Проклятие Эвлона - Рон Криннит

— Но почему?

— Я читала полную версию указа о запрете солбиса. Там говорилось, что он ослабляет печать на Вратах. Чем больше тарбиса в Эвлоне, тем легче демонам преодолевать печать.

Сергей понимающе покивал. Если солбис действительно так влиял на печать, его запрет и дальнейшее переименование в тарбис были обоснованны. В этот момент вернулась Канея, и речь пошла о более приземленных вещах.

— Луденса, что-нибудь узнала об этой Консилье? — спросила она у своей подопечной хорнии.

— Я поговорила с ее элокой, — ответила та. — Консилья — один из арендаторов луни Лайды. Думаю, за завтраком тебе доведется общаться именно с ней.

— Лайда? Лайда Контемни?! — судя по тону довнии, речь зашла о важной шишке.

— Она самая, — подтвердила Луденса.

— А кто это такая? — заинтересовался Сергей.

— Председатель совета, — пояснила хорния, пока ее вектига пыталась прийти в себя. — Она владеет большим участком земли к утру от Эвлона. Половина зерна и сена, что привозят в город, выращены на ее полях.

— Канея, ты все еще считаешь, что не стоит тревожить Страту? — спросил Серый.

— Да, это моя ошибка, но теперь уже поздно, — торговка посмотрела на часы. — Я же не буду ломиться к ней домой, когда уже ночь на дворе.

— Кстати, как твой поход к портнихе? — поинтересовалась Луденса.

— Все хорошо, она — просто чудо! — воскликнула в ответ довния, не пояснив, кто собственно чудо, портниха или пошитая ею попона.

Канея вытащила из сумки сверток серой ткани, а ее элока бросилась зажигать освещение, чтобы получше все рассмотреть. Хозяйка накинула попону на спину, застегнула крючок под шеей и стала разглядывать себя в зеркало. Серый цвет, строгая форма, отсутствие узоров — все служило тому, чтобы советницы оценили скромность своей новой коллеги. Но искусство мастера придало обычной попоне почти волшебные свойства: довнию буквально окутала аура величия, так что она вполне уместно смотрелась бы даже рядом с самой королевой. Идеально ровная строчка швов, точная подгонка под фигуру — мастер Плумари не зря брала за работу столько денег. Да и сама ткань казалась не простой, в свете масляных ламп при каждом движении по ней пробегала волна серебристых искр. Сергей даже решил, что это плетеный кайлубис, но, пощупав ткань, убедился, что она мягкая и тонкая как шелк.

Настало время отходить ко сну. Луденса осталась спать с ними, и Серому пришлось забираться под покрывало хозяйки. Нервничающая довния постоянно пихала его в бок, мешая заснуть, так что ее подопечному пришлось прибегнуть к проверенному средству: он стал разминать загривок эквы, пропуская прядки волос между пальцев, от чего она постепенно расслабилась и затихла.

— Что мне делать? Как себя вести? — утром вчерашнее напряжение вернулось к Канее с удвоенной силой.

Ее ноги постоянно пританцовывали, мешая Сергею заниматься прической, пока он не шлепнул хорошенько экву по крупу.

— Стой спокойно! Для тебя же стараюсь, — кари раздраженно распустил все, что успел заплести, и стал заново орудовать щеткой, готовя гриву к своему новому особому плетению. — Внимательно слушай, со всем соглашайся и ничего не обещай — вот самая верная тактика.

Ноги довнии замерли, зато хвост заметался из стороны в сторону, будто ее атаковал целый рой слепней. Попросив Луденсу подержать непослушный хвост, Сергей отложил щетку и стал сосредоточенно плести косичку. На мордочке хорнии, следящей за его руками, возникло недоумение, и она даже тряхнула головой. Самый простой на первый взгляд колосок выглядел совершенно не так, как обычный, причем, в чем особенность Луденса никак не могла сообразить.

— Это как? — не выдержав, спросила она. — Что за волшебство ты тут применил?

— Ничего особенного, — скромно ответил Сергей. — Просто я заплел его наизнанку. Этот колосок выглядит так, будто его перевернули обратной стороной наружу.

— Канея, они все будут таращиться на твою гриву, — хихикнув, прокомментировала хорния, — и позабудут все свои вопросы.

Довния дернулась было к зеркалу, но после окрика кари вновь замерла.

— Я еще не доделал, — сердито сказал он. — Потом налюбуешься.

Сергей добрался до самого низа шеи и закрепил оставшиеся прядки ленточкой. Канея наконец смогла поглядеть на свое отражение и радостно улыбнулась. Переживания отступили на второй план — любой даме, чтобы унять волнение, достаточно почувствовать себя красивой. Довния надела попону и затянула идущие в комплекте ремешки, старая сбруя тут, конечно же, не годилась.

— Я готова, — объявила Канея, расправив последние складки.

— Ну, пошли, — Сергей направился в лестнице.

— Сегри, прости, я не смогу тебя взять, — остановила его хозяйка. — Брать кари в незнакомый дом — неприлично.

— Жаль, но тогда, желаю удачи! — он обнял напоследок нарядную довнию, и Канея заспешила на свое мероприятие.

Луденса вскоре тоже ушла, и чтобы скоротать время, Сергей решил проследить по хроникам, как угасал институт брака. Он уже прочитал почти все свитки, принесенные хорнией, и стал неплохо в них ориентироваться. В самых старых текстах свадьбы упоминались почти в каждом четвертом случае. Постепенно, череда бракосочетаний редела и последнее из них состоялось в голова табунов две головы первом сезоне. Конечно, в хроники вносили только важные события. Между простыми экусами браки, возможно, заключались и позднее, но среди знати подобных союзов более не наблюдалось. Серый стал искать причины происходившего и выделил несколько важных моментов. Первым был указ о многоженстве в два прайда третьем сезоне. После особо жестоких битв с многочисленными потерями экусам разрешили вступать в брак сразу с несколькими эквами. Причины были, конечно же, понятны, но отмена моногамии уничтожила понятие брака, как союза двух любящих сердец. Следующим важным указом стало признание незаконнорожденных жеребят равными во всех правах законным наследникам в три прайда две головы втором сезоне, а спустя прайд сезонов понятие «незаконнорожденный» вообще отменили, введя одновременно термин «первая кровь» — т.е. абсолютно любой потомок. Параллельно земли и имущество, переходили в ведение экв. Если в ранних записях эквы действовали от имени своих супругов, отцов или сыновей, то впоследствии все чаще наследство стало оформляться на дочерей. Очевидно, экусы почти всю жизнь стали проводить у врат, охраняя страну, и не могли эффективно распоряжаться имуществом, а эквам так было проще управлять активами. Любовь, дети, совместное имущество — три столпа, на которых покоился институт брака, были разрушены. Не удивительно, что и само понятие отошло в прошлое, оставшись лишь в легендах. Единственным подобием свадьбы, сохранившимся до настоящего времени, оставался союз королевы и прайм-хорния, но должны ли они были хранить верность друг другу Сергей выяснить так и не смог.