Поле битвы - Алексей Бергман

Теперь плененное сознание вылетело наружу и — ослепло. Пространства было слишком много, тесная анабиозная ванна вместила в себя — события и время. Ощущение потерянности в этих двух факторах разбивало любую здравую мысль и требовало осмысления. Привыкания к самой себе.

Даяна договорилась с телом, попросила его не бунтовать и, вытянув вперед дрожащие, неловкие руки, положила их на живот. Легкий укол ужаса помог ей справиться с дурнотой окончательно — живот был огромен. И к этому следовало привыкать не постепенно, а сразу. В одно мгновение, в долю секунды.

«Здравствуй, сынок, ты вырос, — поприветствовала она сына. — Как ты себя чувствуешь?»

«Окрепшим, — пришел ответ. — Здравствуй, мама».

«У нас все в порядке?»

«Все отлично, мама. Вставай осторожно, ванна уже закончила гимнастические процедуры».

Легкая дрожь сопровождала каждое движение Даяны. Скоро неприятные ощущения закончатся, леди это знала и не раз испытывала. Но изменившаяся масса тела, перераспределение центра тяжести заставляли ее быть очень осмотрительной. Тело казалось чужим и неуютным.

«Ты скоро привыкнешь, — прозвучало в ее голове. — Прими пару возбуждающих капсул, и тебе станет легче».

«Я и так в порядке, — немного слукавила леди. — Как поживает наш кот?»

«Ждет пробуждения. Активируй его люльку и ступай к командному пульту, мне надо проверить работу приборов. Пока мы занимаемся делом, Кавалер очнется».

Одного взгляда на приборную панель хватило легису, чтобы определить положение корабля в искривленном пространстве, убедиться, что все механизмы находятся в рабочем состоянии и никаких сбоев не произошло.

«Мы угнали отличное судно, мама», — сказал легис, и Даяне снова послышалась в его тоне ирония. Ее сын все больше и больше становился человеком, еще чуть-чуть, и неизгонимое ощущение того, что внутри ее растет, совершенствуется машина, исчезнет полностью.

«Я рада за нас, сынок», — улыбнулась леди и отправилась в санкабину смывать с себя налет двухмесячного небытия.

Кавалер тоже чувствовал себя неважно. Сидел в раскрытой люльке и пытался отодрать зубами от зажившей лапы фиксирующую повязку. Но зубы плохо его слушались и все соскальзывали и соскальзывали с прочного пластикатора.

Даяна смочила палец в специальной жидкости, провела им по повязке, и та мгновенно развалилась на две части. Кот упрекнул хозяйку взглядом — мол, чего так долго не шла помогать, я тут один мучаюсь, мучаюсь, — фыркнул и принялся вылизывать и причесывать слежавшуюся под повязкой шерсть.

— Похоже, друг любезный, ты еще не проснулся, — сказала леди коту. — Приведешь себя в порядок, проснешься — приходи на кухню. Будем пировать и пить молоко. Кажется, земные кошки его любят, а капитан «Пути Валида» идейный землянин, так что на его яхте будет не только кофе и фарфоровые чашки, но и молоко.

Кавалер на эти слова только ухом повел. В данный момент у кота образовалась одна проблема — слежавшийся мех на правой лапе.

Даяна с усмешкой погладила чистоплотного зверя и пошла осваивать… кажется, на земле это называли камбузом.

Через час ощущение дискомфорта исчезло без следа. Наевшийся кот сыто урчал на хозяйских коленях, Даяна рассеянно гладила его шерстку и думала о том, как странно сложилась ее судьба.

Блестящее будущее жены Консула, богатство и почести — она все променяла на разговоры с сыном, тяжелую участь беглянки и общество кота.

Что принесет ей завтра?

Она сгорит вместе с яхтой в атмосфере Фантары? Разобьется о волны океана чужой планеты? Или спасательной капсуле не хватит мощности добраться до берега?

«С нами так не получится, мама, — сказал ей легис. — Мы не сгорим в атмосфере и не разобьемся, капсула всплывет в одной из бухт на побережье университетского городка».

«Ты уверен?»

«Абсолютно».

«А если над океаном бушует ураган? Если порывы ветра изменят траекторию падения и собьют с курса спасательную капсулу?»

«В это время года на Фантаре сезон затишья. А нужный нам отрезок побережья вообще хорошо защищен горами».

«Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, сынок. Теперь ты скажешь мне, почему ты выбрал именно университет Фантары для конечной точки побега?»

«Скажу. Нам надо найти на Фантаре улицу… в переводе на земные термины, название соответствует — „улица Луговая“. Там в крайнем доме у леса живет ученый. Если опять-таки прибегнуть к земной терминологии, его можно назвать профессором. Профессор Нергунт-о-Лавит. Он нам поможет».

«Почему именно он?»

«Он гарх, мама. И он уже выбрал день своей смерти».

«Гарх? На Фантаре?!»

«Да. Он правнук наследного принца Гариты. Прадед Нергунт-о-Лавита подписывал Соглашение о превращении планеты в резервацию».

Легендарные гархи и расы им близкие дали Вселенной наибольшее число врожденных телепатов. Триста лет назад, после начала тотального уничтожения менталов, только гархам удалось избежать катастрофы и не подвергнуться совершенной ликвидации. Наименее воинственные из всех рас, способных к ментальному общению, гархи сумели договориться с правительствами Великих Держав и добиться права на продолжение существования с единственным ограничением — ни один гарх не имел права покинуть поверхность родной планеты, поскольку именно в космосе менталы становятся наиболее опасными для прочего населения галактик. Силы не равны, один гарх-телепат способен взять под ментальный контроль рубку управления боевого корабля и повернуть его оружие против своих. Он мог угнать корабль, мог его уничтожить или подчинить. Один телепат усилием воли в состоянии изменить решение правительства любой планеты. Расы менталов грозили стать доминирующей группой Вселенной. Нементальные общества галактик сплотились и объявили телепатам беспощадную войну. Все космопорты установили барьеры-ловушки на менталов, все ключевые административные здания настроили датчики слежения, и каждый человек, заподозренный в ментальном обмене, уничтожался мгновенно и без предупреждения.

Кровавое было время. Много безвинно погибших было в той войне.

Но только так экспансия менталов могла быть остановлена.

Информационное давление за какой-то десяток лет превратило менталов из просто оригиналов в монстров. Сосед доносил на соседа, жена на мужа, друг предавал друга. Менталов преследовали и уничтожали по всем галактикам.

Царствующая династия планеты Гарита постаралась договориться с ополчившимися Державами. Гархи не были агрессивны, их нация самонацеленно развивала внутренний мир и презирала любое физическое насилие. Из всех рас, способных к телепатии, гархи были наиболее миролюбивы и славились предельной честностью. Гарх-обманщик считался большей небылицей, чем рыдающая скала, порядочность представителей Гариты вошла в поговорки и стала синонимом слова «честь».

Царствующий дом планеты Гарита дал клятву правительствам трех Великих Держав, что ни один человек их расы не покинет пределов планеты, если на то не будет получено высочайшего дозволения, и никогда не предпримет враждебных действий по отношению к нементальным расам.

Вследствие этого Соглашения планета Гарита добровольно превратилась в резервацию для гонимых менталов.

«Как гарх оказался на Фантаре?» — недоумевала леди Геспард.

«Кто-то же должен совершенствовать ловушки на подобных себе», — пришел ответ.

Какая жуткая гримаса судьбы: ментал создает средства контроля над гонимыми родичами.

«Кто-то должен это делать, мама. Разработка и усовершенствования технологий контроля входили в один из пунктов трехсотлетнего Соглашения. Последние пятьдесят лет Нергунт-о-Лавит несет этот крест».

«Но если я не ошибаюсь, в том же Соглашении есть еще одно обязательство! Ментал, покинувший пределы резервации, обязан доносить на любого телепата, появившегося рядом с ним или обратившегося за помощью!»

«Да. Обязан. И Нергунт-о-Лавит, как каждый гарх, выполняет данное обязательство».

«Значит, он нас выдаст!»

«Благодаря тебе, мама, я слишком хорошо изучил человеческую породу. Если в договоре есть малейшая лазейка, человек обязательно ею воспользуется…»

«Гарх не просто человек, — перебила Даяна. — Гарх, лишенный чести, перестает дышать!»

«Знаю. Но Нергунт-о-Лавит ни в чем не нарушит клятву, данную его народом. Ты — не телепат. Я — телепат нерожденный. Профессор не должен увидеть в твоем обращении за помощью факта, нарушающего Соглашение».

«Это казуистика».

«Это именно то, что не может предусмотреть легис. Извращение фактов — удел человеческого мышления. Легис почти не включает в аналитические расчеты эмоциональный фактор. А длительная морально-этическая зависимость профессора от обязательств и есть разрушающее звено в цепи этих обязательств. Я убежден, Нергунт-о-Лавит использует видимую софистику проблемы в нашу пользу».