Духов день - Андреас Майер

Хойзер решительно прошел мимо него, сделав знак рукой следовать за ними. Кое от кого ощутимо пахло алкоголем. Шоссау прошел с ними несколько переулков. Хойзер внезапно остановился и объявил, что это и есть сама история Флорштадта и ее надо беречь, сохранить живой для потомства. Хм, сказали остальные и продолжили марш по переулкам. Шоссау ровным счетом ничего не понял. Он спросил господина Мулата, какова цель их действий. Ну, видите ли… сказал Мулат, это надо так понимать. Я, впрочем, не имею к этому никакого отношения. Я совершенно случайно оказался в «Липе», я думаю, мы все там оказались случайно, а потом вдруг все поднялись и зашумели, сказав, это надо немедленно выяснить, время не терлит, особенно активен был Хойзер, все кричал, что нельзя упускать время, причем ему, Мулату, вообще было неясно, какое такое время нельзя упускать, но всем почему-то это казалось очень важным, они повскакали с мест и помчались куда-то… Собственно, до этого разгорелся спор… Шоссау: по какому поводу? Мулат: ну, в связи с этими двумя… фракциями. Шоссау: какими фракциями? Мулат, доверительно отводя его чуть в сторону: Рудольф ужасно сцепился перед этим с Куном (тот был пьян в стельку). Кун верховодил среди сторонников версии Кубелаков, а Рудольф поднимал его при всех на смех. Кун даже до того договорился, что стал утверждать, будто все большое семейство Адомайтов могло жить после продажи земли на Фридбергер-штрассе, вложив в эту фирму свои деньги. Но кто же поверит, что старый Адомайт вложил сюда деньги? Он же презирал банки и считал деньги величайшим грехом человечества, по крайней мере говорил об этом при каждом удобном случае. Шоссау: подобной глупости он еще никогда не слышал. И это однажды сказал Адомайт? Мулат: он утверждал это всю свою жизнь, так, по крайней мере, уверяет Мунк. Шоссау: ах, вот что. Мулат: он, Мулат, действительно находит все это чрезвычайно интересным. Столько довелось узнать про этого Адомайта! Да, он был немногословен, как говорят, но после смерти его немногословность обернулась для всех красноречием. Мы все предстанем когда-нибудь перед Судом, но общественность ведь тоже хочет знать, никто не должен ничего замалчивать, так, что ли, Рор, сказала твоя жена об этом сегодня утром. Рор повернул к нему красное лицо и посмотрел на него бессмысленным взором, продолжая свой разговор с Мунком, который вел до того. Через некоторое время они остановились у ворот здания каменоломен Кубелака на Фридбергер-штрассе. Ну, вот сейчас и посмотрим, сказал Хойзер и позвонил в дверь. Шоссау оставил людей за их занятием и пошел дальше своим путем. Они все спятили, подумал он. Между прочим, позднее, во время празднования Духова дня, стало известно, что фракция Кубелаков потерпела поражение по всей линии фронта. В учетных книгах фирмы «Кубелак» вообще не содержалось ни малейшего упоминания о том, что Ддомайты владели когда-либо этим участком земли. Все это были сплошные выдумки. Только один Кун упрямо продолжал верить в этот вымысел. Но в Духов день курсировал еще и другой слух. Рассказывали, что священник Беккер побывал в больнице во Фридберге и соборовал старую Штробель. Об этом рассказывали в мельчайших подробностях. Штробель якобы все время кричала, я не хочу умирать, я не хочу умирать, вела себя очень строптиво, выкрикивала разные бранные слова в адрес Господа Бога. Все старались превзойти друг друга в этих глупых россказнях. Кое-кто даже горазд был утверждать, что фрау Штробель отвергла последнее причастие. Но вскоре все эти слухи иссякли, как талая вода. В лесочке в этот день про фрау Штробель говорили еще и другие вещи. Будто на самом деле она жила на социальное пособие, то есть работала нелегально, и годами не платила взносы в больничную кассу. Семь лет назад она попала в больницу с каким-то воспалением и до сих пор не оплатила счет за лечение. Один раз ее даже вызывали в суд, вроде по поводу кражи, возможно, она обкрадывала старого Адомайта. (Соседка с Фауэрбахер-штрассе, однако, сказала, насколько она помнит, фрау Штробель вызывали в суд в связи с тем, что ее сбила машина.) Некая госпожа Денхардт: я была однажды на левом берегу Рейна, отгадайте, кого я там встретила? Адомайта! И отгадайте опять, кто там с ним был? Штробель! Они с удовольствием проводили свои денечки в этих благодатных краях. А вы знаете, как все дорого в Эльзасе! Я абсолютно уверена, что видела тогда Адомайта и Штробель вместе с ним. Я могу поклясться, что это был Адомайт! Вот-вот, что ты скажешь, качали головой соседи по столу. Шоссау встал и пересел за другой стол… В лесочке собиралось все больше народу. На самом краю воздвигли старенькую карусель, рядом с ней поставили тир, где можно было целиться и стрелять, получая в награду бумажную розу или вымпел футбольной команды, других призов не было. Молодежь пикировалась с хозяином тира, подкалывая его, не лучше ли стрелять в его тире стрелами. Этот шуточный ритуал повторялся в Духов день каждый раз, потому что в тире всегда можно было сшибить только бумажную розу или спортивный вымпел, к тому же не самой любимой в Веттерау футбольной команды. Устроитель тира всегда ввязывался в этот бесперспективный спор, в ходе которого оказывался каждый раз изруганным и оплеванным с головы до пят.

Вот и сейчас он представлял собой несказанно жалкую фигуру. Беспомощно выглядывал из своей деревянной будки, ища поддержки у Шоссау, как раз пробегавшего мимо. Неподалеку стоял ларек с солеными кренделями и сладкими вафлями, где заправляла всем фрау Буцериус, кроме того, имелся ларек с грилем, картофелем фри и жареной колбасой. Чуть дальше в лесочке соорудили стойку, а перед ней заставили всю поляну столами и скамейками. Уже с четырех часов, как и каждый год, туалет, маленький зеленый блестящий вагончик, был загажен и переполнен, как и стоящие рядом голубенькие кабинки, незадолго до этого специально вычищенные к празднику. Так что веттераусцы бегали по старой привычке в лес, укрываясь за деревьями на расстоянии десяти метров. В Духов день немалая часть леса оказывалась потому до самой ночи недоступной для любителей природы. Водрузили также и небольшой помост, где попеременно выступали группы фольклорной и легкой эстрадной музыки. Там то появлялись артисты, то выстраивался школьный хор, а то и капелла музыкантов-пожарников etcetera. Шоссау сел за стол, стоявший у самого края леса, за ним пока было довольно пусто. В ожидании Шустера он заказал себе сидр и соленый крендель, машинально он сразу счистил крупинки соли с кренделя. В какой-то момент он увидел, как фрау Новак помахала рукой. Но она махала не ему, а кому-то, кто только еще собирался войти в лес. Это были Катя и Бенно, они стояли вместе, держась за руки. В небе над ними было спокойно и тихо, потому что авиаклуб был в этот день закрыт. Дети запускали перед лесочком бумажных змеев, шныряя между припаркованными на поляне машинами, все как обычно. Какое-то время вообще ничего не происходило, музыканты отдыхали, крапивники звонко перекликались, а перепалка возле тира достигла своей кульминации. Молодой Моккштедтер упрекнул хозяина тира в том, что ружья у него гнутые и стреляют мимо, мишень можно поразить, если и целиться тоже мимо, и в доказательство своих слов он направил ружье на хозяина, сказав, если он сейчас нажмет на спусковой крючок, то промахнется, готов заключить любое пари. Тут же позвали случайно присутствовавшего на празднике вахмистра Гебхарда, тот немедленно удалил с праздника зарвавшегося молодца. Хозяин тира страшно разволновался и все никак не мог успокоиться. Это же всего лишь народное гулянье в Духов день, народный праздник, повторял он в страшном волнении… Примерно в это же время Визнер, судя по всему, добрался до лётного поля. Он пришел туда без всякого определенного плана, просто бродил по местности, бесцельно переставляя ноги, шаг за шагом, не замечая ничего вокруг, пока наконец не оказался на луговине, вблизи Хорлоффа и авиаклуба. Вот дела, сказал он себе, да это же лётное поле. Как здесь тихо! Ну да, сегодня ведь никто не летает. Сегодня они делают то, что и все остальные, празднуют Духов день в лесочке. Хм, вот так в жизни всегда, все делают то, что делают другие. Что за странная мысль. Я, пожалуй, лягу, полежу немного на травке, что-то я устал сегодня… устал… а отчего это я, собственно, устал? Антон Визнер в самом деле ненадолго уснул, а когда проснулся, подумал следующее: значит, это лётное поле, очень странно. А что это значит, что лётное поле совсем рядом? Я ведь позавчера тоже тут был. Даже сидел в машине. Что мне сказал дежурный авиадиспетчер? Мы, летчики, должны держаться вместе. Здесь, впрочем, валяется чей-то футбольный мяч, нет, это мяч для игры в гандбол, нет, все же футбольный, только резиновый. А что, если я сделаю передачу на другой край поля, пусть там и нет никого и пусть это покажется кому-то странным. Сильным ударом Визнер послал мяч через всю луговину в направлении лётного поля, тот все летел, летел, пока не ударился о взлетную полосу. Визнер уже забыл про него, потому что в этот самый миг он стоял перед «тауэром», и ему показалось ужасно смешным, что авиадиспетчерская вышка закрыта. Только наружная дверь, обитая листовым железом, стояла открытой, ею никто никогда не пользовался. Сам факт, что радиосвязь на замке, был ему в высшей степени противен. Ах, какая неприятность, подумал он. Сегодня Духов день, все празднуют в лесочке, поэтому и «тауэр» на запоре. Впрочем, я опять чувствую усталость, откуда она только берется? Ах да, ночь, я не спал сегодня ночью. Визнер вытащил из-за пояса пистолет, потом убрал его, но тут же вытащил снова и проверил, заряжен ли он. Хм, действительно заряжен. Ай-ай-ай, подумал он. С пистолетом в руке (он тут же забыл, что держит его) Визнер бегал перед «тауэром» взад и вперед, бросая взгляды на природу вокруг и на небо. Как здесь красиво! Все кругом голубое, зеленое и желтое! Странно, я это заметил еще сегодня утром, когда ехал в автобусе. А что, если сверху… да, нужно на все посмотреть сверху, оттуда обзор лучше. Сейчас как раз идеальная лётная погода, на небе ни облачка. Идеально, просто идеально, произнес он громко и даже засмеялся, довольный. Кстати, можно будет и оружие попробовать!