Жизнь русского обывателя. На шумных улицах градских - Леонид Беловинский

Кроме ктиторов, почетом пользовались и лица, делавшие большие вклады в храмы. Они некоторым образом составляли неофициальный совет храма. Здесь, кроме хлопот и расходов, даже и кафтана не полагалось. Однако богатые и знатные люди соревновались в пожертвованиях: почет был дороже. На фотографиях причтов нередко рядом с духовенством восседают и полные достоинства люди в приватном платье – церковные старосты и жертвователи. В старой России с иной, нежели сейчас, общественной психологией, слава, почет и уважение окружающих стоили дороже денег, чинов и наград, паче же того стоило самоуважение.

Глава 4

Городская жилая застройка

Очень долго пестрой, отвечающей характеру города и социальной структуре его населения, оставалась жилая застройка. По традиции еще в XIX в. разные категории населения продолжали жить «гнездами» в различных частях города, соответствовавших старинным слободам. Историк М. М. Богословский, вспоминая Москву 1870 – 1890-х гг., писал: «Часть Москвы, простиравшаяся от берега Москвы-реки и приблизительно до Малой Дмитровки и Каретного ряда, та часть его, по которой радиусами проходят улицы Остоженка, Пречистенка, Арбат, Поварская, Большая и Малые Никитские с запутанными лабиринтами переулков между ними, была преимущественно дворянской и чиновничьей стороною. Здесь, в черте кольца Садовой, а кое-где и выходя за это кольцо, были расположены по главным улицам большие барские особняки – дворцы с колоннами и фронтонами в стиле empire. Здесь же, и на главных улицах и по переулкам, было много небольших, часто деревянных одноэтажных с антерсолями или с мезонинами дворянских особняков, нередко также с колоннами и фронтонами, на которых виднелись гербы с княжескими шапками и мантиями или с дворянскими коронами, рыцарскими шлемами и страусовыми перьями. Эти большие и малые дворянские особняки очень напоминали собой такие же барские дома в подмосковных и более отдаленных вотчинах, тем более что и самые дворы при них с многочисленными различными службами и хозяйственными постройками – сараями, погребами, конюшнями, колодцами – мало отличались от деревенских усадеб тех же владельцев» (17; 107). Эту дворянскую часть Москвы в секторе, начинавшемся Волхонкой и ограниченном Остоженкой и Никитской, живший здесь в детстве князь П. А. Кропоткин называл, по аналогии с Парижем, «Сен-Жерменским предместьем». Москва считалась в основном купеческим и дворянским городом, и заселенные купечеством и дворянством урочища были наиболее типичными. «Из всех московских частей, быть может, ни одна так не типична, как лабиринт чистых, спокойных и извилистых улиц и переулков… известный под названием Старой Конюшенной.

Около пятидесяти лет назад (в 40-х гг. XIX в. – Л. Б.) тут жило и медленно вымирало старое московское дворянство, имена которого часто упоминаются в русской истории до Петра I» (72; 7). И даже в суетной столице Империи, по словам князя В. А. Оболенского, «тогда не было единого Петербурга. Петербург – центр и петербургские окраины жили совершенно обособленной жизнью. «Наш» Петербург, то есть Петербург дворянско-чиновничий, был по площади в сущности небольшим городом. Таврический сад, Лиговка до Невского, Загородный проспект, Большой театр, Сенатская площадь и течение Невы, с захватом небольшой части Васильевского острова – вот примерные границы того Петербурга, где жили все наши родственники и знакомые, где мы росли, учились, гуляли, служили и умирали» (95; 10).

Разумеется, дворянская часть города была сосредоточена не только в строго определенном месте. В Москве до сих пор множество особняков и целых дворцов сохраняется в других частях города: в Хамовниках, Заяузье, на Разгуляе, Гороховом Поле и даже в считавшемся купеческим Замоскворечье. На этих улицах и в вязи переулков даже сегодня, после того как Москва радикально изменила свой облик, редко встретится торговое заведение, и то только в новых постройках. «Лавки в эти улицы не допускались, за исключением разве мелочной или овощной лавочки, которая ютилась в деревянном домике, принадлежавшем приходской церкви» (72; 9).

То же самое было и в других городах; недаром во множестве русских губернских городов центральная улица называлась Дворянской. «На самом темени высокой горы, на которой построена Пенза, – вспоминал Ф. Ф. Вигель, – выше главной площади, где собор, губернаторский дом и присутственные места, идет улица, называемая Дворянскою. Ни одной лавки, ни одного купеческого дома в ней не находилось. Не весьма высокие деревянные строения, обыкновенно в девять окошек, довольно в дальнем друг от друга расстоянии, жилища аристократии, украшали ее. Здесь жили помещики точно так же, как летом в деревне, где господские хоромы их так же широким и длинным двором отделялись от регулярного сада, где вход в него так же находился между конюшнями, сараями и коровником и затрудняем был сором, навозом и помоями» (23; 94). А в Орле на откосе над Орликом целое урочище носит литературное название Дворянского гнезда, хотя не так давно оно было застроено советскими многоэтажками; и здесь при немногих сохранившихся домах, например, при Доме-музее Н. С. Лескова, остатки обширных усадеб. В Нижнем Новгороде на Большой Печорке обосновались князья Шаховские и Трубецкие, Дельвиги, Аверкиевы, Бологовские, Бестужевы-Рюмины, Анненковы, а на Большой Покровке – Ульянины, Боборыкины, Зыбины, Улыбышевы, Вердеревские; в Жуковой и Тихоновской улицах жило дворянство не столь громких фамилий – так, как оно привыкло жить в деревне. «… Просторный двор, обстроенный многочисленными службами: кухнями, конюшнями, сараями, погребами и людскими, – продолжает описание московской Старой Конюшенной П. А. Кропоткин. – Во двор вели широкие ворота, и на медной доске над калиткой значилось обыкновенно: «Дом поручика или штабс-ротмистра и кавалера такогото». Редко можно было встретить «генерал-майора» или соответственный гражданский чин» (72; 9).

В допожарной Москве большой двор имел под строениями около 1 тыс. квадратных саженей – 4 тыс. м2, средний – около 350 саженей, малый – менее 300 саженей, то есть все же 1,2 тыс. м2. Разумеется, после пожара 1812 г. эти площади сократились, но не намного. Описывающий Пензу Ф. Ф. Вигель родился в 1786 г., П. А. Кропоткин, вспоминавший Москву, – в 1842 г., М. М. Богословский дал очерк Москвы 70 – 90-х гг., но существенной разницы в их воспоминаниях о дворянских поселениях нет: «Тогда граничили друг с другом не фасады домов, – пишет М. М. Богословский, – а отдельные владения в виде усадеб, отделенные одни от других деревянными заборами. В эти владения вели по большей части деревянные ворота, очень нередко открытые для проезда с улицы к парадному крыльцу. Сходство с деревенскими усадьбами увеличивалось еще массой зелени. Редко при каком из этих особняков не было хотя бы небольшого садика. Сады при иных домах были громадны, были прямо целые парки» (17; 107).

Даже и в северной столице у знатных и богатых бар старинные дома иной раз были незатейливы и невелики, зато привольно располагались на обширных усадьбах. Родившийся в 1813 г. граф В. А. Соллогуб писал: «Первое мое воспоминание обрисовывает мне угловую лавку, где продавались пряники и лакомства. Подле лавки были ворота с въездом на пространный двор. Между двором и садом, как строились всегда барские палаты, стоял каменный дом, впрочем, небольшой, в один этаж. Этот дом принадлежал бабушке, графине Наталье Львовне… Эта лавка была лавка Смурова, называвшаяся тогда соллогубовской, она существует поныне на углу Большого Морского и Гороховой» (129; 354–355). Угол Большого Морского проспекта и Гороховой – дальше в центр некуда, разве что на Адмиралтейскую или Дворцовую площади! И одноэтажные барские хоромы посреди усадьбы, как в деревне.

Дворянское (и недворянское) особняковое строительство развивалось по собственным законам. Как не было единым в экономическом плане дворянство, так не было и единства в дворянской усадебной архитектуре. Но определенная типологизация возможна. По вполне резонным предположениям одного из исследователей (Л. В. Тыдмана), в основе старинной дворянской постройки дворцового типа лежала стоявшая на более или менее высоком подклете… крестьянская изба-связь, точнее, ее планировка. План такой связи был трехчастным: два помещения разделялись сенями. Две рядом стоящих параллельных связи объединялись более коротким промежуточным объемом, который занимал большой зал; естественно, переднюю часть этого объема занимали сени или вестибюль, к которому вело парадное крыльцо. Таким образом, весь комплекс делился на 7 внутренних помещений с анфиладным расположением, а весь объем был П-образный («дом покоем», от названия буквы «П» в старинной русской азбуке), в котором выступающие вперед части обеих связей играли роль ризалитов, образуя парадный двор – курдонер. Дальнейшее разрастание постройки шло за счет увеличения всех трех частей и разгораживания их внутренними стенами, а также за счет повышения этажности. Читательмосквич может увидеть подобную планировку, например, на Тверской: это здание бывшего богатого дворянского особняка графини Разумовской, затем Английского клуба, в советское время – Музея Революции, а сейчас – Музея современной истории России. Впрочем, такого рода построек сохранилось еще немало, вопреки их активной охране советским государством.