Бродячая душа - Александр Асмолов

– Интересно, какие же? – глаза старика неожиданно вспыхнули любопытством.

– Некоторые свидетели утверждают, что на паруснике сожгли человека. Он был привязан к мачте и в огне размахивал руками.

– Как это прокомментировала полиция.

– Криминалисты обследовали дно и остовы сгоревших парусников. Никаких следов не нашли, хотя поговаривают, что при такой температуре только прах остался.

– Занятно, занятно, – магистр Ордена потер старческие ладони, словно они озябли. – Прошел год, и факты обросли небылицами. Предлагаю найти трех свидетелей прошлогоднего фестиваля на Клэр и аккуратно их просканировать. Как-то все сложно для Раума…

Подумаем… Не сдавайте дело в архив.

– Доложу о выполнении, Светлейший.

– Мне ситуация показалось такой, дорогой Джеймс, – магистр посмотрел куда-то сквозь аналитика и тому стало не по себе. – Тут наметилась ниточка, что русская шкатулка попала в руки Раума… Ну, допустим такую версию, что испанка всех обвела вокруг пальца в Барселоне и предложила своему сатанисту украденный артефакт. Он понял его ценность и решил расправиться с хозяйкой, чтобы скрыть следы… Англичанка в качестве подруги приглашает ее в Ирландию, на нейтральную территорию. Тут возможны два варианта – либо она должна убрать испанку, либо является статистом для третьего участника группы из сатанистов. Он-то и завершает задуманное. На фоне остальных странных происшествий с чертовщиной на фестивале, участие дам в общем мордобое можно было бы объяснить обилием ирландских напитков и общим мистическим настроем… С трудом, но допускаю такую версию, но это для нас не главное.

– Проверить библиотеку Раума?

– Мне нравится ход ваших мыслей, дорогой Джеймс.

Глава XVIII

Москва. Хамовники

Воскресное утро в Москве всегда особенное, будь то весна или осень. Оно необычно какой-то первозданностью, чувством первооткрывателя, который заходит на рассвете с опушки, укрытой туманом, в еще дремлющий лес или рыбачит на утренней зорьке с мостков местной речушки. Тишина. Все еще спят, а ты первый наблюдаешь начало дня. Он, словно дитя в колыбельке – беспомощный, неразумный, но удивительно радостный только от сознания того, что народился на белый свет. Он еще пахнет по-особому. И никто не знает, как все обернется. Это самое начало. И ты первый.

Воскресным утром столичные дома мерещатся деревьями, а улицы тропинками. Никого нет, и шаги твои пока единственные. Позже забурлит, запенится жизнь, и время рванет куда-то, закусив удила, но сейчас все только начинается. Бутон на клумбе ждет каплю росы, чтобы открыться, пчела ищет только-только распустившийся цветок, пахнущий началом жизни, чтобы собрать эту суть рождения и укрыть в своей соте, сохранить для будущей новой жизни.

И те, кто раньше всех прошелся по столичным улицам и понял эту простую истину, вдруг ощущает себя сопричастным к великому таинству зарождения жизни. Это возникает везде, но по-особенному трогает душу в большом городе, построенному из неживого камня. В нем время давно застыло, и утренние лучи солнца не пробуждают задремавшие с вечера соки. Потому любая капелька жизни радует. И первый шагающий по еще спящим столичным улицам, звериным чутьем улавливает эту жизнь, жадно вбирая и просто пьянея от восторга, что именно он, а не кто-то другой, вдохнул что-то неповторимое ранним воскресным утром в столице.

Примерно такое впечатление было у жителя Благодатки, вышедшего на лоджию после бессонной ночи. Подобно хищнику, он охотился в темноте, когда обычный люд может видеть только свои сны. Народившееся племя IT-шников обладало особым чутьем, оно могло видеть и слышать не только в кромешной тьме, но и на огромные расстояния. Иногда они сбивались в стаи, подобно волчьим, и рвали в клочья любые преграды на пути к чужим кошелькам и секретам. Были и одиночки, рыскавшие в ночи за добычей. Их звериные инстинкты подсказывали, как обойти все капканы и ловушки, придуманные в тиши комфортных кабинетов, а не в бескрайних заснеженных степях с лютыми морозами и пронизывающими до костей ледяными ветрами.

У жителя Благодатки от свежего воздуха остатки сил вызывали какой-то внутренний восторг, который молодецки пробегал по телу волной, зовущей по-гусарски вскочить в седло вороного коня и дать шпоры. Обычно так вспыхивал последний импульс истощающихся сил, который мог вынести на простор из каких-нибудь зарослей. К сожалению, он быстро угасал, и тут же глаза начинала застилать сонная пелена, приятная лень и слабость наполняли все тело, а сознание начинало убаюкивать сладкая колыбельная… Гусары любят засыпать по утрам.

– Да, он дрыхнет! – возмущенный голос Натальи Николаевны издалека донесся до сознания Алексея. – Мы тут изволновались все, а он нагло дрыхнет без задних ног. Посмотри, уже полдень! Ну, весь в отца. Тот тоже любил по ночам шастать.

– Что шуметь-то, – житель Благодатки протер заспанные глаза, приподнявшись на локоть в постели.

– Пришла Варенька, – голос соседки уже потеплел, но все еще звучал на повышенных тонах. – И звонила тебе, и стучала! Волнуется барышня, как бы чего не вышло. Ко мне дозвонилась. Мы уже вдвоем в дверь тарабаним. Что приключилось-то?

– Успокойтесь, граждане, – улыбнулся парень. – Просто всю ночь просидел за компьютером. Лучше чайник поставьте, а я пока оденусь.

Дамы ушли на кухню, а молодой человек по-солдатски быстро навел порядок.

– Вот бублики с маком, – уже улыбалась Наталья Николаевна. – Я утром всегда в булочную хожу. И на твою долю взяла, но будить на завтрак не стала. Дело молодое, а уж когда Варенька пришла, я вся изволновалась…

Она наверное еще что-то бы говорила, но Алексей как-то очень просто обнял худенькие плечи и поцеловал старушку в макову. Это получилось так естественно, словно он всю жизнь так здоровался по утрам с соседкой, что та мигом замолчала, погрузившись в свои воспоминания.

– У тебя сотовый не отвечал, – извинилась за нежданный визит девушка, – несколько раз звонила, вот решила приехать. Сама люблю поспать воскресным утром, но уже обед…

– Потом, – снисходительно махнул рукой парень, – вот бублики я обожаю. Свежие. С маком. Отец всегда разрезал вдоль, намазывал маслом и посыпал сахаром. Это лучший завтрак в мире.

– Да уж, не твои круасаны, – примирительно согласилась соседка, берясь за бублики. – Утром были еще горяченькие… Давай-ка, Варь, и ты не стесняйся. Я как чувствовала, бубликов взяла побольше. Серёня – старший тоже бублики любил.

Они пили чай, нахваливая соседку. Ей было приятно, но засиживаться она не решилась. Сославшись на хозяйские проблемы, тихо удалилась.

– Ну, как? – Варя подалась вперед, облокотившись о стол и положив подбородок на сжатые кулачки.