Война за «Асгард» - Кирилл Бенедиктов

Сидя у Альгари, Дана пыталась связаться с Фробифишером. Пока шустрые мальчики с серебристой литерой «А» на голубых шапочках запаковывали ее покупки и складывали их в вингер, Дана методично перебирала все известные ей каналы связи, включая совершенно секретные, – с нулевым результатом. Сюзан, секретарь нью-йоркского офиса, сказала, что не получала никакой информации о местонахождении босса с десяти утра, когда он звонил из Вашингтона. В Вашингтоне Дик Хэллоуэй, младший партнер Стэна Фишера, с которым должен был встречаться сегодня Роберт, подтвердил, что встреча состоялась и продолжалась до половины первого, после чего Фробифишера он больше не видел. Дуглас Харт, старший сегодняшней смены личной охраны, был зол как черт, поскольку Фробифишер оставил его с тремя телохранителями в отеле «Регонда» с приказом дожидаться последующих распоряжений, отправился к Фишеру и исчез. «Тревожный шарик», впрочем, оставался девственно-белым, так что ничего плохого со спецпредставителем Совета Наций явно не происходило; просто он в очередной раз решил погулять сам по себе, что, по мнению Харта, в наши безумные времена было равносильно самоубийству. Личный номер Фробифишера не отвечал; немного подумав, Дана набрала личный код его помощника по связям с общественностью Карпентера. Карпентера она недолюбливала, считая самовлюбленным занудой, но в такой ситуации выбирать не приходилось. Включился автоответчик: «Привет, вы слышите голос Фила Карпентера. Самого Фила сейчас нет. Если вы уверены, что вам есть что сказать Филу...» – Дана дала отбой.

Что ж, тем лучше. У нее, по крайней мере, будет время все взвесить и выстроить свою линию поведения. Операция «Сюрприз для босса» не отменялась, а лишь откладывалась, что давало возможность продумать тактический план – место, время, направление главного удара. Если бы знать, куда отправится Фробифишер вечером...

Закатное солнце плавилось в хрустальных гранях Карнеги-холла. Восемь часов, для Роберта – самый разгар рабочего дня. Квартира на Сорок второй улице? Ею пользуются, если на следующее утро необходимо быть на сессии Совета Наций, располагающегося в старом здании ООН. Дана сверилась с органайзером – нет, завтрашний день вообще выдался на редкость пустым, три-четыре не самые важные встречи и прием в представительстве Корпоративной Японской Империи. А жаль – из окон квартиры открывается потрясающий вид на Гудзон. Особняк в Джорджтауне? Что ж, возможно, но в этом случае знал бы Харт, поскольку формально джорджтаунская резиденция считалась федеральным объектом и охранялась вне зависимости от распоряжений Фробифишера. Ангуила – заманчиво, но нереально. Остается дом в Мэне. Фамильное гнездо Фробифишеров.

Она попыталась связаться с Мэном, но канал оставался заблокирован в течение двадцати минут – верный признак того, что хозяин находится дома и очень занят. «Ну, вот ты и попался, босс», – подумала Дана.

Поместье находилось милях в тридцати от Бангора, где у Роберта была зарезервирована своя посадочная полоса в международном аэропорту. Классический особняк в стиле Новой Англии, построенный то ли в конце девятнадцатого, то ли в начале двадцатого века, – мрачный и суровый, под стать хозяину. Даже у винограда, оплетавшего мраморные барельефы над входом, листья были темнее и жестче, чем свойственно этому веселому растению. Дана не любила дом в Мэне, и хотя она ни разу не призналась в этом Роберту, тот, конечно, догадывался. Интересно, оценит ли он ее стремление быть с ним, если она приедет именно в это неприятное для нее место? «Ох, Дана, – вздохнул ее внутренний голос, удивительно похожий на голос покойной матери, – ты всегда переоценивала мужчин. Скажи спасибо, если он вообще заметит, что ты появилась...»

Итак, Бангор. Если ей повезет и она проскочит в серебряные ворота, то будет на месте минут через пятьдесят. Вингер придется оставить в аэропорту – Фробифишер умышленно не оборудовал поместье посадочными площадками, а садиться на поле для гольфа было таким же безумием, как и плевать боссу в кофе. Но это не проблема – двадцать минут на машине по лесной дороге, и в половине десятого можно будет уже заняться выбором вечернего платья. Надо признать, что для ужина при свечах дом подходит идеально: огромная гостиная, вышколенная прислуга, старинное серебро... Потом, правда, придется отправляться в ужасную, навевающую мрачные мысли готическую спальню, в чудовищную постель, изготовленную едва ли не по эскизам графа Дракулы... Но это уже неизбежное зло, плата, которую так или иначе придется внести за избавление от неотвратимо надвигающейся беды. Дана вовсе не была уверена, что ее жертвенность окупится сторицей – в конце концов, невелик подвиг: лечь в постель с Фробифишером сразу после ревитализации. На Ангуилу заработанных очков еще бы хватило, но за «поцелуй Снежной королевы» придется платить дороже.

– Все готово, мадам. – Лучащийся радостью молодой человек со значком старшего менеджера протягивал Дане ее золотую кредитную карточку. – Счастлив сообщить вам, мадам, что с сегодняшнего дня вы перешли в категорию А-прим – клиентов, пользующихся эксклюзивными скидками нашего торгового дома. Скидки от пятнадцати процентов на все без исключения предметы роскоши и до тридцати процентов на те товары, которые, согласно персональной статистике клиента, вы покупаете у нас чаще всего...

– Дружок, – сказала Дана, забирая карточку, – я в восторге от вашей щедрости. А теперь, милый, будь дo6p, зарезервируй мне серебряную линию до Бангора, и побыстрее, а то у них там сейчас пробки.

В аэропорту можно было, разумеется, нанять шофера, но Дана предпочитала водить машину сама. За последние двадцать лет наземный транспорт сильно сдал свои позиции, потесненный воздушным, а уж автомобили с двигателями внутреннего сгорания и вовсе стали редкостью. Но Дана питала необъяснимую привязанность к этим неуклюжим монстрам, пожирающим огромные порции дорогого бензина и выбрасывающим в атмосферу клубы синего газа. Может быть, корни этой привязанности уходили в незабываемые впечатления детства – отец ее работал шофером-дальнобойщиком и иногда брал ее с собой в кабину, а в исключительных случаях разрешал управлять огромным стосемидесятитонным «Регулом» на площадке перед закусочной или заправкой. Мать, конечно, ругалась, но поделать ничего не могла – Бронислав Янечков был настоящим главой семьи, и если он принимал решение, то оспорить его не удавалось никому. Как-то Дана сказала ему: «Знаешь, я вырасту и стану такой, как ты». Отец засмеялся: «Девушек-дальнобойщиц не бывает. Точнее, бывают, но я лучше руку себе отрежу, чем допущу, чтобы ты такой стала». – «А я стану автогонщицей, – заявила Дана. – И буду побеждать на Формуле-один и на Кубке Европы. И буду знаменитой, и уеду в Америку, и заберу туда вас с мамой». Бронислав Янечков перестал улыбаться. «Пожалуй, у тебя это может получиться. Тебе здесь не место, Дана, это точно. Нас всех очень крепко одурачили, милая. Мы думали, что перед нами открыли ворота в рай, а оказались по уши в дерьме. Мы-то уже никуда отсюда не денемся, а вот тебе прямая дорога в лучшие города мира – Нью-Йорк, Париж, Лондон. Правда, это непросто, но у тебя получится. Я в тебя верю, малышка». Дана хорошо помнила ощущение счастья, охватившее ее после этого разговора. Несколько дней она жила, почти не замечая окружавшей ее убогой действительности, погруженная в грезы об ожидающей ее блестящей жизни. Она еще не знала, что для таких, как она, пути наверх просто не существовало – курс в любом немецком университете стоил больше, чем ее родители зарабатывали за пять лет, а с дипломом Братиславского университета Яна Амоса Коменского, некогда одного из лучших в Европе, найти работу в Европе было нереально. Девушке-славянке, не получившей образования, оставалось мечтать разве что о карьере высокооплачиваемой проститутки в итальянских или венгерских борделях. Но Дана тогда еще не разбиралась в таких вещах и безоговорочно верила отцу.