Политическая антропология - Николай Крадин

Северные казахи, как правило, знают название своего жуза и племенной группы более низкого таксономического уровня. На юге данная информация имеет более существенное значение, поскольку от этого зависит статус и материальное состояние человека (особенно в условиях социалистического дефицита). Старшее поколение даже старается придерживаться экзогамии. Родовое деление может быть прослежено в похоронной обрядности, поскольку при проведении похорон семья умершего должна одарить подарками старейшин всех родовых (клановых) групп, проживающих в данном населенном пункте (Наумова 1991).

Казахский антрополог Н.Э. Масанов (Масанов 1996) подробно рассмотрел историю борьбы между клановыми группировками Казахстана в XX в. В советское время, несмотря даже на жестокие сталинские репрессии, представители Среднего жуза длительное время преобладали в казахской интеллектуальной элите: в искусстве (например, О. Сулейменов, М. Тулебаев, Ш. Айманов), в науке (многие академики и даже президенты АН КазССР), отчасти в партийно-государственном аппарате (самый первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Д. Шаяхматов, предсовмина Н. Ундасытов и др.). С 1960-х годов лидирующие позиции перехватывает Старший жуз. Первым его знаменитым выдвиженцем был "главный" казахский поэт Джамбул. Выходцем из Старшего жуза был Д. Кунаев, занимавший главный партийный пост в республике с 1962 по 1986 г. Пользуясь личными связями и покровительством Л.И. Брежнева, Кунаев постепенно расставил на многие ключевые должности своих соплеменников и родственников. Его младший брат – А. Кунаев стал президентом АН КазССР. При нем начали карьеру А. Аскаров, А. Аухадиев, Н. Назарбаев. В годы правления Кунаева казахи в целом активно рекрутировались в партийно-государственный аппарат всех уровней. К 1989 г. они составляли 51% административного персонала, но только 3% квалифицированных и 11,3% неквалифицированных рабочих в республике (Khazanov 1995: 159-160). Но к 1994 г. диспропорция достигла еще больших размеров. Доля казахов в аппарате президента и кабинете министров достигла 74%. Налицо даже диспропорция между казахами и русскими в местных администрациях северных областей в пользу первых, где традиционно доля русскоэтничного населения выше. Тенденция эта продолжает увеличиваться. Только выборы в Верховный Совет примерно отражают реальное соотношение численности между этносами (Галиев и др. 1994: 43-44, 47-51).

Младший жуз традиционно находился на второстепенных ролях. В силу этого он отличался большей корпоративной сплоченностью. Выдвиженцы жуза в период правления Ю.В. Андропова, возможно, рассматриваясь последним как конкуренты брежневской партийной элите, были поставлены на ряд ключевых постов (в частности, 3. Камалиденов, прошедший путь от секретаря ВЛКСМ Казахстана до руководителя местного КГБ и секретаря ЦК Компартии Казахстана по идеологии). Однако быстрая смерть Андропова и реставрация брежневских порядков затормозили этот процесс.

В годы перестройки соперничество жузов возобновилось. Оказавшись в сложной ситуации, М.С. Горбачев решает направить в Казахстан человека со стороны – тогдашнего первого секретаря Ульяновского обкома КПСС Г.В. Колбина. Однако это вызвало стихийные беспорядки в декабре 1996 г. Поскольку Колбин, по мнению Н.Э. Масанова (Масанов 1996), главным образом рассматривал свое кресло как трамплин для последующей карьеры в столице, приход кунаевского протеже Н. Назарбаева был "делом техники".

В 1989 г. Назарбаев, придя к власти, отправил на пенсию всех своих бывших или потенциальных конкурентов, утвердил монополию на власть Старшего жуза, а после распада Советского Союза еще больше укрепил свои клановые позиции, поставив на различные государственные посты своих ближайших родственников. Это явление достигло такого размаха, что в прессе появился новый термин – "чемолганизация" властных структур (село Чемолган – родина Назарбаева). Не случайно также, что именно в Акмоле и Караганде, с которыми связано детство и молодые годы Н. Назарбаева, электорат доверяет ему больше, чем в других регионах Казахстана.

Тем не менее невидимая для посторонних наблюдателей клановая борьба продолжается по сей день. Экспертный опрос, проведенный Институтом развития Казахстана, показал, что 29% респондентов полагают, что жузовская и клановая принадлежность играет существенную роль в распределении привилегий, постов и должностей (Смагамбетова 1998: 23). Несколько лет назад академики (как отмечалось выше, эта ниша традиционно занята представителями Среднего жуза) провалили назарбаевского ставленника У. Джолдасбекова, избрав кандидата от своего клана – экономиста К. Сагадиева. По всей видимости, это и предопределило судьбу национальной Академии наук.

Иллюстрацией взаимосвязи клановости и политики в этом государстве являются выборы спикера парламента в 1994 г. Все три казахских жуза выдвинули своих кандидатов. В ходе обсуждения кандидат от Среднего жуза (О. Сулейменов) снял свою кандидатуру. В этой ситуации стало ясно, что претенденту от Старшего жуза (представителем которого является президент Назарбаев) трудно рассчитывать на победу. Оппозиционные жузы явно будут голосовать против него. В результате пост получил представитель от Младшего жуза А. Кекильбаев. Однако его заместителями (для противовеса) были избраны представители от других сил (в том числе и от "четвертого жуза" – русских).

Именно противостояние жузов и подковерные интриги, по мнению Н.Э. Масанова (Масанов 1996), а точнее, боязнь объединения в оппозиции Среднего и Младшего жузов, предопределили отмену президентских выборов, продление полномочий Н. Назарбаева до 2000 г., а также перенос столицы в Акмолу. Поскольку "этнический мир в Казахстане очень хрупок и существует в основном по причине сравнительного равновесия двух главных этнических групп" (Khazanov 1995: 168), перенос столицы на север, по замыслу правящей элиты, должен способствовать росту миграции с юга, увеличению доли казахского населения внутри северных областей и тем самым укреплению национальной государственности. С другой стороны, перемещение всех ключевых механизмов власти на территорию традиционного проживания Среднего жуза должно дополнительно ослабить оппозицию нынешней президентской власти.

Но такая ситуация существует не только в ныне независимых странах СНГ. В настоящее время в многонациональных республиках России можно проследить влияние местных клановых и родоплеменных групп. Этот феномен в отечественной антропологическо-этнографической литературе назывался различными терминами – "местничество", "улусизм" или "кумовство" и рассматривался как пережиток родоплеменного или патриархально-феодального строя. С ним, например, всерьез столкнулись советские партчиновники после установления советской власти на всей территории страны. П.И. Кушнер, побывавший с этносоциологической экспедицией в горных районах Киргизии, с сожалением констатировал, что для местной бедноты родственные связи являются более важными, чем классовая солидарность (Кушнер 1929: 107). Подобные мысли высказывал примерно в эти же годы один из аппаратчиков парторганизации Калмыкии:

Улусизм проявляется в том, что каждый партиец, защищающий свой улус по всем как партийным, так и советским вопросам, доходит в своей защите порой до того, что забывает всякую партийную дисциплину, провозглашая принцип: права или не права моя сторона, но она моя сторона, и я обязан ее защищать. Это болезнь самая серьезная, мешающая в работе не только в низовых парторганизациях, но даже в самом руководящем органе власти (Глухов 1926: 180).

После политических чисток 1930-х годов в связи с буржуазным национализмом данная проблема была временно забыта, однако в годы перестройки в местной прессе национальных республик вновь появились публикации на эту тему. Выяснилось, что вопрос об "улусизме" применительно к проблеме власти остается столь же актуальным, что и почти семьдесят лет назад. В Калмыкии, например, почти 85% горожан и более 90% жителей села идентифицируют себя с той или иной племенной группой. Борьба за власть ведется между тремя главными племенными группировками: торгутской и дербентской (истоки противостояния которых уходят в двоично-троичную крыльевую систему), а также бузавской – этнически более молодой, состоящей из потомков донских калмыков (Гоголданова, Гузенкова 1993: 166). Схожие процессы прослеживаются, например, в Туве а также во многих других многонациональных субъектах Российской Федерации.

Несколько иная ситуация существует ныне в Чечне. Исследования этнологов-антропологов показывают, что в отличие от генеалогически иерархизированных структур вчерашних кочевников Казахстана и Киргизии горские общества всегда отличались известной тягой к формированию неиерархических моделей политической организации[27]. У чеченцев всегда отсутствовало благородное сословие или какая-либо другая привилегированная наследственная группа. Они разделены по клановым, территориальным и до некоторой степени даже конфессиональным линиям. Чеченские тейпы, или кланы, пережили советский период и сейчас становятся все более и более влиятельными в политической жизни общества. Преданность какому-либо клану остается высшей ценностью в чеченском менталитете, а кровная вражда длится поколениями. Чеченцы разделены на три главные территориальные группы: тех, кто живет в долине Терека (они испытали более сильное влияние русских, чем другие группы); тех, кто живет в предгорьях; и собственно горцев (самая бедная экономически и в то же время самая традиционная часть чеченского этноса). В советский период политическая власть в Чечне удерживалась выходцами с низин. В период правления Дудаева горцы стали вернейшими его сторонниками. Хотя все чеченцы считаются мусульманами-суннитами, они приверженцы двух различных суфийских орденов, или братств: Накшбандийя и Кадырия, которые оспаривают влияние в чеченском обществе. Даже в прошлом чеченцы не смогли объединиться и избрать общенационального лидера из своей среды, поскольку не желали дать одному клану или территориальной группе преимущество перед другими. Их единственными национальными лидерами были шейх Мансур, который жил в восемнадцатом веке и первым возглавил чеченцев в войне против Российской империи, а также Джахар Дудаев, также направивший внутренние разногласия на борьбу с внешним врагом – той же Россией (Khazanov 1995: 215-216)[28].