Мой бывший муж - Лейк Оливия

– Откупаешься?

– Почему же, – возразил я. – Одеваю в новую жизнь.

– Так ты с ней спишь еще, или как?

– Или как. Иногда встречаемся, через полгода ж Пресню сдавать, ну и что-то, как-то. Не пойму, что она за меня держится?

После откровенного разговора мы отдалились друг от друга, но Вика все еще продолжала цепляться за наши мнимые отношения. Мы не интегрировались друг в друга, поэтому расходились легко. Ничего во мне не отзывалось на эту потерю. Может, Вика и надеялась на перезагрузку, но больше похоже, что ей неудобно перед родней расставаться с мужчиной, который вроде как женихом является. Пиздец, и снова я кругом виноват. Так-то глупость – разошлись и разошлись. Кому какое дело.

– А ты? – усмехнулся Костик.

– Мне осталось только на хуй ее послать. – Я бахнул коньяка с лимончиком. – Мы расстались, но она мне про любовь свою втирает, что примет меня любого, тоси-боси… Я не знаю, может, зелье приворотное готовит, хрен знает, что там у нее на уме.

– Не веришь?

– Не особо, – покачал головой я. – Думаю, ей замуж охота. Все бабы хотят стабильности, даже те, которые типа самодостаточные тигрицы. Только нахрена со мной время тратить, не пойму? Я напрямую сказал, что не мой вариант.

– Ну, телочек молодых и вкусных вагон и тележка, – со знанием дела ответил Костик. – А ты вроде как из-за нее развелся.

– Я развелся не из-за нее, а потому что долбаеб, – и затянулся, задумавшись. – У нас девятого десять лет должно было быть с Катей. Мы втроем на Маврикий собирались…

– Слышь, так может ты попробуешь заново к Катюхе подкатить? Покайся, повинись, люблю, не могу там.

– Не получится. Поздняк метаться. Я тупил долго. Не любит Мальвина своего Буратино больше.

– Мальвина вроде Пьеро любила. Или Артемона? Или вообще обоих.

– Катя строит свою жизнь по-новому. Если влезу – еще большим мудаком буду. Вот бы кто подарил волшебный ластик. Я бы стер последний год жизни.

– Нет, братан, тебе не стирать, а исправлять нужно. Взрослеть.

– Кто бы говорил!

– А я и не женюсь, потому что знаю, что не вывезу, – задумался непривычно серьезно: – Пока, – добавил уверенно, затем рассмеялся: – Но я все-таки надеюсь. Не хотелось бы сдохнуть одному лет в пятьдесят после бурной ночки со шлюхами под мефедроном.

Я хмыкнул невесело. Мне тоже не хотелось бы. Но у меня дочка есть и родители, которые любят даже таким, а Костя сам по себе. Его сто лет в разводе, живут каждый своей жизнью и на разных концах света.

– А у тебя есть, за что в жизни цепляться.

У тебя есть, за что в жизни цепляться…

С этой мыслью я ехал тридцать первого за дочерью. Хотелось бы не везти ее в свою берлогу, а остаться втроем дома, но вряд ли Катя согласится со мной. Все изменилось и былого не вернуть, как ни крутись, но, возможно, есть шанс снова найти друг друга? Я виноват: увлекся, взбрыкнул, гульнул на широкую ногу, и понял, что это все другое. Пустое для меня. Если действительно есть половинки, то я свою нашел уже. Затем оттолкнул, променял на чужое. Думал чем угодно, но не сердцем. В мире одна женщина, созданная для меня, и я ее потерял. Катя больше не считала меня «своим» человеком. Я для нее бывший муж, с которым связывает ребенок и общая фамилия. Может, ей тоже нужно время и опыт, чтобы понять, что я для нее единственный? Сравнить, пожить свободной жизнью. Убедиться, что мужчина, созданный для нее, это я…

Мне нервно сглотнуть пришлось: ревность по венам ударила. Смогу ли? Выдержу ли? Как спать спокойно, зная, что твоя любимая женщина в поиске кого-то лучше тебя? А если найдет? Если нет никаких родственных душ, а я позволил уйти, искать счастья с другим? Да, это игра в суровую рулетку. Русскую.

Глава 27

Вадим

В дом на Бронной я поднимался со своими ключами, а вот в квартиру стучал. Не проверял даже замки прежними остались, или поменяла Катя? Ключи не просит, значит…

Дверь открыла дочка, визжа от радости – у меня в руках огромная подарочная коробка, еле в дверь прохожу.

– Откроешь в Новом году и узнаешь.

– У меня для тебя тоже подарок! – и убежала к себе. Я только разулся и в дверях гостиной с Катей столкнулся.

– Привет.

– Привет, – быстро сказала. – Ничего не нужно, так приезжай, – телефонному разговору внимания досталось больше, чем бывшему мужу.

– Вот держи, – Ника коробочку, перевязанную бантиком, протянула. – Откроешь в Новом году. Мам, – она повернулась к двери спальни, где бирюзовый костюм мелькал, – мне папе сказать кое-что нужно, по секрету.

Катя фыркнула и ушла вообще в другую часть квартиры.

– Я весь во внимании.

– Папа, можно я с мамой сегодня останусь? У тебя же эта Вика есть, а мамочка одна. Не хочу, чтобы ей скучно было.

Не скажу, что неожиданно, но…

– Ладно, – я ком сглотнул. – Как скажешь.

– Ника! – крикнула Катя. – А ты почему Батона не берешь? Я привозить не буду.

– Мам, – Ника кинулась к ней и обняла за талию, – папа разрешил сегодня с тобой остаться!

Катя на меня вопросительно посмотрела, потом ее по голове погладила.

– Ника, но это папин день.

– Да он не против. Правда, пап?

Я только кивнул. Катя плечами пожала и что-то тихо спрашивать начала с улыбкой. А я смотрел: на жену… бывшую, дочь, на дом сверкающий волшебством, счастьем звенящий. С запахом апельсинов и корицы. Только без меня. Первый новый год, который мы встретим отдельно. Как чужие. Вот так и пожинают плоды трудов своих.

– Это глинтвейном пахнет? – я зашел на кухню вслед за Катей, пока Ника собирала «картины», которые нарисовала для моих родителей.

– Да, – сухо ответила, раскладывать гирлянду из апельсиновой кожуры на поднос с высокими бокалами. Тут, похоже, вечеринка намечалась. – Вадим, я вообще-то не одна буду, поэтому могу поговорить с Никой, если для тебя эти дни критичны, а ты сделаешь шаг навстречу и отпустишь ее со мной в Пушкин дней на пять.

Мальвина уже просила, но я отказал. Она не выдержала и назвала меня сволочью, прежде чем сбросить вызов, но я это сделал по другой причине. Не потому что козел.

– Не нужно, Кать, – криво улыбнулся я. – Ника хочет Новый год дома встретить, с тобой. Я ее понимаю.

Катя дернула плечом и отвернулась. Да, мои пронзительные взгляды больше ни о чем ей не говорили.

– И в Пушкин не отпустишь, да?

– Кать, – я ближе подошел и руками в столешницу уперся, чтобы снова в кольце оказалась. В моих объятиях, пусть я и не касался ее, – у меня подарок для тебя.

Она обернулась, подбородок гордо подняла, не отталкивала, но и взволнованной не была. Показывала, что моя близость больше ничего не значит для Катерины Мальвиновны.

– Разве подарки между нами до сих пор актуальны? – бровь тонкую иронично подняла.

Я вытащил из заднего кармана конверт и на стол положил.

– Это бронь на Маврикий. Бизнес-джет «Вершины» второго в двенадцать ночи. Утром уже будете на острове. Отдохните с Никой.

Катя брови сдвинул, переваривая.

– Я не знаю… Неожиданно как-то…

– Мы же собирались.

– Да, только «нас» больше нет. – Катя прямо на меня посмотрела: – У меня для тебя ничего.

Я улыбнулся и на губы пухлые розовые посмотрел. Она бросила нервный взгляд на дверь и тихо выдала:

– Даже не мечтай!

– Я не об этом, озабоченная.

– О чем тогда? – и все-таки оттолкнула меня, чтобы не нависал горой.

Ну что мне ей сказать? Что хочу услышать, что нужен ей. Что любит. Что простила дебила.

– Мы могли бы втроем полететь, без обязательств с твоей стороны.

– Нет, Полонский, – Катя сжала губы в тонкую линию. – Если это твое условие, то нет, – и конверт мне отдала. – Ничего не нужно.

Я так и думал, но за спрос денег не берут. Хуже точно не будет. Куда уж.

– Пап, вот рисунки, передай обязательно, а я приеду…

– Земляника, поедешь с мамой на море послезавтра?