Как творить историю - Стивен Фрай

– Ну и прекрасно! Вы получили предмет исследования, который принесет вам славу. Так в чем же проблема?

– Проблема в том, старина, что во всем этом отсутствует смысл.

– То есть вы думаете, что я вру? Притворяюсь? Что ж, если так, – отлично! Да, вы совершенно правы. Все это обман. Враки. Розыгрыш. Надувательство. Выбирайте любое слово. Я проделал все на пари. А теперь мне гораздо лучше. Я такой же американистый, как мамин яблочный пирог. Ты офигенно прав, партнер, будь спок, я убогий, в лоб вашу мамашу, америкашка, поэтому я щас, если тебе это по губе, поканаю целым таким куском восвояси, и спасибочки, что потратил на меня прорву времени, добрый мэн.

– О господи! – выдавил Тейлор, и брови его улезли еще выше – ни дать ни взять изумленный Аластер Сим.

– И уж если говорить о странностях, – продолжал я, – так какого дьявола вы въелись в эти ваши «старина» и «друг мой» и бросаетесь ими так, точно у вас в заднице свербит, а? Ни один настоящий англичанин ими лет уж тридцать как не пользуется. Вы разговариваете, точно усеченная версия Питера Селлерса из «Доктора Стрейнджлава».

– Прошу прощения?

– Не суть важно, – сказал я. – Вы о нем ни малейшего представления не имеете. Вам ведь, полагаю, никогда о Питере Селлерсе слышать не доводилось?

По пустому лицу его было ясно – не доводилось.

А я вдруг понял, что существует целая куча фильмов, здесь так и не снятых, что киноактеры, которых в моем мире вывела в звезды война и прочие обстоятельства, здесь никому не известны. «Стрейнджлав», «Самый длинный день»[111]… Боже милостивый, «Касабланка». У них нет «Касабланки»!

Хотя, если подумать… если подумать обо всем кино, которое наснимали здесь за последние пятьдесят лет и которого я еще не видел.

Господи! Я же могу заработать целое состояние. Я могу написать для них «Касабланку»! Черт, ведь я знаю ее почти слово в слово, кадр за кадром. А «Третий человек»![112] Я и его могу написать… «Шталаг-17»,[113] «Большой побег»,[114] «Шпион, который пришел с холода».[115] Господи…

Тейлор перестал разгуливать по кабинету и снова уселся напротив меня, сводя и разводя колени, так что я видел измятую, покрытую пятнами пота льняную промежность.

– Теперь послушайте меня, Майкл. Я буду с вами совершенно откровенен. Договорились?

Я выкинул из головы сценарные мечтания и не без опаски кивнул.

– Не стану притворяться, будто точно понимаю, что происходит у вас в голове. Разумеется, одну из возможностей составляет гипноз. Другую – самогипноз.

– Вы полагаете, что я…

– Я просто перебираю варианты, старина. Кто-то мог загипнотизировать вас, – возможно, в шутку, возможно, по причинам не столь безобидным. Не исключено, что вы проделали это сами – случайно или намеренно, сказать очень трудно. Не исключено даже, что вы не тот, за кого себя выдаете.

– Что?

– Существуют, разумеется, разного рода обследования, которые мы могли бы провести.

– Так ведь все это просто из-за того, что я головой стукнулся. Я хочу сказать, такое же случается, нет?

– На моей памяти еще не случалось, Майкл. Думаю, самое лучшее для нас – подержать вас некоторое время под наблюдением.

– Но я совершенно здоров. И все проходит, я чувствую.

– Я вовсе не имел в виду, что мы запихнем вас в больничную койку. Если вы согласитесь пройти в ближайшие дни кое-какие обследования, думаю, я смогу гарантировать вам полную свободу. А вот водительские права вы лучше пока оставьте у меня. Не хотелось бы, чтобы вы взяли да исчезли. В конце концов, я уверен, вы понимаете все, что… э-э, из этого проистекает.

– Проистекает? – переспросил я, окончательно одурев. – Что значит «проистекает»?

– Возможно, вам следовало бы связаться с родителями. Вы им еще не звонили?

– Я даже не знаю их… – начал я, но притормозил. – Я хочу сказать, что даже не знаю, дома ли они сейчас. Ну, то есть, они, наверное, на работе. Мне не хочется их волновать.

– И все же, я уверен, с кем-то из них связаться придется. А теперь, если вы согласитесь подождать снаружи, мне хотелось бы перемолвиться с мистером Бернсом.

Я, в самый последний миг сообразив, что речь идет о Стиве, успел удержаться от вопроса, кто такой, к забубенной матери, мистер Бернс, и в совершенно помраченном состоянии поплелся к двери, – одна длинная рука Тейлора обнимала меня за плечи, другая сжимала мое водительское удостоверение.

Мы договорились, что на следующее утро я приду в лаборатории факультета психологии, дабы пройти некие обследования. Пока же Стив снова брел со мной по кампусу.

Теперь он выглядел каким-то притихшим.

– Что сказал тебе Тейлор? – спросил я.

– Да так, ничего, – ответил Стив, – просто расспрашивал о том о сем. Ну, сам понимаешь, давно ли мы знаем друг друга и прочее.

– Тебе, наверное, все это прискучило, нет? – сказал я. – Если хочешь оставить меня, валяй, со мной все будет в порядке, не сомневайся.

– Не могу, Майки. Ты заблудишься, и виноват в этом буду я. И потом, – тактично добавил он, – это было бы нечестно. Нужно, чтобы кто-то находился рядом с тобой.

Я поразмыслил над его словами.

– Спасибо, – сказал я. – Я понимаю, что все время лезу к тебе с благодарностями, но все равно спасибо.

Он пожал плечами.

– Я одного никак в толк не возьму, – сказал я, – что имел в виду Тейлор, говоря о том, «что из этого проистекает».

Стив решительно тряхнул головой:

– Давай поговорим о чем-нибудь еще.

Мне нужно было столь о многом расспросить его. Нужно было разобраться с историей. Выяснить все, что следует знать об истории последних шестидесяти лет. Шестидесяти трех. Об истории Европы начиная с 1933 года. Выяснить, кто тут у них кинозвезды, рок-звезды, кто президент, черт подери. Президент, премьер-министр, все. Но я понимал, что от таких вопросов он лишь озвереет, и потому держал язык за зубами. Надо будет попозже улизнуть и отыскать библиотеку.

Однако первым делом, считал я, следует сделать Стиву приятное – я перед ним в долгу.

– Эй, а как тебе такая мысль? – спросил я. – Как насчет того, чтобы завернуть в «Барристера и Алхимика» и пропустить по маленькой?

– В «Алхимика и Барристера», – машинально поправил меня Стив.

– Да-да. Как скажешь. Я не предлагаю нализаться или еще что. Но шут его знает, вдруг у меня от рюмки спиртного щелкнет что-нибудь в голове и я снова стану самим собой.

– Идет, – согласился он. – Только на водку не налегай.

– На водку налегать не буду, – сказал я, вспомнив Джейн и Гребную неделю.

Заведением «Алхимик и Барристер» оказался приятным – полумрак, низкие потолки. Бармен меня, похоже, знал – он подмигнул мне со сдержанным дружелюбием, обыкновенным среди людей, работающих в университетских городках. Все вы, студенты, – придурки, казалось, говорило это подмигивание, но ты нам платишь, а мы умеем притворяться, будто ты малый клевый и интересный.

Мы со Стивом уселись снаружи, под длинным полотняным навесом, пили английского пошиба пиво, разглядывали прохожих. За соседним столиком двое мужчин в клетчатых рубашках с короткими рукавами всматривались в карту, препираясь насчет того, куда им сходить и какой путь выбрать.

– Сюда, наверное, много туристов наезжает? Стив пожал плечами:

– Для Нью-Джерси, пожалуй, что немало.

– Эти двое видели бы карту гораздо лучше, если бы сняли темные очки, – сказал я, с удовольствием выпуская облако табачного дыма. – Но, по-видимому, туристы – везде туристы.

Стив рассеянно кивнул, отпил пива.

– Я знаю, ты решишь, будто у меня не все дома, – сказал я, – однако я сейчас до того счастлив, что дальше и некуда.

– Да? – удивился Стив. – Это отчего же?

– Если бы я тебе рассказал, ты бы не понял.

– А ты попробуй.

– Я счастлив оттого, что, когда я недавно спросил тебя про Адольфа Гитлера, ты ответил, что сроду о нем не слышал.

– И это сделало тебя счастливым?

– Ты и понятия не имеешь, что это значит. Ты никогда не слышал таких имен, как Гитлер, или Шикльгрубер, или Пёльцль. Никогда не слышал о Браунау, никогда…

– Браунау?

– Браунауна-Инне, Верхняя Австрия. Тебе это название ни о чем не говорит, а меня оно делает счастливейшим из живущих на свете людей.

– Вот это круто.

– Ты никогда не слышал об Освенциме, он же Аушвиц, или Дахау, – продолжал разливаться я. – Никогда не слышал о Нацистской партии, никогда…

– Стоп, стоп, – сказал Стив. – Ладно, я не похож на мистера Всезнайку, но что значит – никогда не слышал о Нацистской партии?

– Так ведь не слышал же, верно?

– Ты спятил?

Я уставился на него:

– Но ты не мог о ней слышать. Это невозможно.

– Ну еще бы, – ответил Стив, стирая с губ пену, – я и о Глодере отродясь не слышал, и о Геббельсе, и о Гиммлере, и о Фрике, правильно? Эй, поосторожней!

Стив схватил меня за запястье, выпрямляя бутылку, которую я сжимал в руке. Пенное озеро расплылось по разделявшему нас столу, через край которого переливалось, капля за каплей, темное пиво.