Вторая жизнь Наполеона - Михаил Первухин

— Это «говорящий Килору». Он вернулся к людям, которые так почитали его.

Наполеон, который в высшей степени обладал качеством великих кондотьеров — умением использовать в своих выгодах все благоприятные обстоятельства, учел, какие выгоды представляет для него мистицизм кафров и обожание «немого Килору». При нападении на город Гуру он с небольшим отрядом пробрался к храму, где лежала статуя «Императора», предоставив недурно знавшему артиллерийское дело Джону Брауну напугать обитателей Гуру при помощи ружейных выстрелов и «огненных змей». Заняв храм «немого Килору», Наполеон выждал момент, когда кафры ринулись к алтарю «немого Килору», и, осветив храм бенгальским огнем из запасов той же «Анны-Марии», разыграл вышеописанную сцену, которая имела неописуемый успех.

Не вдаваясь в подробности, историк должен отметить, что с этого дня Наполеон сделался властелином Гуру и всех обитателей страны. Если он еще и не сделался, как мечтал, императором Африки, то начало для этого было положено: теперь наполеоновским владением стал край, насчитывавший двести километров береговой линии и до трехсот километров в глубь страны. Это был край, пространством превышавший, пожалуй, Апеннинский полуостров. Но все население этой страны, этой «первой африканской империи Наполеона», исчислялось скромной цифрой в сто тысяч человек, рассеянных по непроходимым лесным дебрям, и среди болот.

Весть о том, что Гуру, на четверть истребленный огнем, стал добычей «живого Килору», с невероятной быстротой разнеслась по всей стране Матамани, вызывая и тревогу и острое любопытство. Отовсюду к столице края потянулись своеобразные делегации, шедшие для того, чтобы проверить слух о появлении «живого Килору» и заручиться его благоволением.

Не теряя минуты напрасно и проявляя поразительную, нечеловеческую деятельность, Наполеон принялся за реорганизацию своего нового владения, набирая первым долгом внушительную армию. У всех его спутников было дел, как говорится, по горло: приходилось работать, не покладая рук.

Для всех было ясно, что Наполеон готовится привести в исполнение какой-то грандиозный план. Но в чем состоял этот план, никто не знал, кроме него самого да доктора Мак-Кенна.

Одновременно с организацией сил нового африканского королевства Наполеон не оставлял идеи изыскания и других способов спасения и возвращения в Европу.

Через месяц после того, как Наполеон сделался королем страны Матамани, в том же самом «храме немого Килору» как-то раз ночью с вечера и до рассвета шло таинственное совещание, в котором приняли участие Наполеон, Мак-Кенна, Костер, Джонсон и Джон Браун.

На этом совещании было принято одно весьма важное решение.

— Да, — сказал, поднимаясь и расхаживая по храму, Наполеон, — это будет самое лучшее. Но кто возьмет это на себя? Послать Бена и Дана?

— Ни в коем случае! — возразил Мак-Кенна. — Во-первых, это малокультурные люди, во-вторых, нельзя на них положиться: они честны, но пьют. Чтобы они могли выполнить поручение, их необходимо снабдить деньгами и притом деньгами большими. Кто поручится, что, добравшись до цивилизованных стран, они не поддадутся соблазну вкусить от всех благ жизни? А закутив, они способны в пьяном виде проболтаться и погубить все дело. Нет, ни Бену, ни Дану такого деликатного поручения давать нельзя.

— Отправляйтесь вы, Мак-Кенна! — предложил Наполеон.

Мак-Кенна вскинул свой взор на Наполеона, как будто желая сказать что-то очень резкое, но ограничился тем, что произнес:

— Я должен оставаться с вами, сэр. Этого требуют ваши интересы.

— Вы думаете, я так болен? — осведомился Наполеон.

— Нет! Этого я не думаю! — ответил хирург. — По ваше здоровье все-таки оставляет желать лучшего. Медик должен всегда быть у вас под рукой.

— Тогда остается отправить Джона Брауна, — задумчиво вымолвил Наполеон.

— Невозможно! — хором откликнулись Джонсон, Костер и Мак-Кенна.

— Почему?

— Он слишком простодушный парень. У него могут выпытать тайну нашего пребывания.

— Но кого же, кого? — спросил Наполеон.

— Отправляюсь я, — поднялся Костер. — И возьму с собою Сальватора. Вдвоем мы добьемся цели.

Подумав немного, Наполеон вымолвил:

— Пусть будет так. Готовьтесь в путь, адмирал Костер! И скажите моему флигель-адъютанту Сальватору, что он будет сопровождать вас. Судьба Наполеона, быть может будет в ваших руках…

В первых числах ноября месяца 1821 года, шедшее вокруг Африки английское торговое судно «Юнона» увидело нырявшую в волнах пирогу с десятком гребцов негров. Кто-то подавал с кормы пироги сигнал, махая белым платком.

Командовавший «Юноной» капитан Вильям Симеон из Лондона, завидев пирогу, взялся за подзорную трубу.

Через полчаса на борт «Юноны» поднялись двое белых. Один был старик лет шестидесяти, другой юноша семнадцати лет с красивым смуглым лицом и блестящими глазами.

Когда старик передал капитану Симеону плату за проезд до Капштадта, лицо моряка просветлело.

— Ваши имена, джентльмены? — спросил старика капитан, пока привезшая к «Юноне» двух новых пассажиров пирога отходила от борта брига.

— Томас Линч, сэр! Плантатор из Бразилии, — рекомендовался старик. — Мой спутник — мой слуга, неаполитанец Сальватор Сартини.

— Как вас черт занес сюда?

— Потерпели крушение. Шхуна «Филадельфия».

— Странно, как негры не съели вас.

«Плантатор» пожал плечами.

Бриг продолжал свое плавание.

XIII

О том, как «принц Конго», матрос на борту «Мингера Ван Блоома», узнал в «плантаторе Линче» пирата Костера и что из этого вышло

Бриг «Юнона» под командой капитана Симеона благополучно добрался до Капштадта, и подобранные им у берегов Бенгуэлы плантатор Томас Линч и его слуга Сальватор Сартини сошли на берег. Им пришлось дожидаться около двух с половиной недель, покуда в гавань Капштадта не зашел первый корабль, направлявшийся в Европу. Это был тяжеловесный голландский трехмачтовик «Мингер Ван Блоом», совершавший тогда регулярные рейсы между портами Китая и Голландией. Без особого труда плантатор Томас Линч и его слуга нашли себе приют на этом судне. Перед отправлением в путь мистер Линч написал, по крайней мере, десять писем в разные места Европы и Америки, но, как человек предусмотрительный и осторожный, устроил так, что все эти письма пошли по назначению не с «Мингером Ван Блоомом», а с двумя другими судами; ни одно из писем, с такими предосторожностями отправленных Линчем в Европу и Америку, не дошло по назначению.