогнув под себя ноги по-турецки и сложив ладони в молитвенном положении. Капюшон закрывал его лицо. Странно, но он был один. Алена почувствовала, что ноги ее опять онемели. Она застыла, пытаясь привести дыхание в норму.

— Отец Гиви! — позвала она и поперхнулась.

Он поднял голову. В этот момент Алена поняла, что попала в чудовищную ловушку, из которой вряд ли выберется живой. Для усиления эффекта он улыбнулся и снял капюшон. Перед глазами Алены мгновенно пронесся образ мертвого Бусинского с красным кровяным «жабо» на белой рубашке. Она прикрыла рот дрожащей рукой, потому что скорее чувствовала, чем осознавала, — кричать бесполезно. На полу в одеждах гуру сидел Василий Ляхин.

Впрочем, он тут же легко вскочил на ноги.

— Это все-таки ты? — выдохнула Алена, из последних сил приказав себе держаться в форме до последнего. «Может, опять розыгрыш? — она уцепилась за эту мысль. — Театр все-таки…»

— Сюрприз, — кривая улыбочка на смазливом лице выглядела омерзительно. — Вот ты и попалась!

— Мне надоели эти шуточки! — гневно произнесла она, одновременно понимая, что никакие это не шуточки. Какие, к чертям, шуточки — у него глаза блестят, словно у голодного волка! Да, он собирается ее убить! Шуточки!

— Никаких шуточек, — в его руке появился самый настоящий пистолет. — Впрочем, — он усмехнулся, взвел курок и прицелился ей в голову, — еще одну шуточку ты переживешь. Не моя идея. Я бы шлепнул тебя сразу. В тот самый день, как ты у нас появилась. Так ведь и знал, что этим все кончится. «Следователь — лопух! А у этой дурехи одни амуры в голове!» — пискливо передразнил он кого-то и взмахнул свободной рукой. — Итак, приготовились… Тишина в зале… О-оп!

В глубине темного пространства вспыхнула лампочка.

Алена вздрогнула: на стуле сидел Илья Ганин. Не просто сидел — он был примотан к стулу бечевкой, а рот его был заклеен широким скотчем.

— Что мы думаем по поводу этой звезды театра и кино? — издевательски проронил Ляхин.

Она взглянула на парня с ненавистью.

— Вот именно, — кивнул он, — только господину Ганину были выгодны и смерть Журавлева, и смерть Лисицыной, и даже смерть моего несчастного дядюшки. Ведь он так хотел играть в спектакле, и играть именно Гамлета, не кого-нибудь еще. Но вот незадача — главный взял и поменял его на Журавлева. Лисицына довершила падение своим низким шантажом, охранник явился под сцену аккурат в тот момент, когда Илья мешал водку с димедролом, а тут и вообще кошмар — постановка оказалась под угрозой закрытия. Все четыре трупа — дело его рук.

— Да? — не поверила Алена. — А если все наоборот? Если все трупы — твоя работа?

— Вот в этом и кроется моя загадка! Кто такой Ганин: убийца или жертва моих интриг? — Василий склонил голову набок и демонстративно качнул пистолетом. — Мне кажется, ты все знаешь. Как там сказал гуру? «Она все знает!» Итак, можешь развязать его, только учти: ошибешься — и нас будет двое.

— Брось свои идиотские шуточки! — скорее от отчаяния рассвирепела Алена. Как поступить, она не знала. Она понимала, что ей дается пусть и призрачный, но шанс выжить, и если она его упустит, то подпишет себе смертный приговор. Конечно, Ляхин не собирается оставлять ее в живых, но попробовать-то можно.