Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 2 - Борис Яковлевич Алексин

запили… Ведь все мои идеалы, всё, за что я воевал в партизанах в 1920 году, за что я сражался с кулаками в 1930-х годах, оказалось втоптанным в грязь! Ведь вместе со мной среди настоящих бандитов, воров и грабителей, находились честные советские люди: старые коммунисты, проведшие годы на царской каторге и в царских тюрьмах, люди, которые не раз жертвовали своей жизнью, не раз проливали свою кровь за наш советский народ, за партию. Они вдруг оказались врагами народа, как это могло случиться?!! Я этого понять не могу. Ну, со мной как-то разобрались, но ведь это произошло только потому, что моя Людмила Петровна десятки раз стучалась во все двери, до самых высоких! И что же оказалось? Что я отбыл три года в тяжелейших условиях заключения ни за что! Что я совсем, совсем ни в чём не виноват! Меня не только освободили, а беспрекословно, без какого-либо замечания и в партии восстановили, вот как раз сегодня и билет вернули. Я за тем сюда и приезжал. Но ведь три года жизни у меня вычеркнули! Люди, которые это сделали, спокойно сидят на своих местах. Мало того, теперь, когда я вернулся полностью реабилитированным и мне предлагают снова занять ту же должность, с которой меня арестовали, эти люди по уголкам продолжают шушукаться и утверждать, что, видимо, за Дмитрием Сердеевым что-то было, зря бы три года не продержали… Теперь, как ни смывай, а пятно-то это останется. С этого запьёшь! — и Дмитрий Яковлевич допил остатки водки из своего, уже почти пустого, стакана.

Во всё время рассказа Сердеева, Борис молчал и думал. Думал он о том, а что же произошло с ним, с Борисом Алёшкиным. Его вышвырнули из партии, по существу, без всякой мало-мальски серьёзной причины, приписав ему такие проступки, которых он никогда не совершал, и которые по самому своему содержанию можно было бы назвать попросту глупыми. Припомнилось ему, что когда он рассказывал о своём состоянии после исключения тому же Дмитрию, бывшему в то время партийным работником, с каким недоверием тот слушал его исповедь. Так и казалось, что он воскликнет:

— У нас зря не исключают!

Ну, а сейчас он на себе испытал, как это бывает. Научило ли это его чему-нибудь?

Затем мысли Бориса невольно обратились к брату: «Ну вот, взяли Борьку — мальчишку! За что? Где он? Что с ним? Рассказать об этом сейчас Сердееву? Нет, — подумал Борис, — не нужно! Он ведь не поймёт! Это он сейчас под влиянием водки так распустился, а протрезвеет и опять будет кричать: слава Сталину, он непогрешим, и его действия, а также и действия его ближайших соратников, могут быть только правильными! Лучше промолчать». Однако он всё-таки спросил:

— Ну и что же ты решил?

— Решил уехать из Ейска. Поеду опять на Дальний Восток, в Хабаровск. Я там списался кое с кем из тех, кто уцелел. Обещают дать работу в крайисполкоме. Милочка закончила заочный институт, сейчас педагог с высшим образованием, так что для неё работа тоже всегда найдётся. Вот так-то…

В разговор вмешался Андрей:

— Ты, Борис, знаешь, я тоже из Ейска уехал. Как только Митю посадили, стали и на меня косо смотреть, как-никак родственник репрессированного. Пришлось работу на заводе оставить… А тут такой случай подвернулся: Тамара с мужем в город Бор, около Горького, переселилась, к себе звала. Я поехал. Место понравилось, поступил столяром на один из Горьковских заводов. В Бору получил участок земли, сейчас на нём маленькую хибарку строим. Наташа и ребята пока в Ейске живут. К себе я их взять ещё не могу, некуда, может быть, через полгода или год, а пока придётся врозь пожить. Пока Милочка в Ейске жила, Наташа была согласна там жить, а сейчас, когда Сердеевы уезжать собрались, она никак не хочет оставаться. Вот и приехал поговорить, может, она где-нибудь здесь устроится? Ты не подскажешь, Борис?

Тот довольно уверенно ответил:

— Здесь недалеко есть Шорно-седельная фабрика, там всё время рабочие нужны, особенно женщины. Работа, правда, не очень лёгкая, но, как видишь, найти её нетрудно, а вот с жильём — это труднее. Впрочем, завтра поговорим с нашим хозяином Давыдычем. У него знакомых много, может быть, он что-нибудь и посоветует. А сейчас давайте-ка спать, уже скоро два часа ночи. Меланья вам обоим на полу постелила, вон в той большой комнате, там ещё Эла и Нина спят, ну а я с Майей на нашей постели буду спать.

Прошло ещё около получаса, и в этой маленькой квартирке на окраине города Краснодара наступила полная тишина, прерываемая только храпом Мити да Мопса.

Мопсом, как мы знаем, звали большого бульдога, жившего у Алёшкиных уже около двух лет. Эта огромная собака была как бы членом семьи и по ночам укладывалась на свою подстилку у входных дверей. Это было надёжнее любого замка.

На следующий день поговорили с Давыдычем, продавшим, как известно, свой большой дом и поселившимся с женой и сыном в другом, маленьком, стоявшем не в этом дворе. Его семья занимала половину дома, вторую половину он был согласен сдать за подходящую цену. Андрей остался очень доволен тем, что всё так хорошо устроилось. Заплатил Давыдычу за полгода вперёд и, попросив Бориса помочь Наташе в поступлении на работу, решил в этот же день вернуться в Ейск. Митя, с утра расправившись с оставшейся второй бутылкой водки, был уже в таком состоянии, что соглашался ехать с Андреем куда угодно.

Перед отъездом Андрей, расспросив у Бориса, вернувшегося из больницы, о Кате и узнав, что её состояние довольно серьёзное и что она проболеет не менее двух-трёх недель, да и после выздоровления будет вынуждена какое-то время избегать всякой физической работы, решил помочь Алёшкиным. Он сказал:

— Сейчас мама у Тамары, у которой двое ребят, но Тамара здорова, да и я буду там рядом. Скоро и Женя приедет, она тоже хочет жить в этом городке. Я думаю, что пока там можно обойтись и без маминой помощи, пусть она у вас поживёт, Кате поможет.

Борис с радостью согласился на это предложение. Как ни тяжело было материальное состояние их семьи, такой человек, как Акулина Григорьевна, всегда мог принести только пользу.

Катю выписали из больницы через две недели. Она после этой второй госпитализации очень ослабела. У Бориса теперь появилось значительно больше свободного времени: он за время болезни жены успел сдать последний экзамен, а сейчас готовился к государственным экзаменам, это отнимало не так много времени. Конечно, полностью заменить