Лица века - Виктор Кожемяко

Но будет все это лишь при одном условии: если будет Россия.

Поспешное и бурное обращение наше во второсортную Америку заставляет вспомнить трагическое признание одного из крупнейших писателей той страны, чем-то близкого, кстати, по складу таланта Леонову, – Уильяма Фолкнера:

«Нет, повторяю, Америке художник не нужен. Америка не нашла для него места – для него, который занимается только проблемами человеческого духа, вместо того чтобы употреблять свою известность на торговлю мылом, или сигаретами, или авторучками, или рекламировать автомобили, морские круизы и курортные отели…»

Вот уж для чего высокий труд Леонова ни при жизни, ни после смерти совершенно непригоден.

– Человек приходит в этот мир с облачком судьбы над головой и уходит прежде, чем облачко развеется.

Вопреки всему верю, что он, русский писатель Леонид Максимович Леонов, никогда не уйдет из этого мира.

Август 1995 г.

Русский эпос Михаила Шолохова

ДОКТОР ФИЛОЛОГИЧЕСКИХ НАУК, ПРОФЕССОР ФЕДОР БИРЮКОВ

Разумеется, каждое поколение читает и будет читать великую книгу по-своему, выделяя наиболее важное для себя. А что прежде всего видится в «Тихом Доне» по прошествии многих десятков лет со времени публикации первых глав?

Мне представилось интересным поговорить об этом с доктором филологических наук, профессором Федором Григорьевичем Бирюковым – старейшим на сегодняшний день исследователем творчества М. А. Шолохова в нашей стране.

Виктор Кожемяко. Я знаю, почти вся ваша многолетняя научная и преподавательская работа была посвящена Шолохову. Читал книги и статьи ваши. Помню, каким событием стала публикация в 1965 году в «Новом мире» Твардовского статьи «Снова о Мелехове», которая шла вразрез с установившейся к тому времени вульгарно-социологической трактовкой «Тихого Дона» и образа главного его, обвинявшегося в «отщепенстве». Вам тогда основательно досталось. Ведь выступили вы против таких официально признанных авторитетов, как Исай Лежнев и Лев Якименко. А их точка зрения, по существу, брала начало в критике Шолохова еще конца 20-х– начала 30-х годов. «Радек обвинял меня в политической неграмотности, в незнании русского мужика и вообще деревни», – вспоминал Михаил Александрович.

Прошли годы. Вот уже кончается столетие, в котором родился и жил автор «Тихого Дона», когда был создан величественный и трагический роман-эпопея о переломном этапе в истории России. Как теперь, перечитывая его, воспринимаете вы правду времени? В чем, на ваш нынешний взгляд, правда Шолохова и ее уроки для нас?

Федор Бирюков. Он родился в девятьсот пятом. «Тогда империя вела войну с японцем и всем далекие мерещились кресты», – напишет о том времени Есенин.

Русская армия терпела поражение. Тыл и без того лихорадило. Началась народная революция. Бунтовали города. Поднималась деревня – пылали помещичьи усадьбы. Страна вступила в ту критическую полосу, когда низы по-старому не хотели жить, а верхи не могли управлять.

В этой грозовой обстановке особую остроту приобрел казачий вопрос. В «Тихом Доне» казаки перед Первой мировой рассуждают:

«– Я, браток, в тысячу девятьсот пятом годе на усмирении был. То-то смеху!

– Война будет – нас опять на усмирения будут гонять.

– Будя! Пущай вольных нанимают. Полиция пущай, а нам кубыть и совестно».

13 июня 1906 года, выступая на заседании Государственной думы, депутат от Войска Донского писатель Федор Крюков говорил: «Ныне казачество из защитника угнетаемых повернуто в стражи угнетателей; специальностью его определено – расписывать обывательские спины нагайками. Пробовали ли казаки протестовать против этого? Да, пробовали, но безуспешно».

Безуспешным оказалось и это выступление, поддержанное рядом депутатов. Дума, где отражалось кипение народных страстей, повелением императора была распущена.

Так начиналось столетие. С национальной трагедии. Политический кризис будет обостряться, судьба народа становиться все мрачнее и безысходнее. Шолохов – летописец этих страшных лет.

«Тихий Дон» создавался между двумя мировыми войнами. Не успели подернуться пеплом костры первой – империалисты начали подготовку новой.

О той, Первой мировой, написано немало волнующих произведений. Сказали свое слово проклятия писатели мира – русские, немцы, болгары, французы, итальянцы, англичане, поляки, австрийцы, венгры, югославы, американцы. Опаляющим гневом наполнены воспоминания тех, кто побывал под огнем, уцелел десятым или двадцатым.

Много общего с этой прозой есть и у Шолохова. Но его достижения даже на очень внушительном фоне мастерства А. Барбюса, Б. Келлермана, Э. М. Ремарка, Р. Олдингтона, Э. Хемингуэя, Р. Роллана, Ж. Жионо, С. Цвейга, К. Федина – выдающиеся. По охвату действительности, масштабности обобщений, зримости картин фронтовых сражений.

Если героем военного романа был чаще всего интеллигент – честный, страдающий, растерявший всего себя в боях, то у Шолохова на первом плане – сыны глубинной трудовой России, оторванные от неотложных дел на земле.

Шолоховская правда о войне. Русские воины трупами повисают на проволочных колючих заграждениях. Немецкая артиллерия выкашивает целые полки. Раненые ползают по жнивью. Глухо охает земля, «распятая множеством копыт», когда обезумевшие всадники устремляются в кавалерийские атаки и плашмя падают вместе с конями. Не помогает казаку ни молитва от ружья, ни молитва при набеге.

Разоблачая жадных до власти карьеристов и авантюристов, привыкших распоряжаться чужими судьбами, кто гонит свой народ на другие народы, прямо на минные поля и под пулеметный веер пуль, решительно протестуя против любого посягательства на право человека жить свободно и радостно, – Шолохов противопоставил ужасам войны красоту человеческих чувств, счастье земного бытия. Страницы, посвященные дружбе, доверию, родственным связям, любви – всему истинно человеческому, укрепляют веру в победу добра над злом. Счет человеческих благородных поступков должен быть, по Шолохову, такой: скольких ты спас, скольким облегчил жизнь, сколько сберег красоты на земле, а не скольких истребил, осиротил, скольким отравил существование. Эта гуманистическая настроенность писателя прозвучала еще в «Донских рассказах» – «Чужая кровь», «Алешкино сердце», «Жеребенок»…

В. К. Мировая война для России стала только началом величайших испытаний. Россия пережила еще более неестественное – междуусобицу.

Ф. Б. Огромная территория долгое время находилась в огне Гражданской войны. По «Тихому Дону» мы знаем, что происходило. Повсеместно пальба, трупы и раненые. Грабежи и насилие. Бандитские нашествия. Запои, расшатанная психика людей, вольное поведение жалмерок. Эпидемия тифа. Смерть в отступе, вдали от родных очагов.