Трагедия королевы - Луиза Мюльбах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Папа-король! — воскликнул мальчик с заблестевшими глазами. — Теперь я все понял и мне стыдно за свой недавний ропот. Обещаю вам, ваше величество, — продолжал он с серьезной миной, положив руку на грудь, в виде клятвы, — обещаю вам постараться подавать народу добрый пример и быть приветливым и учтивым со всеми. Никогда больше не стану я жаловаться на то, что мы живем в Париже, и постараюсь быть веселым и довольным.
Дофин действительно сдержал свое обещание. Он больше ни единым словом не упоминал о прежней чудесной жизни в Версале и как будто совершенно забыл о том, что лишь недавно поселился в большом пустынном дворце с мрачными залами, где неприветливо смотрели полинялая обивка стен, старинная мебель с потускневшей позолотой и жесткими подушками. Ребенок не роптал и на то, что для прогулки королевской семьи была отведена только небольшая замкнутая часть Тюильрийского сада, обнесенная железной решеткой, через которую часто доносились слова угрозы и были видны гневные, дышавшие ненавистью лица.
Однажды, услышав подобные возгласы и увидав злобные лица черни, дофин испугался и, ухватившись за мать, стал боязливо просить, чтобы его увели обратно во дворец. Однако Мария-Антуанетта вместо того, чтобы исполнить его желание, повела плачущего, испуганного мальчика дальше в сад. Дойдя до маленького павильона, который возвышался в углу сада со стороны набережной, королева уселась там на скамейку, посадила дофина перед собою на мраморный стол, вытерла своим платком его заплаканные глаза и стала нежно упрашивать его успокоиться и перестать бояться.
— Когда ты плачешь, дитя мое, — сказала наконец она печальным тоном, видя, что ребенок все еще не может преодолеть свои слезы, — когда ты плачешь, то я теряю всякое мужество и вокруг меня становится вдруг так темно и мрачно, точно солнце закатилось. Тогда мне хочется плакать вместе с тобою, а между тем это не пристало королеве. Злые люди станут радоваться, видя наши слезы, и мы должны с гордостью скрывать свои страдания. Когда я вижу тебя в слезах, то меня покидают силы. Помнишь, как мы недавно ехали сюда из Версаля? Помнишь, как злые люди, окружавшие нас, смеялись надо мною и оскорбляли меня, твою мать? Я оставалась холодной и спокойной, но заплакала, когда ты, дитя мое, пожаловался на голод.
— Мама, — воскликнул ребенок с заблестевшими глазами, — я никогда больше не стану жаловаться, чтобы злые люди не радовались при виде твоих слез.
— Но с добрыми людьми, сын мой, ты должен быть всегда приветлив и предупредителен.
— Непременно буду, — задумчиво ответил дофин. — Только скажи мне, мама-королева, которые же люди добры?
— Считай всех людей добрыми, Луи, — вздыхая, сказала королева, — и потому будь приветлив со всеми. Если же они пренебрегут твоею добротой и приветливостью и оттолкнут их прочь, то ты не будешь виноват, а милосердный Бог и твои родители останутся довольны тобою.
— Мама, — с живостью подхватил принц, причем по его лицу, сиявшему детской невинностью и красотой, промелькнула тень, — я не могу допустить, чтобы все люди были добры. Как они ругались вчера и кричали злые слова нам в карету и как нападали на тебя, моя милая мама-королева!
— Они не придут к нам больше, Луи, нет! Будем надеяться, что злые люди больше не явятся, а те, которые посещают нас здесь, — люди добрые. Поэтому будь со всеми ласков и обходителен, чтобы подданные твоего отца полюбили тебя и увидали, насколько благонравен и учтив с самого детства их будущий король.
— Хорошо, — с жаром ответил дофин, — я буду благонравен и учтив со всеми, только ради того, чтобы ты была довольна мною, только ради того!
Тут вошедший пристав доложил о приходе генерала Лафайетта и парижского мэра де Бальи.
— Мама-королева, — пробормотал принц, когда те вошли в павильон с разрешения Марии-Антуанетты, — ведь это — тот самый генерал, который был тогда в Версале? Я не могу быть приветливым с ним, потому что он принадлежит также к злым людям.
— Тише, дитя мое, тише! — прошептала королева. — Ради бога молчи, чтобы кто-нибудь не услыхал! Генерал Лафайетт вовсе не принадлежит к нашим врагам, он незлой и желает нам добра. Будь как можно приветливее с ним, дитя мое!
Мария-Антуанетта взяла сына за руку и с улыбкой на устах пошла навстречу пришедшим, чтобы осведомиться о цели их появления в такой необычный час и в таком месте.
— Государыня, — сказал Лафайетт, — я пришел просить ваше величество соизволить указать мне, в какие часы будет вам угодно посещать парк и сад, чтобы я мог сделать надлежащие распоряжения.
— Иными словами, генерал, — подхватила королева, — у меня отнимают возможность выходить в парк, когда мне вздумается, и я должна пользоваться чистым воздухом лишь в назначенное время, как узница в тюремном заключении?
— Простите, государыня, — почтительно возразил генерал, — благоволите вспомнить, что спокойствие и безопасность вашей высочайшей особы для меня священнее всего на свете, и я считаю первым долгом охранять ваше величество от всякого оскорбления и неприятности.
— Так вот до чего дошло? — гневно воскликнула Мария-Антуанетта. — Королеву Франции приходится защищать от оскорблений и неприятностей! Она не смеет даже спуститься во всякое время в свой парк, так как ей угрожают обиды со стороны народа, если генерал Лафайетт не примет предварительно особых мер! Но если так, то не проще ли запереть ворота парка? Он составляет королевскую собственность, и королю, наверно, будет дозволено оградить свое имущество от грубых посягательств черни. Я сама позабочусь о том, генерал, чтобы оградить себя от оскорблений во всякое время, когда мне вздумается спуститься в парк и внутренний сад. Я попрошу его величество короля закрыть доступ сюда, как и в аллею вдоль набережной. Этим все будет сказано, и тогда, по крайней мере,
