Боец 3: лихие 90-е (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Постой-ка, — перебил я, — а откуда эта информация? От Планшета?

— А то! Он же, сука, свалил…

Планшет сорвался в тот миг, когда раненый Марк открыл огонь. Он успел понять, что Демид убит, а что стало с остальными — не видел, только понял, что Заур резко поменял правила игры, и в городе возник какой-то новый расклад, который толком еще никому не ясен…

— Погодь, — вновь перебил я. — А как ты вообще в «Спартанец»-то рванул? Планшет же видел, что ты остался на складе! Что он про тебя подумать мог⁈

Танк довольно подмигнул:

— А это я его заставил про меня подумать!

— Ты? — в голосе Степаныча помимо воли прорвалось такое сомнение, что я едва успел погасить улыбку.

Но и Танк это уловил.

— Ну, — он шумно глотнул чаю, — так-то, конечно… я уж про себя знаю, что не больно-то мастак мозгами шевелить. Но у меня Наташка! Она… ну, у нее своя придурь в башке есть, но когда что-то надо обдумать, продумать, тут она прям профессор! Ну, она вообще на рынке торгует, там соображать надо…

Короче говоря, Танк, самокритично сознавая свои умственные способности, метнулся за помощью к мощному аналитику Наташке, а ту, по его словам, хлебом не корми, дай такие задачки порешать. Она загорелась творческим азартом и сочинила комбинацию: а давай ты скажи своим, что когда вы остались втроем, то Заур с Бойцом начали жестко лаяться, дело шло к лютой зарубе… и тут, дескать, ты нагнулся, чтобы подобрать чей-то пистолет, и получил удар по голове, отчего вырубился минут на пять, а когда очнулся, то увидел, что Боец лежит убитый, а Заура и след простыл… Так снимешь подозрения с Бойца и искать его перестанут. Логично? А то!..

Мы со Степанычем переглянулись.

— И что? — с подозрением спросил тренер. — Прокатило?

— А то! На ура прошло! Заура теперь кроют всеми словами, ну а ты, брат… извини уж, похоронили. Но это, я считаю, лучше, чем тебя искали бы и наши и не наши.

Я и Степаныч переглянулись вновь, и я прекрасно понял его взгляд: ну вот она, судьба, в лице простодушного парня, сама подсказывает, чтобы ты ехал…

Тут меня осенил второстепенный, но жгучий вопрос:

— А что, ребята поверили, что тебя по затылку звезданули?

Танк торжествующе рассмеялся:

— А то! — и нагнул голову: — Смотрите!

Точно, под коротко стрижеными волосами виднелись ссадина и вздутие.

— Это тоже Наташка? — с неуловимым сарказмом спросил Степаныч.

— Не, это вместе, — с гордостью произнес Танк. — Я говорю: надо чтобы все как по-настоящему, на самом деле. Она говорит: ну давай попробуем. Магазин из «Макара» вынули на всякий пожарный, и она меня как охреначила по балде! А она баба не хилая, я и вправду чуть не дуба не дал!..

И он беззаботно заржал.

Тут же выяснилось, что мою «девятку» Танк отжал себе как персональный автомобиль, не встретив возражений, да и вообще, похоже, дисциплина в группировке сильно пошатнулась. Планшет вдруг ощутил невиданную прежде власть, взялся руководить, делает это через пень-колоду, и уже братва мало-помалу ропщет… Между прочим, он распорядился информацию о перестрелке на складе не распространять, зачем — не очень понятно, все равно скоро все известно станет… Словом, что будет — никакой мудрец не разберет, но вряд ли чего-то хорошего стоит ожидать.

Это вдруг сподвигло меня к предложению:

— Танк! Так может, рванем вместе⁈

— Куда? — обомлел он, и я сообразил, что он ведь еще ничего не знает про уфимский вариант.

— Степаныч, поясни, будь добр…

Степаныч пояснил, но Танк решительно замотал головой, хотя к моему решению отнесся вполне нормально и даже дружелюбно:

— Не-е, брат, я тут привык… Будь что будет, а отсюда никуда. Кому я на хрен где-то там нужен? А ты давай, конечно, у тебя карьера… Давай, брат! Еще сюда чемпионом вернешься!

Как в Ростове-на-Дону будут встречать номинального покойника — о том, Танк, естественно, не задумался.

Степаныч взялся дописывать рекомендательное письмо, не поднимая глаз, буркнул мне:

— С бабками как у тебя?

— Нормально, — сказал я и тут только вспомнил, что должен парням из борцовского клуба. Надо бы, конечно, заехать, отдать. Информация о перестрелке, наверняка уже растеклась по городу — дурак Планшет, что вздумал все секретить — но знают наверняка про Демида, про Заура, Марка… а кто там был из рядовых боевиков, еще не ясно, зато ясно, что тянуть нечего.

— Ну что, ребята… — сказал я. — Ехать, так ехать.

Сказал так, и сердце защемило. Взглянул на Лиду — она старалась держаться независимо и гордо, но я-то видел, что ее грызет изнутри… И все-таки сейчас она ни за что не согласится поехать со мной. Из принципа.

Я мысленно вздохнул в последний раз. Заговорил по делу:

— Вот что. Я вам хочу малость бабла оставить на житье-бытье. Мне самому хватит, про меня не думайте.

— Мне этих денег не надо, — строптиво заявила Лида, делая ударение на слове «этих».

Я пожал плечами. Не надо, так не надо. Степаныч с Танком отказываться не стали.

Ну вот и все. Можно ехать.

— Да, Лид, может, тебя домой подбросить?..

— Я сама.

Я кивнул. Ну это, может быть, и верно. Светится со мной незачем.

— Вы меня не провожайте. Степаныч, тебе лучше совсем не выглядывать.

— Да знаю. Держи письмо, — он сунул мне плотно исписанный лист. Я спрятал его во внутренний карман.

— Кстати, Танк! А как ты объяснишь, куда «девятка» у тебя делась?

— А! — легко отмахнулся он. — Придумаю чего-нибудь. Ну… с Наташкой придумаем, — поправился он.

— Ну все ребята! Долгие проводы — лишние слезы.

— Удачи! По возможности дай знать, — сказал Степаныч. — Пиши сюда, на этот адрес, можешь не указывать, кому. Или на почтамт до востребования.

— Пока! — стараясь не смотреть на Лиду, я вышел, сбежал по лестнице.

Что я испытывал в эти минуты? Да черт его знает. Плохих предчувствий не было, это точно. И это главное. Было пьянящее, слегка тревожное, но вдохновенное ожидание чего-то неизведанного, дальней дороги, огромных просторов… Вот это было, да. Дорога, одиночество, какая-то цыганская свобода, что ли, вольная воля со всеми плюсами и минусами. Ну, будь что будет!

Я полетел в борцовский клуб, стараясь не отсвечивать по центральным улицам, не нарушать правил. Почти подъехал и — вот удача! — увидал знакомого парня борца из этого клуба.

— Эй! — окликнул я его, имя пацана напрочь вылетело из головы. Он обернулся, узнал, разулыбался во весь рот.

— О, здорово! Какими судьбами⁈ Как жизнь-то?

— Ну, типа удалась, — я улыбнулся, но посвящать его в подробности не стал, догадавшись, что он еще толком не знает о последних событиях, хотя, конечно, про погромы на вокзале и в борделях не слышать было невозможно.

— А-а, — он восхищенно оглядел мое авто. — И точно, удалась… Номера, это чего, краснодарские?

— Как видишь.

Он несколько секунд осмысливал сей факт, и наконец, озарился:

— То есть… Выиграл, что ли⁈

Я скромно улыбнулся.

— Не, брат… ну ты даешь!!

Он уже собрался обрушить на меня водопад восхищений и комплиментов, но я постарался быстро прервать его:

— Потом, брат, извини, времени нет, лечу по делам. Слушай! Я вашим денег должен, передашь?

— Да без базара! Все по-братски, по чесноку.

— Тогда держи! — я сунул ему «котлету» из купюр.

— Ага… Даже не сомневайся, все по чесноку будет.

— Уверен. Ну, давай, брат, удачи! Я погнал.

— Постой!..

И он замялся.

— Ну?

— Слушай, а это… Кареновских вон пожгли в пепел, это ваши, говорят?..

Подобные вопросы задавать было не очень принято, но любопытство превозмогло.

Я сделал значительное лицо:

— Как в таких случаях говорят в официальных кругах?..

— Как?

— Без комментариев. Ясно выражаюсь?

Он неуверенно заулыбался:

— Ну… вроде да.

— Да. И знаешь… Передай своим, чтобы в это дерьмо не лезли. От души говорю. Ну все! Бывай здоров, — и я рванул вперед.

Понимая, что мне надо вырваться из города как можно скорее, я все же проявлял осторожность, ехал без превышения скорости, памятуя и об оружии, незаконно находящемся у меня, и о своей формальной принадлежности к «кладбищенским»… Перстень я, конечно, снял, и теперь в карманах у меня их целых два: мой и Заура… Да уж, сюжет! Нарочно не придумаешь.