Совок-5 - Вадим Агарев

сложилось впечатление, что наводчица Марина что-то скрывать от меня уже не пытается. Однако, беда была в том, что сердечный друг Агара во многое её не посвящал. Впрочем, хер их, этих баб и, в особенности, юных стерв, разберет.. Н-да...

Наконец-то с поквартирного обхода вернулся опер Храмов, а вскоре вслед за ним и участковый. И вернулись они не пустые. Бабки, сидевшие на лавке у соседнего подъезда, видели выходивших из шевцовской парадной двух парней с большими чемоданами. Одна из пенсионерок даже разглядела, что парни по-весеннему были простоволосые, а один из них и вовсе был блондином. Вернее, белобрысым, как она выразилась. Это уже было весомое "кое-что", так как мне доподлинно было известно, что Агарков носил прическу светлой масти.

Оставив участкового сторожить в комнате Марину, я увел Храмова в прихожку и поделился с ним добытой информацией.

— Агарков, Агарков, Агарков, — задумчиво бормотал опер, — Слышал, но не знаю. Когда он садился, я только в розыск пришел. И он ведь, кажется, не так давно освободился? — получив от меня утверждающий кивок, Алексей продолжил, — Да и живёт не на нашей земле. Точно не знаю, но похоже, он из Ленинского района. Погоди! — Алексей потянулся к расположенного на полке телефонному аппарату.

Уже минут через пятнадцать, от коллег-оперов Храмова из Ленинского РОВД, мы знали, что по адресу прописки условно-досрочно освобожденный Агарков не проживает. И, что обязательные еженедельные отметки у участкового и опера он уже трижды пропустил. Следовательно, этот утырок пошел вразнос и его придется подавать в розыск. Но делать этого мне не хотелось. Мне хотелось задержать Агаркова уже сегодня. А для этого нужно как можно быстрее установить его связи. Из совокупно полученной информации на Агару вытекало, что персонаж этот чрезвычайно хитрый и абсолютно циничный. Но то, что этот гадёныш на ровном месте создал предпосылку для возврата на зону из-за неявок на отметку, мне говорило о его не шибко великом уме. Что ворует, это как раз, понятно и вполне логично. Но, что не ходит на отметки, это никак не признак ума. Тем не менее, засрать мозги барышне из приличной семьи Марине, этот гадёныш сумел. Да еще до такой степени, что та решилась на предательство не только сестры, но и родной матери. Выходит, не врет народная мудрость, что зла любовь.. Н-да...

— Вас мама зовёт! — робко окликнула из-за входной двери Вика, — Она только с вами поговорить хочет! — смутившись, уточнила девушка, заметив, что Храмов шагнул вслед за мной.

Опер понятливо кивнул и тормознулся на площадке, достав из кармана сигаретную пачку. А я пошел за средней Шевцовой в квартиру.

— Я не буду писать заявление! — тихо, но твердо произнесла Светлана Сергеевна, не поднимая на меня глаз, — Вы извините, Сергей, что я отняла у вас столько времени, но я прошу вас остановиться и никакого расследования не продолжать! Настоятельно прошу!

Всё время, как только я понял, что одна из дочек Шевцовой непосредственно причастна к преступлению, я ожидал от неё этих слов. Всё, как обычно. Не любят номенклатурные товарищи, чтобы трепали их фамилии. Да еще в формате причастности их непутёвых отпрысков к откровенной уголовщине. Почти всегда в таких случаях непростые родители ломаются. Ей же еще и дочку жалко. Вот она и пытается сейчас сунуть голову в песок. Оказывая своему дитятку, что называется, медвежью услугу. Да и себе, собственно, тоже.

Испуганно, как только я вошел, зыркавшая на меня Марина, прямо на глазах стала оживать. При окончании последней материной фразы она уже смотрела на меня, не скрывая бликов торжества во взгляде.

— А ну выйди! — не громко, но доходчиво потребовал я от воспрявшей из пепла курицы.

Но та, вместо того, чтобы выполнить мою команду, вопросительно уставилась на мать.

— Выйди! — тихо повторила моё требование Шевцова и только после этого девица ушла.

Я взял стул и поставил его перед сгорбившейся женщиной. Сел, чтобы не нависать над ней и видеть её глаза.

— Да, я уже не сомневаюсь, что Марина замешана в этом деле. Но я не могу допустить, чтобы моя дочь попала под суд и уж, тем более, села в тюрьму!

Передо мной опять была прежняя Светлана Сергеевна Шецова. Не в самом лучшем своём состоянии, но уверенная и решительная.

— Светлана Сергеевна, вы совершаете ошибку! Очень большую ошибку! — стараясь не проявлять эмоций и удерживая её взгляд, так же тихо, заявил я ей, — Если сейчас не вычистить эту гниль и не отсечь от вашей дочери воров и уголовников, то будет намного хуже! Хрен с ним, с похищенным! Барахло и деньги вы себе еще наживёте, а вот дочь потеряете уже окончательно!

— Да пойми ты, не могу я допустить, чтобы участие моей дочери в этом дерьме вылезло наружу! — раздраженно повысила на меня голос, невидящая за деревьями леса, баба. — Меня с работы выпрут, да и дуру эту жалко! Тебе, Сергей, этого пока не понять, молод ты еще! И детей своих у тебя нет.

Побитый жизнью и молью мужик, сидящий во мне, зудел в мозгу, требуя от юнца в лейтенантских погонах отобрать от потерпевшей дуры правильно составленное заявление. Об отсутствии каких-либо претензий и о прекращении следственных действий по факту кражи, которой не было. Так, как все вещи, которые она ранее сочла похищенными, вдруг нашлись. И с этим заявлением, возвращаться в РОВД.

Но молодой и не в меру амбициозный следак, злоупотребляя превосходством своей донорской сути, был категорически против. Юнец сдаваться нипочем не хотел, нахально черпая из колодца опыта и знаний мудрого ветерана его методы и ухватки.

— Не будет скандала! — начал я уверенно выдавать Шевцовой желаемое за реальность, — И дочь ваша под суд не пойдет, можете за неё не волноваться! Она по делу, как потерпевшая пойдет, я смогу это устроить! А жулики сядут и вещи свои с деньгами вы назад получите! И попомните мои слова, по-другому вы свою дочь из дерьма не вырвете.

Женщина давила мои зрачки своим взглядом и я видел, что она колеблется.

— Как ты это сделаешь? — после продолжительной паузы спросила она.

— Найду вора и посажу его в камеру, — пообещал я, — Личность его установлена, думаю, что самое ближайшее время я его задержу.

Поникшая царица городской торговли потихоньку оживала лицом. Цвет которого уже не был таким мертвенно-серым. Ей очень хотелось мне верить, но