Искусство управлять людьми (СИ) - Светлана Нарватова

point:

Бедный, бедный Мегадрон, никто не пригласил на его прощальный матч сборную звезд мира и Тамару ГверДцители. Никакого почтения к королям.

UrfinJuce:

point, у Мегадрона не было прощального матча.

point:

UrfinJuce, я и говорю — обидно!:-(

Enslaver:

point, Андрей ушел из футбола не по возрасту, а по травме.

point:

Enslaver, по травме, вымощенной желтым кирпичом?)))))))

Vero4ka:

point, тупой что ли?

Lexus:

Enslaver, Анкифеев вон тоже после двух «крестов», врачи ставили диагноз «травма, не совместимая с футболом». Ничего, прыгает до сих пор как живой!

Vitek:

Lexus, ну ты блин сравнил! Анкифеев — вратарь, а Мегадрон — бомбардир. Разницу чуешь?

Dimych:

Lexus: « Ничего, прыгает до сих пор как живой!»

Тут важно КАК прыгать. 17 матчей подряд в Лиге Чемпионов с «мокрыми» воротами. Мировой рекорд, не баран чихнул! Армейцам памперс пора надевать.:/ Уж лучше бы ушел по «травме, вымощенной желтым кирпичом».

Afro-diziak:

Dimych, шел ты сам по этой самой «травме». А Игоря не тронь! Он вратарь от бога, у него и «сухих» рекордов хватает. И Вереина в покое оставьте уже. Сколько сумел, столько отыграл.

Как ни странно, больше всего Андрея задела последняя фраза. Не глум point'а, не обсуждение его судьбы, а вот эта снисходительная жалость, которая сквозила в «сколько сумел». «Ну, не шмогла я, мужик, не шмогла», отдавалось в голове словами из бородатого анекдота. Оказалось, не всё отболело в душе. Наружу рвалось, что он не ради себя ушел. Не потому что боялся боли или нагрузок, а потому что не хотел подводить команду. Потому что нападающий без скорости, что скрипач без пальцев. А другого футбола он не знал. Для него футбол — это забивать. Вереин начал отвечать, но заставил себя удалить текст. Оправдываться он ни перед кем не будет. Вместо этого Андрей открыл редактирование поста и исправил фамилию грузинской певицы. Увы, изменения не прошли незамеченными.

point:

О, не иначе как Megadron на проводе? КстатЕ о топике: аффтар, Вам ли писать о верности?

Megadron:

point, есть претензии к моей верности? Насколько мне не изменяет память не одна моя женщина на неверность, пожаловаться не могла.

point:

У-ух! «Насколько мне не изменяет память» в части собственной верности — это звучит твердо! Уверенность в каждом своем слове. Во-вторых, как тут уже неоднократно отмечалось, я — не ваша женщина, оттого могу и пожаловаться. В-третьих, речь шла о верности традициям русского языка и собственному редактору.

Megadron:

point, мои отношения с редактором — это наше дело.

point:

Megadron, теперь у Вас отношения с редактором? А как же незабвенная Vero4ka?

Vero4ka:

point, оставь нас в покое!

point:

)))))))))))) Megadron, что-то тут не чисто… Либо с редактором, либо с Vero4kой, либо с верностью…

Egorov:

point, в отношениях с редактором у Вереина всё девственно чисто. Это я как редактор ответственно заявляю. Я просто вчера занят был.

И Андрею стало стыдно за свою ревность и совершенно детское поведение. Он собрался было отправить текст по электронке, но летучая мышка на иконке гордо замахала крылышками, держа в зубах письмо от Игоря с исправленным постом. В теле письма стояла единственная фраза: «Расплатишься потом. Натурой не принимаю».

Point замолчал.

Казалось бы, радоваться надо.

Но неприятный осадок в душе продолжал горчить.

Глава 15

Маша напряженно поглядывала на сотовый.

Ненадолго же его хватило!

За сегодняшний вечер Андрей не позвонил ни разу. Оказывается, не брать трубку с мстительным чувством: «Так тебе и надо!» — это одно, а ждать в тишине — совсем другое.

Маша глубоко вдохнула через нос и медленно выдохнула через рот.

Словно в ответ ее мыслям раздался звонок — в дверь.

Ее всегда подтянутый и энергичный Валера стоял на пороге усталый и какой-то… помятый. Подготовка к защите давалась ему нелегко. Горская вспомнила свою кандидатскую. Сейчас, оглядываясь назад, она понимала, что всё прошло очень легко. Совет был родной, это теперь работа большинства диссоветов приостановлена и Залесский ехал защищаться в центр. Заботы о хозяйственной стороне дела, типа организации послезащитного банкета, взял на себя Валера — они уже встречались, но Маша отказалась от его щедрого предложения оплатить ресторан. Учитывая общий ценник, банкет был так, ерунда. Хотя большую часть средств на защиту ей всё же выделили родители. Горский-старший и слушать ничего не захотел, когда дочь попыталась отнекиваться. Да и не слишком она старалась, у нее забот и без того хватало — все отзывы были положительными, но один из официальных оппонентов написал замечаний на две страницы. Машу лихорадило. Два дня до защиты она ходила из угла в угол, повторяя наизусть текст доклада и старательно скалясь. Папа, утешая ее, говорил: «Машусь, в твоем деле главное что? Юбка покороче, улыбка пошире. И большинство из мастодонтов забудут, как задать вопросы. Это же настоящие ученые: сложившиеся, — на этих словах отец сутулился, — блестящие, — тут он проводил по воображаемой лысине, — и выдающиеся, — обрисовывал живот. — Они же красивых молодых девушек в своем возрасте только на картинках видят». Маша смеялась, и напряжение отпускало.

На деле всё оказалось совсем нестрашно. То ли подействовало короткое платье, то ли отцовские слова: «Ты становишься полноценным кандидатом наук, когда разбираешься в теме своей диссертации лучше, чем любой академик», — были правдой. Она стала полноценным кандидатом.

Залесскому предстояла процедура посложнее: незнакомый совет, неродной город, отсутствие «группы поддержки». И в любом случае, докторская — не кандидатская.

Валерик прошел на кухню, сел к стене, откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

— Ты как? — поинтересовалась хозяйка, накладывая ужин.