Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером - Василий Галин

Представление о том, что собой представляет управление «на римский манер», дает цитата из работы (1925 г.) сотрудника Йельского университета М. Ростовцева: «В интересах растущей римской республики было не допустить появления на Востоке сильного политического образования, которое представляло бы угрозу Риму. Чем больше там происходило волнений, тем было лучше. Чем больше становилось число независимых государств, тем выгодней это было Риму»{835}.

«Римская интервенция на Востоке прошла несколько стадий развития». Одной из первых стало объявление независимости мелких греческих городов, которое привело «к тому, что их внутренние дела пришли почти в безнадежное расстройство». Одновременно в «непрекращающейся яростной междоусобной борьбе» крупных государств «Рим оказывал поддержку мелким государствам в их стремлении сломить мощь крупных противников, в первую очередь Македонии, Сирии и Египта»{836}.

«В экономическом отношении эти войны стали огромным несчастьем для греческого мира. И дело не только в том, что они привели к разорению огромных областей… Гораздо важнее то, что войны вынуждали все эллинистические государства от мала до велика, сосредоточивать все силы на военных приготовлениях… Почти все (их) государственные доходы уходили на военные приготовления»{837}.

Эти буферные национальные государства (получивших «на римский манер» название лимитрофов[91]) будут созданы, но не немцами… а их противниками в мировой войне — Англией, Францией и США — союзниками России по Антанте. Создание «железного занавеса», оправдывалось союзниками необходимостью защиты Европы от Советов. Однако за идеологическими мотивами маячило решение и более фундаментальных вопросов. О них говорил помощник американского президента в период Первой мировой Э. Хауз: «России, так или иначе, придется быть разделенной… остальной мир будет жить более спокойно, если вместо огромной России в мире будут четыре России. Одна — Сибирь, а остальные — поделенная европейская часть страны»{838}.

«Задушить в колыбели» и разделить на части Советскую Россию не удалось, и тогда ей была навязана первая холодная война. Современный американский историк Р. Поваски, оценивая ее истоки, в этой связи отмечает, что «соперничество двух наций было неизбежным, поскольку им обеим судьбой было предназначено расширять свое политическое, культурное и экономическое влияние»{839}.

Неизбежность этого соперничества очевидно первым увидел А. де Токвиль, выпустивший в 1832 г. ставшим классическим труд «О демократии в Америке». Завершая первую часть своей книги, Токвиль отмечал: «Сегодня две великие нации земли могут продвигаться вперед к одной и той же судьбе, предначертанию, из различных стартовых точек: русские и англо-американцы». При этом он указывает на драматический контраст, существующий между ними. Американцы, опираясь на «свободу как главный способ действия», принцип эгоизма и здравый смысл, завоевывают и цивилизуют свой огромный континент, преодолевая естественные преграды в построении сильной американской демократии. Русские с «рабской покорностью», как главным способом действия могут использовать «меч воина» под командованием «одного человека» для покорения цивилизации. И далее он предупреждал, что хотя «точки старта и пути различаются, но каждый из них ведом некоторым тайным провиденциальным замыслом — взять когда-то в будущем в свои руки судьбы половины мира»{840}. Именно этот отрывок приведет в своем выступлении в конце 2011 г. при вручении премии А. де Токвиля 3. Бжезинский — один из основных идеологов борьбы США за мировое господство{841}.

Конечные цели американской политики в отношении России были сформулированы еще в начале XX в. в работах А. Мэхема, сенаторов А. Бевериджа, Дж. Стронга и т.д., которые теоретически разработали план борьбы, «которая к середине XX столетия должна будет закончиться торжеством англосаксонской расы на всем земном шаре»{842}. План был доведен до сведения американского народа посредством сотен тысяч экземпляров их сочинений. В соответствии с их представлением «главным противником англосаксов на пути к мировому господству является русский народ»{843}. План включал уничтожение торгового и военного флота России, оттеснение ее от морей, на север, что приведет русский народ по законам природы к умиранию: «Наглухо запертый в своих северных широтах русский народ не избегнет своей участи»{844}. А. Мэхем добавлял: «В отношении местного населения не следует забывать принцип, что естественное право на землю принадлежит не тому, кто сидит на ней, а тому, кто добывает из нее богатства…»{845}.

Данные планы не рассматривали Россию даже в качестве колонии, последнее было бы, в данном случае, далеко не худшим вариантом. Однако ее суровые климатические и природные условия не представляют большого интереса для колонизации. Интерес вызывали только и исключительно ее природные богатства. Оставалось лишь создать условия для получения их с минимальными издержками. Этим планам полностью отвечала стратегия не колонизации России, а превращения ее в своеобразную резервацию. Население резерваций было обречено на вымирание, так как для добычи и транспортировки сырья аборигенов в прежнем количестве не требовалось. Кроме этого в представлениях цивилизованной части человечества, русские ничего не дали миру и цивилизации, и лишь зря расходуют сырье, бесполезно тратя драгоценные ресурсы на отопление северной части планеты. Максимализация прибыли диктовала необходимость сведения издержек к минимуму.

Подобные настроения периодически вспыхивали и в Европе. Их, например, отражали в середине XIX в. (после подавления Русской армией революции в Венгрии) статьи Ф. Энгельса, в которых он заявлял: «На сентиментальные фразы о братстве, обращаемые к нам от имени самых контрреволюционных наций Европы, мы отвечаем: ненависть к русским была и продолжает еще быть у немцев их первой революционной страстью; со времени революции к этому прибавилась ненависть к чехам и хорватам… Всеобщая война… рассеет этот славянский Зондербунд и сотрет с лица земли даже имя этих упрямых маленьких наций. В ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы. И это тоже будет прогрессом»{846}.

Ф. Энгельс пояснял свои слова на следующем примере: «Бросит ли Бакунин американцам упрек в «завоевательной войне», которая, хотя и наносит сильный удар его теории, опирающейся на «справедливость и человечность», велась исключительно в интересах цивилизации. И что за беда, если богатая Калифорния вырвана из рук ленивых мексиканцев, которые ничего не сумели с ней сделать?» И что плохого в том, что она достанется энергичным янки. «Конечно «независимость» некоторого числа калифорнийских и техасских испанцев может при этом пострадать; «справедливость» и другие моральные принципы, может быть кое-где будут нарушены; но какое значение имеет это по сравнению с такими всемирно-историческими фактами?»[92].{847}

Эти идеи стали приобретать, среди германской элиты, более практические черты накануне Первой мировой войны. Они выразились в плане создания «Миттельойропы», согласно которому русский народ было необходимо оттеснить от свободных морей и отбросить, как можно дальше на Восток. Колонизации подлежали лишь территории с благоприятным климатом, такие, как Украина и трансфертные территории, через которые шел основной поток сырья и товаров, т.е. Прибалтика. Для того, что бы уничтожить возможность сопротивления, желательно было разделить оставшуюся территорию по национальному и территориальному признакам, на мелкие несамодостаточные, зависимые государства, что сохраняло видимость независимости и в то же время полностью обеспечивало интересы потребителей.

Проводником именно этой политики в Европе стал Гитлер, который еще до прихода к власти неоднократно заявлял: «Русская проблема может быть разрешена только в согласии с европейскими, что означает германскими идеями… Не только русские пограничные районы, но и вся Россия должна быть расчленена на составные части»{848}. Лидеры фашисткой Германии, например, такие, как Дарре, министр земледелия, дорисовывали детали картины будущей России: «Страна, населенная чуждой расой, должна стать страной рабов, сельскохозяйственных и промышленных рабочих»{849}. Сам Гитлер провозглашал: «Мы будем… вынуждены начать крестовый поход против большевизма. Мы должны безжалостно колонизировать Восток…»{850}.

Отношение Гитлера к славянам в корне отличалось от его отношения к европейцам. Последние, по мнению Гитлера, должны были в той или иной мере быть ассимилированы в европейскую семью, под германским владычеством. Что ожидало славян? — Гитлер вполне откровенно заявлял в «Майн кампф»: «Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны, прежде всего, вытеснить и истребить славянские народы…».