Маяк - Филлис Джеймс

— Пожалуйста, передайте ему мои наилучшие пожелания. Если он считает, что я могу ему еще чем-то помочь, может быть, он будет настолько любезен, что позвонит мне — договориться о времени, которое было бы удобно нам обоим. Утром в понедельник это будет невозможно — у меня назначен визит к зубному врачу в Ньюки. Между тем, я думаю, Рафтвуд будет счастлив показать вам свой велосипед. А теперь, инспектор, я была бы вам весьма признательна, если бы могла остаться в своей гостиной одна.

Велосипед хранился в небольшой каменной пристройке к коттеджу Рафтвуда. По всей вероятности, прежде здесь была прачечная, и медный котел, вделанный в каменную печь, по-прежнему стоял на своем месте. На одной из стен были развешаны инструменты и садовые орудия — в гораздо большем количестве, как подумалось Кейт, чем требовала небольшая полоска возделанной земли перед обоими коттеджами. Все было тщательно вычищено и аккуратно развешано по местам. Велосипед, старый и тяжелый «Рейли», с большой плетеной корзиной, укрепленной впереди, был прислонен к противоположной стене. Передняя шина была спущена.

Бентон-Смит опустился на колени осмотреть шину.

— Здесь разрез чем-то острым, мэм, — сказал он. — Примерно в полдюйма длиной.

Кейт присела на корточки рядом с ним. Трудно было поверить, что этот единственный и точный разрез мог быть сделан чем-то еще, кроме ножа. Однако она ничего не сказала. Только спросила у Рафтвуда:

— Когда же это случилось?

— Два дня назад, инспектор, когда я ездил в Большой дом, чтобы взять там кое-какие чистящие средства.

— Вы видели, чем был сделан разрез?

— В самой покрышке ничего не застряло. Я подумал, что наехал на острый осколок кремня.

Кейт на минуту задумалась, не стоит ли забрать машину прямо сейчас в качестве возможного вещественного доказательства, но отказалась от этой мысли. Велосипед вряд ли мог исчезнуть, а на этой стадии расследования Рафтвуд, как, впрочем, и кто-либо другой, не был главным подозреваемым. Она хорошо представляла себе, какой была бы реакция островных жителей, если бы Бентон-Смит покатил велосипед прочь. «Ну вот, теперь они забрали старый велик несчастного Рафтвуда. Бог знает, что они еще удумают сделать». Кейт лаконично поблагодарила Рафтвуда за помощь, и они ушли.

Несколько минут они шли молча, потом Кейт сказала:

— Я и не подозревала, что вы такой эксперт по игре в скраббл. Вам надо было упомянуть об этом в автобиографии. А другие таланты, о которых вы нам не сообщили, у вас имеются?

Голос Бентона был лишен всякого выражения:

— Сразу как-то не припомню, мэм. Я часто играл в скраббл в детстве, с бабушкой. С бабушкой-англичанкой.

— Ну и отлично. Ничего страшного, что вы не смогли удержаться и решили блеснуть перед ними. Она ведь не приняла нас с вами всерьез, да и он тоже. И ни тот ни другая не постеснялись это продемонстрировать. Устроили нам спектакль. Тем не менее мы получили ту информацию, которую нас просили получить: где они находились сегодня, с семи тридцати утра. А мистер Дэлглиш сам получит все, что ему будет нужно. Ему-то они спектакля не устроят. А что вы о ней думаете?

— Как о подозреваемой?

— А как иначе? Мы же к ней не в гости ходили.

Наконец-то они собираются обсуждать ход расследования как коллеги. Наступила пауза. Минуту спустя Бентон сказал:

— Я думаю, если бы она решила кого-то убить, она была бы совершенно безжалостна. И не думаю, что потом очень мучилась бы сознанием вины. Но где мотив убийства?

— Как говорит Миранда Оливер, ее отец решил во что бы то ни стало выдворить Эмили Холкум из этого коттеджа.

— Нет никаких причин думать, что это ему удалось бы. Она же — Холкум, попечители фонда будут всегда на ее стороне. И ей ведь вроде бы восемьдесят? Возможно, она способна сравнительно легко одолеть лестницу в башне маяка — она показалась мне очень крепкой для своего возраста, но я не могу представить себе, что ей хватило сил перебросить труп Оливера через поручни или втащить его наверх с предыдущего этажа. Я прихожу к выводу, что именно там он и умер. Кто бы ни заманил его на маяк, вряд ли планировал убить его на площадке, идущей вокруг фонаря. Слишком велик риск, что их там увидят.

— Да нет, вряд ли, на морской-то стороне! — возразила Кейт. — И это было бы легче, чем тащить мертвый груз по последнему пролету на верхнюю площадку. Она могла предложить ему побеседовать на свежем воздухе. И он ведь был не такого уж крупного телосложения. Думаю, она могла перевалить его через поручни. Впрочем, тогда ей надо было бы его поднять. А это не так легко.

— Как вы полагаете, Рафтвуд мог бы совершить убийство ради нее? — спросил Бентон-Смит. — Или помочь ей в этом?

— Откуда мне знать, сержант? Не так уж много смысла рассуждать о мотиве или о сговоре, прежде чем мы не проверим все алиби, если они действительно алиби, и не узнаем, кто по-настоящему чист. Главное, что нам нужно, это факты. Если предположить, что он воспользовался велосипедом, каковы шансы, что его могли заметить?

— Шансов не так уж много, мэм, особенно в этом узком проходе. Он укрыт склоном и изгородью, так что если Рафтвуд держал голову низко над рулем, его не было бы видно. А та дырка в покрышке могла быть прорезана ножом. Взгляните на дорожку, жесткая трава, песчаная почва, гладкая галька, кроме каких-нибудь двух-трех камушков. Или же он мог поехать вдоль нижней скалы. На том пути он с полной гарантией мог проколоть шину. Острый кремень прорезал бы ее точно так же, как нож. Но я сказал бы, что разрез сделан специально, не так важно чем.

— Но это не обязательно указывает на вину. Он мог сделать разрез, потому что ему пришло в голову устранить всякие подозрения на его счет, в надежде что тогда мы оставим их обоих в покое.

— Тогда почему бы не сделать это более убедительно? — возразил Бентон-Смит.

— Времени не было. Эта идея могла прийти ему в голову незадолго до нашего к ним прихода. В сарайчике были инструменты и пара больших ножниц. Любой острый предмет подошел бы.

— Но, мэм, если и убийство, и алиби были преднамеренными, разве он не мог испортить велосипед гораздо раньше?

— Вот тут вы правы, сержант.

Остаток пути до Кум-Хауса они шли молча, но Кейт чувствовала, что молчание было дружелюбным, что одна из секций ограды была осторожно приотворена.

11

Дэлглишу показалось удивительно интересным то, какими разными, хотя бы внешне, были коттеджи, которые он успел увидеть. Похоже было, что архитектор, получив простой план, всячески старался избежать ведомственного однообразия. Коттедж «Тюлень» обещал быть одним из наиболее привлекательных. Построенный всего футах в тридцати от края скалы, он, несмотря на незамысловатую планировку, отличался приятной симметрией в расположении окон и тщательно продуманной соразмерностью стен и крыши. Главных комнат в коттедже было всего две: большая спальня с современной душевой — наверху и гостиная с кухней — внизу. Окна выходили на две стороны, так что комнаты были полны света. Все было сделано для того, чтобы Дэлглиш мог здесь чувствовать себя удобно; он заключил, что это миссис Бербридж не пожалела усилий. Перед широким, облицованным камнем камином, на каменной плите, — плоская корзина из древесной дранки, полная поленьев и бездымных брикетов, с уже приготовленной растопкой; слева, в углублении, Дэлглиш заметил железную дверцу духовки для хлеба и, открыв ее, увидел, что там тоже лежит запас растопки.

Обстановки в гостиной — минимум, но она хорошо продумана: два мягких кресла перед камином и простой обеденный стол посреди комнаты, у стола — два стула с прямыми спинками. Под окном, выходящим на море, — письменный стол в современном функциональном стиле. Кухонька крохотная, словно кухня на борту самолета, но хорошо оборудованная, с небольшой электроплитой и микроволновой печью. Здесь обнаружился щедрый запас апельсинов и соковыжималка, а в холодильнике — молоко, полдюжины яиц и четыре порции бекона, не в целлофане, а в специальном пластмассовом контейнере; кроме того — крем-брюле и полбатона хлеба явно домашней выпечки. На полке шкафчика лежали пакетики овсянки и кукурузных хлопьев для завтрака и стояла банка с завинчивающейся крышкой, полная мюсли. В другом шкафчике — столовая и чайная посуда и столовые приборы, а также стаканы и три бокала для вина. Там же стояли шесть бутылок: три — белого новозеландского «Совиньона» и три — «Шато батай» 1994 года — качество этих вин не допускало питья на ходу. Кто же за них заплатит? — подумалось ему. — А то еще может случиться, что люди мелочные захотят счесть это вино побуждением к выпивке или сознательной попыткой споить полицейских. Насколько же, по мысли хозяев, должно хватить этого вина? Были ли эти бутылки результатом дружелюбного расчета миссис Бербридж, решившей, что именно столько вина могут выпить трое полицейских офицеров за пару дней, и — если бутылки окажутся пустыми раньше — заменят ли их полными?